Пленники чести

Шатилов Александр

— Прошу простить нас с Натальей Всеволодовной. Мы не знали… — начал Александр Иванович.

— Более того, — перебила его Клара Генриховна, всё так же неторопливо и растянуто произнося слова, — более того, молодые люди взяли моду говорить, когда никто не давал им слова.

— Да я всегда знала, что это нынешняя молодёжь совершенно отбилась от рук, их надо ещё учить и воспитывать, — торопливо начала госпожа Симпли, но Клара Генриховна лишь строго посмотрела на неё своим холодным, пронизывающим взглядом.

Госпожа Симпли тут же утихла и даже как будто сжалась в комок, стараясь стать незаметной для окружающих и более не привлекать к себе

ничьего внимания.

— Вот тебе и тётушка приехала, ни «здравствуйте», ни «как поживаете», — прошептал Павел Егорович на ухо господину Симпли, который тоже немного оробел от такого обращения с его супругой, которую он сам боялся, как огня.

Клара Генриховна сделала вид, что не заметила этого.

— И так, дамы и господа, я позволю себе представить вашему обществу моих спутников: это Виктор Юрьевич и Анна Юрьевна Черводольские. Эти приятные молодые люди доводятся мне племянниками, и, если вам интересно знать, это дети моей покойной четвероюродной сестры, и находятся они под моей опекой. Прошу любить и жаловать, — сказала она.

Оба молодых человека встали, юноша поклонился, а девушка сделала изящный реверанс.

— Думаю, вы все потом познакомитесь поближе, — продолжала Клара Генриховна, когда Виктор и Анна сели на место. — Теперь же мне интересно знать, почему моего мужа похоронили без моего присутствия?

— Видите ли, уважаемая, Клара Генриховна, — обратился к ней Павел Егорович, — я всячески был против столь ранних похорон, но все остальные настояли, чтобы хоронили именно вчера, не дожидаясь вашего приезда.

— Вы напрасно поспеши, господа, я сильно разочаровалась в вас, — холодно ответила она.

— Но, понимаете ли, госпожа Уилсон, в другое время хоронить было никак нельзя, — начал оправдываться господин Симпли.

— Что ж, если похороны уже состоялись, то тут ничего не исправишь, — сказала Клара Генриховна, бросая на него спокойный и холодный взор. — Перейдём же тогда скорее к делу более важному, чем заботы о похоронах. Надеюсь, в моё отсутствие завещание не было обнародовано?

— Никак нет, ваша милость, — ответил Альфред, — кроме того, осмелюсь доложить, что господин нотариус изволили вчера-с прислать письмо, адресованное господам наследникам, — с этими словами дворецкий подошел к Кларе Генриховне и вручил ей запечатанный пакет.

Сломав печати и взглянув на густо исписанный лист бумаги, оказавшийся внутри, она недовольно усмехнулась и протянула письмо обратно дворецкому.

— Потрудитесь-ка, голубчик сами прочесть письмо, я не могу разобрать эти бестолковые каракули, — строго сказала она.

Альфред поправил голос и начал читать:

«Милостивые господа наследники, прошу меня простить, но в ближайшее время я не смогу прибыть в Уилсон Холл для оглашения последней воли умершего господина Уилсона. Дела не позволяют мне сделать этого. Я срочно уезжаю в город и прошу вас до моего возвращения не покидать замка. Обещаю, милостивые государи и государыни, что как только все дела будут улажены, я, в первейшую очередь, сообщу вам последнюю волю вашего дражайшего родственника, о котором мы все безмерно скорбим. Прошу вас не принимать никаких попыток по разделу имущества усопшего, храня уважение к его последнему волеизъявлению. Ваш покорнейший слуга, нотариус Никита Ильич Каингольц».

Окончив чтение, дворецкий вытер лоб платком и боязливо взглянул на госпожу Уилсон. Несколько минут никто ничего не говорил, ожидая реакции грозной тётушки.

— Да как этот мошенник смел такое

написать! — гневно воскликнула она, нарушив молчание. — Как в голову ему могло прийти уехать и даже не дать нам возможности прочитать завещание моего мужа! Но я до него ещё доберусь, — на этих словах она опустила голову на руку и немного задумалась.

— Ну, впрочем, отсутствие завещания ничего не меняет. Всё будет по-моему, дамы и господа, мой слабоумный муженёк даже не мог нормально умереть, так что его завещание ничего не стоит. Сообщаю всем вам, что с этого момента я хозяйка этого поместья и отныне вы мои гости. Я уважаю законы, и дождусь нашего дорогого нотариуса. Но вы получите ровно столько, сколько я посчитаю нужным вам дать, вне зависимости от предсмертного бреда моего супруга. Вам понятно, мои дорогие родственники? — тут она грозно оглядела присутствовавших.

— Но, любезная Клара Генриховна, — обратился к ней Павел Егорович, — это будет не совсем законно и справедливо. Всё-таки воля покойного значит немало.

— Вам понятны мои слова? — спросила Клара Генриховна, сердито глядя на Павла Егоровича.

— Да, — ответил тот, робея, чувствуя, что не может сопротивляться стальному взгляду пожилой леди.

— Теперь вы, юная леди, — строго сказала госпожа Уилсон, взглянув на Наталью Всеволодовну, которая страшно испугалась, услышав эти слова. — Я попрошу вас подняться, ведь я обращаюсь к вам.

Натали встала, не смея поднять глаз, и сделала лёгкий реверанс. Она чувствовала, как глаза Клары Генриховны испепеляют её.

— Какова бы ни была воля моего дорогого супруга, вы теперь находитесь под моей личной опекой. Вы, моя дорогая, склонны, однако, считать меня бессердечной женщиной, желающей вам исключительно несчастья. Конечно, я до сих пор не понимаю, отчего Михаил взял вас в наш дом, но я искренне желаю вам только добра и надеюсь, что с сегодняшнего дня бы будите меня во всём слушаться. Забудьте все те глупости, что были в прошлом. Помните, отныне ваша судьба зависит целиком и полностью от меня, поэтому прошу вас быть благоразумной. И так, дитя моё, есть ли у тебя ко мне вопросы? — спросила госпожа Уилсон, стараясь казаться ласковой.

— Нет, тётушка, — со вздохом ответила Наталья.

— Ну, вот и хорошо, а теперь я прошу тебя сесть подле меня рядом с моими племянниками, — сказала госпожа Уилсон, указывая на кресло рядом с креслом кареглазой Анны Юрьевны.

Наталья склонилась в реверансе, но сама была готова заплакать. Она бросила Александру Ивановичу взгляд, полный тоски и отчаянья, и медленно отправилась к своему новому месту.

— Бедное моё дитя, ты всё ещё не можешь пережить утрату, — сочувствующим тоном произнесла госпожа Уилсон, заметив печаль Натальи Всеволодовны.

— Позвольте спросить, тётушка, — вдруг сказал Карл Феликсович.

— Что за вопрос, дорогой мой? — осведомилась Клара Генриховна, не спуская глаз с Натальи.

— А что если кто-то осмелится просить руки вашей новой воспитанницы? На что рассчитывать этому несчастному? — саркастически улыбаясь, спросил Карл Феликсович, поглядывая на Александра Ивановича.

— Неужели ты, мой мальчик решился просить её руки? — удивлённо воскликнула Клара Генриховна.

— О нет, тётушка, вы же знаете мой характер, — ласково ответил ей Карл Феликсович, — просто некогда любезный Алексей Николаевич изволили выказывать желание обзавестись такой женой, как достопочтенная Наталья Всеволодовна, — при этом он снова бросил недобрый взгляд на Александра.