Пленники чести
Шрифт:
— Успокойся, Альфред, всё кончилось хорошо, видишь, мы вернулись целыми и невредимыми, — ласково ответил Александр Иванович.
— Не жалеете вы моих седин, — укоризненно пробормотал дворецкий.
Когда Наталья поднималась вместе со своим спасителем по лестнице, им встретился Алексей Николаевич, возникший точно фантом в свете канделябра. Наталья отшатнулась от него, но Александр взял её под руку, прошептав: «Не бойтесь его, я с ним говорил, и ручаюсь, что он и пальцем не посмеет вас тронуть». Некоторое время все трое стояли молча и неподвижно, не зная, чего ожидать друг от
— Спокойной ночи! — грубо буркнул Алексей Николаевич и проскользнул мимо них, исчезнув в тёмной зале.
После того, как Александр проводил Наталью Всеволодовну до её комнаты, она сказала ему на прощанье:
— Благодарю, что спасли меня, я этого никогда не забуду, — на этих словах она потупилась и покраснела.
— Это был мой долг, и я рад, что столь благополучно его исполнил, — ответил Александр Иванович, и на этом они расстались.
Глава II
Солнце окончательно закатилось за горизонт, и стало совсем темно. Александр Иванович пошёл к себе в комнату. Он устал от переживаний и нуждался в хорошем отдыхе.
Все же остальные наследники собрались этим пасмурным вечером в гостиной, которая была невероятно богато убрана и являлась гордостью её прежнего владельца. На полу лежали персидские ковры, вдоль стен были расставлены мягкие кресла и диваны, на стенах висели большие портреты в золочёных рамах, но главным украшением был камин с искусно вылепленным гербом владельца замка. Четыре джентльмена и одна леди сели играть в бридж за круглый стол, накрытый зелёной бархатной скатертью. Однако игра шла плохо, и завязался разговор.
— Когда день вашей свадьбы, милостивый государь, — спросил господин Симпли, подтрунивая над Алексеем Николаевичем.
— Увы, сударь, свадьбы не будет, я, видите ли, человек строгих правил и не могу взять в жёны девицу, которая так плохо воспитана. К тому же, небезызвестный вам офицер уже изволил выказать на неё претензию, — мрачно отвечал тот.
— Вот как? Ай да поручик, и на войне хваток, и на гражданской не подкачал! — воскликнул удивлённый господин Симпли.
— Тебе, муженёк, поучиться бы хваткости в делах, — сказала наставительным тоном госпожа Симпли.
— По сути, играем только мы с вами, Алексей Николаевич, — сказал после минутной паузы Карл Феликсович, перекладывая карты из одной руки в другую. — Что толку в пустой забаве, может, мы с вами сыграем на деньги?
— Сейчас у меня денег нет вовсе, так что я не могу согласиться на ваше предложение. Вот когда получу наследство, тогда и сыграем, — ответил он.
— Да вы не робейте, сделайте только ставку, а уж отдадите после того как наследство получите, — сказал Карл Феликсович, жаждавший азарта.
— Когда замок станет моим, я сделаю здесь головокружительный ремонт, — задумчиво произнесла госпожа Симпли. — Персиковый цвет сейчас в моде, так что гостиная непременно должна быть персиковой. Весь этот старомодный декор, — она показала на лепнину над каминной полкой и на потолке, — всё это надо непременно поменять!
— Помилуйте, сударыня, всему этому великолепию, что нас окружает, по меньшей мере, полтораста лет! — прервал полёт её фантазии
На это госпожа Симпли ничего не ответила, лишь недовольно фыркнув, она начала яростно обмахиваться веером.
— Я выиграл, Карл Феликсович, — радостно воскликнул Алексей Николаевич.
— Кому везёт в картах, тому не везёт в любви, — заметил Павел Егорович.
— Только не говорите мне об этом противном чувстве! — воскликнул Карл Феликсович. — Оно ослепляет разум, мешает мыслить чётко и ясно, да и вообще не верю я в любовь. Это всего-навсего дешёвая уловка лицемеров, желающих достичь своей цели. А я всего, чего желаю, добиваюсь силой и умом, но только не подобными ухищрениями, как любовь. Её нет, просто нет, нет ни любви между мужчинами и женщинами, ни, тем более, любви к ближнему! Всё это уловки всякого рода святош, желающих обогатиться за наш счёт. Любовь придумали, чтобы принудить оставаться тех, кто хочет уйти, чтобы заставить делать то, что делать нет желания, любовь надо доказывать, а доказать её невозможно. Я слишком ценю свободу, чтобы поддаться этой манипуляции. Любовь стала оправданием неудачливых людей, ширмой, за которой они прячут свою несостоятельность, свою трусость и лень.
Произнесённая тирада смутила всех присутствовавших, уж слишком она была дерзкой и необычной. Несколько минут все молчали, не зная, что сказать, ведь спорить с таким человеком, как Карл Феликсович было опасно, хоть и слова его некоторым пришлись не по душе.
— И всё-таки она существует, а ваша свобода есть лишь право выбирать себе ограничения, — тихо произнёс Павел Егорович.
— Такова моя позиция, господа, и я не намерен больше это обсуждать, — громко добавил Карл Феликсович, смешал карты, встал и вышел из гостиной прочь.
Павел Егорович тоже встал и несколько раз нервно прошёлся по ковру, уж очень сильно задели его слова молодого человека. Госпожа Симпли настороженно озиралась, словно бы что-то искала по всей гостиной.
— Мне кажется, господа, за нами кто-то следит, — сказала она с обеспокоенным видом.
— Да, дорогая, ручаюсь, что это старики с картин смотрят за каждым нашим шагом! — с улыбкой произнёс господин Симпли.
— Снять бы эти портретики, да продать подороже, — предложил Алексей Николаевич.
— Ах, кузен, как вы не понимаете, что этого делать нельзя, — возразил Павел Егорович, — без этих портретов гостиная потеряет свой уникальный шарм!
— Да нет же, господа, здесь слишком душно, — сказала госпожа Симпли.
— В таком случае, не мешало бы открыть окно, — предложил Алексей Николаевич.
— Да, да, конечно стоит открыть окно, — согласились все и поспешили к окну.
Однако едва они встали, оно само собой распахнулось, влетел ветер, задул свечи и поднял в воздух игральные карты. Все вскрикнули и кинулись закрывать хлопающие створки. Но ветер свирепствовал, метал жёлтые листья в господ и трепал их волосы. На шум прибежал перепуганный Альфред. Всеобщими усилиями окно было плотно закрыто, свечи зажгли вновь. Когда все пришли в себя, Павел Егорович заметил: