Плоды зимы
Шрифт:
Старуха вылила воду из чайника, сунула ложки в сумку и радостно захихикала:
— Чайничек мой… — повторяла она. — Совсем целехонький. Хороший чайник… Знали бы вы, как быстро в нем вода закипает.
Она поблагодарила отца, бережно, будто младенца, прижала чайник к груди и быстро зашагала прочь.
— Да, несчастная женщина, — пробормотала мать. — Нам еще, можно сказать, повезло.
Они отнесли лестницу домой, и отец сказал:
— Пойду прогуляюсь по городу. Как знать, может, встречу кого, кто приехал из Лиона.
— Господи,
Отец надел чистый фартук, переменил каскетку и направился в центр города. Последние месяцы он не выходил за пределы их квартала и теперь внимательно оглядывался, искал вокруг перемен. Помимо сгоревших зданий, несколько домов пострадали во время уличных боев, но повреждения были несерьезные.
На улице Лекурба, на площади и под аркадами было людно. В начале Коммерческой улицы собралась толпа. Отец решил, что там продают продукты без карточек, и пожалел, что не захватил денег. Все же он подошел ближе и, безуспешно пытаясь заглянуть через головы людей, спросил:
— Что здесь происходит?
— Стригут наголо девок, которые путались с фрицами.
Из толпы доносились крики и взрывы хохота. Из уст в уста передавались имена девиц, и тут же слышались нелестные замечания по адресу их близких.
— Их потом посадят в грузовик и провезут по всему городу, — пояснила какая-то женщина.
— Нет, их заставят идти пешком, босиком поведут по улицам.
— Пусть идут нагишом! — завопила другая. Раздался громкий смех, и несколько голосов подхватили:
— Нагишом!.. Нагишом!
Толпа неистовствовала. Люди наперебой предлагали что-то, кричали:
— Брей у них все подряд!
— Нарисуйте ей свастику на груди!
Началась толкотня, каждому хотелось видеть все своими глазами. Каждый старался перекричать соседа. Отец сперва стоял поодаль, и хотя он не пробивался вперед, но вскоре очутился в самой гуще толпы, которая все росла и росла. Вокруг него стоял неумолчный гомон.
— Шлюхи — это только цветочки, завтра проведут по улицам всех коллаборационистов.
— А скольких бы еще надо за решетку.
— Всех, кто торговал с фрицами и наживался за наш счет.
— И тех, кто в муниципалитете служил…
— И молодчиков из петеновской милиции.
— Ну, эти уже дали стрекача.
— Ничего, отыщут даже в Берлине!
Отец вдруг подумал о Поле. Он чувствовал себя пленником этой толпы, и его охватил страх. Что с сыном? Арестован? Или успел уехать? А если Поль скрылся, тогда, глядишь, за отца возьмутся? Выставят на рыночной площади, как зверя заморского, а потом засадят в кутузку и дом к чертям подожгут? Да и дернуло его сюда прийти! Столько месяцев просидел в своей норе, и вот сегодня как дурак сам полез в это осиное гнездо.
Старику казалось, что все взгляды обращены на него, что все к нему присматриваются.
Его толкали, теснили со всех сторон, он тяжело дышал, на лбу у него выступил пот, и все же, усиленно работая локтями, он сумел наконец
Он шел быстро, внимательно оглядываясь по сторонам, то и дело оборачиваясь, — он не в силах был отделаться от мысли, что чья-то рука вот-вот схватит его за шиворот и раздастся грозный голос: «Это папаша Дюбуа… Взгляните на этого старого негодяя, он и пальцем не пошевелил, чтобы помешать своему сыну торговать с фрицами!»
Подойдя к своей калитке, старик остановился в нерешительности. А ну как за ним приходили, пока он отсутствовал? Он-то думал, что с уходом немцев наступит конец всем этим тревогам, и невзгодам, и вечному страху все потерять, а теперь вот над ним нависла новая угроза.
Он вошел, стараясь не хлопнуть калиткой. Матери в саду не было. Отец медленно двинулся по тенистой дорожке, в листве деревьев шумел ветер и гнал к нему тучи золотистых насекомых.
В начале дорожки, которая вела к дому, отец остановился. Из кухни доносились голоса. У него перехватило дыхание. Ноги подкашивались. И все же он направился к двери, напрягая слух.
И тут, подойдя к крыльцу, он узнал голос Жюльена.
42
Когда отец вошел, Жюльен и его невеста сидели за столом. В кухне вкусно пахло поджаренным салом. Жюльен обнял отца, потом, подтолкнув вперед девушку, которая стояла чуть поодаль, сказал:
— Это Франсуаза… Что ж, можешь ее поцеловать.
Старик поцеловал девушку.
— Ты весь вспотел, — заметил Жюльен. — И вид у тебя совсем замученный.
— Я отвык ходить.
Отец сел.
— Я собрала им поесть, — сказала мать. — Они выехали в пять утра и по дороге трижды пересаживались с одного грузовика на другой.
Отец смотрел на стол, там лежал хлеб, стояла тарелка с маленьким кусочком масла, варенье и корзинка с фруктами.
— Жюльен привез американское сало, — продолжала мать, — хочешь попробовать?
— Сделай ему яичницу, как нам, — посоветовал Жюльен.
Отец колебался. Он переводил взгляд с Франсуазы на сына, потом на стол.
— Это не сало, — пояснил Жюльен. — Это бекон.
Вмешалась Франсуаза:
— Все равно сало, только что название другое.
— Так или иначе, — проговорил отец, — думаю, закусить мне не вредно. Да ведь уже одиннадцать. Ну поем чуть раньше, и все тут.
— Тебе одно яйцо или два? — спросила мать.
— А их много осталось?
— Четыре штуки, но Жюльен обещает раздобыть завтра еще.
Мать уже положила на сковородку два ломтика сала. Кухня наполнилась аппетитным запахом. Казалось, один этот запах мог насытить, у отца потекли слюнки.