Пленники чести
Шрифт:
— Боже мой! Какое счастье, что это вы, Альфред! — воскликнула Наталья Всеволодовна, разглядев в мерцающем слабом свете дворецкого в ночном колпаке и халате, со свечёй в руках.
— Я мог тебя так убить, приняв за призрака или вора, — сказал Александр Иванович, принимая подсвечник из рук Натальи.
— Ваши милости изволят потешаться надо мной, — сонно проворчал Альфред, поправляя халат. — Не жалеете вы моих седин, молодые люди, бродите тут по ночам, не проявляя уважения ни ко мне, ни к этому дому, ни к покойному вашему дядюшке.
— Прошу простить нас, и даю слово, что у нас не было и мысли шутить над тобой, — ответил Александр Иванович. — Но скажи, не ты ли час назад заходил в комнату Натальи Всеволодовны?
— Ваша милость
Затем Альфред повернулся и ушёл к себе в комнату по узкому коридору, ведущему из колонного зала в комнаты для прислуги. Долго ещё слышалось ворчание престарелого дворецкого, эхом разносившееся по залам: «Что за молодёжь пошла, чему их только жизнь учит!» А молодые люди, словно отчитанные строгим преподавателем дети, побрели к себе, гадая, чьи же шаги и голоса слышал в эту ночь Альфред. Был ли это дух их недавно почившего родственника или призрак этот не одно десятилетие бродит по замку, они не знали. Ясно было только, что это привидение объявилось неспроста.
Расплавленный воск со свечей в подсвечнике стекал на медные подставки и долго не застывал.
— Раньше Альфред был добрее и веселее, — заметила Наталья.
— Я уверен, что он остался таким же в душе, — ответил Александр.
— У меня к вам просьба, Александр Иванович, — сказала Наталья.
— С радостью исполню всё, что вам будет угодно, сударыня, — ответил её спутник.
— Простите мне мою нескромность, но можно я переночую у вас в комнате? Мне там будет намного спокойнее, — краснея, сказала она.
Александр Иванович сразу же согласился, сказав, что будет охранять её сон. В тишине и мраке они вернулись. Когда они подошли к двери Александра, он достал ключ, но обнаружил, что она открыта. Поручик резко распахнул её, ворвался в комнату, обыскал всё помещение, но там так никого и не оказалось. После этого он оставил девушку в комнате одну, попросив её запереться. Сам он сел на пол перед дверью. Конечно, Александр старался не смыкать глаз, но сон всё-таки одолел его.
Проснулся он на рассвете, сам удивившись, что не встал по привычке в седьмом часу утра, ведь осенью солнце встаёт поздно. Привычными движениями Александр размялся и поправил свой мундир. Затем он постучал в дверь и спросил:
— Наталья Всеволодовна, вы спите?
— Нет, — раздался её голос, — вы что-то хотели?
— Да, вы не против, если я покину вас на время, чтобы узнать, как идут дела, ведь сегодня похороны, — сказал Александр Иванович.
— Вы правы, идите, — ответила она, — Я оденусь и немного позже найду вас.
Александр простился с ней и ушёл. Она же тем временем надела платье и пошла в свою комнату, чтобы переодеться в траур для похорон. Она долго приводила себя в порядок перед зеркалом в кованой раме, висевшим на стене. Это зеркало нравилось ей с детства и казалось самым нарядным из всех зеркал мира. И, как не было её сердца полно суеверного страха, она всё же решилась снять с него покрывало, хоть и верила, что в зеркале отразится её покойный дядюшка Уилсон. Она смотрела не себя с робостью. Прежние мысли о красоте казались ей дикими в этот день. Сердце щемило от мысли, что она продолжает жить, когда единственный по-настоящему близкий ей человек ушёл из этого мира. За окном сгущались свинцовые облака, хотя и было довольно светло. Ветер постукивал в окошко, позванивая стёклами.
Тем временем слуги уже давно встали и вовсю готовились к похоронам. Пришёл священник из храма, находившегося неподалёку. Он сидел в людской, внимательно перелистывая страницы Евангелия. На нём была длинная чёрная ряса, на груди на цепочке висел серебряный крест. При входе в людскую Александр Иванович, успевший привести себя в порядок и начистить до блеска сапоги, поздоровался с ним и узнал, что траурная процессия выйдет из замка в десять часов утра, когда соберутся все родственники. Процессия двинется прямо на местное кладбище. Александр пошёл сообщить об этом Наталье и столкнулся с нею в дверях. Её щёки вспыхнули, а очи опустились долу. В чёрном траурном платье она выглядела таинственной и прекрасной, словно бутон чёрной розы. И Александр невольно залюбовался этим хрупким и нежным цветком, почти забыв, по ком она надела этот траур.
После того, как он рассказал ей всё, что узнал о предстоящем погребении, они вместе сели на скамью у стены людской, которая была заставлена шкафами с посудой, кастрюлями, специями, съестными припасами и многим другим. Посреди людской стоял большой деревянный стол для слуг, застеленный грубой льняной скатертью. На столе была солонка, блюдечко и плетёная корзинка с чёрствым хлебом. Маленькая дверь в углу людской вела в винный погреб, где хранились выстроенные тесными рядами дубовые бочки с вином и мёдом. На кухне, к которой примыкала людская, возились насколько поваров. Они в жаре и духоте готовили поминальное угощенье. Всё это молодые люди рассматривали очень внимательно, не смея начать беседу. Однако в какой-то момент их глаза встретились и оба их личика вспыхнули румянцем смущения, а глаза опустились. И так они продолжали сидеть тихо, чуть дыша, совсем рядом друг с другом. Они слышали, как открылась парадная дверь замка, и в колонный зал внесли гроб. И тут же мрачные и тяжёлые мысли вновь погасили едва проскочившие искры безмятежности, так неуместно вдруг просочившийся в их разум. Нет, то было время скорби, не терпящей иных мыслей, ведь умер близкий им человек, и пришло время проститься с ним навсегда. Так было положено, таков людской закон.
Без четверти десять в людскую вошёл Альфред, одетый в траурный фрак.
— Ах, вот вы где, — сказал он, — господа уже изволили собраться в зале, вам следует поспешить.
Потом он поздоровался со священником и попросил его следовать за ним, попутно дав поварам несколько указаний. В колонном же зале собрались все родственники и слуги умершего господина Уилсона, не было только его жены. Двери были широко распахнуты, и ветер, залетая в зал, трепал бардовое покрывало, которым был накрыт небольшой стол. На этом столе стоял закрытый гроб. Никто не обратил особого внимания на появление Альфреда со священником. Одни деловито переговаривались между собой, другие стояли молча, опустив голову. Священник благословил присутствующих и прочитал молитву. После этого шестеро слуг, одетых в траурные ливреи, подошли к гробу, чтобы нести его до кладбища. В этот момент госпожа Симпли сказала священнику повелительным тоном:
— Святой отец, на улице сегодня холодно, давайте не будем затягивать прощание, сделаем всё быстро и разойдёмся.
— Дочь моя, — ответил ей священник, — обряд погребения свершится так, как он должен свершиться, без бесовского поспешания.
— Так начинайте же скорее! — возмутился Алексей Николаевич
Священник ничего не сказал, он молча отправился вслед за гробом, за ним последовали родственники, слуги, в завершении процессии шли музыканты, игравшие траурную мелодию. Процессия шла довольно быстро, подгоняемая вечно спешащим Алексеем Николаевичем, который даже хотел отправиться впереди гроба, но его предупредили, что это плохая примета, и ему пришлось идти рядом со всеми. По пути следования процессии к ней присоединились несколько соседей покойного, крестьяне, жившие на его земле и все местные жители, хорошо знавшие и любившие господина Уилсона.