Плохая мать

Шеридан Миа

— Я позвонила Брэндону, — сказала она, ее слова были торопливыми. Он снова лег и наблюдал за ней с настороженностью во взгляде. — Я уже предлагала нам сделать перерыв, но сегодня утром я официально все закончила. — Она встретилась с ним взглядом. И увидела в нем надежду, страстное желание. Она тоже чувствовала это. И позволила себе почувствовать это, позволила всему притворству исчезнуть, а вместе с ним и накопленной за долгие годы боли. Чистый инстинкт подсказал ей путь, и она наклонилась вперед и приблизила свои губы к его. Он застонал, глубоко в горле, и запустил пальцы в ее волосы, когда они поцеловались.

— Я люблю тебя. — Его голос прозвучал сдавленно. — Всегда любил. И всегда буду.

— Я тоже люблю тебя, — сказала она в ответ, их глаза встретились. Его

глаза. Дело всегда было в его глазах. Они захватили ее с самого начала. Сначала она увидела в них дружбу, затем желание, затем любовь. Преданность. Теперь она видела это ясно, как божий день. И она знала, что он ушел, не позволив ей увидеть его глаза, потому что она увидела бы там любовь. Она бы ее узнала.

Сиенна откинулась назад и снова поцеловала его, наслаждаясь ощущением его рта на своем, тем, как медленные движения его языка все еще сводили ее с ума. Она чуть не рассмеялась от удивления, восторга и любопытного факта, что она когда-либо соглашалась на меньшее. Безопасность, возможно. Инстинкт самосохранения. Но ее мысли были мимолетны. Она хотела быть здесь, в этот момент, а время для саморефлексии наступит позже.

Они медленно раздевали друг друга, оба дрожа в предвкушении. Она стянула его рубашку через голову, проведя пальцем по очень легкому шраму на его грудной клетке, в том месте, где он прорвался через красную линию заграждения и упал на острый камень, когда ему было десять. Он плакал, а потом смутился из-за этого. Она знала. Знала все его шрамы, а он знал все ее. Его грудь была твердой и гладкой, между грудными мышцами виднелась редкая полоска волос. Сиенна протянула руку, провела по ним пальцами, а затем обеими руками провела по его соскам. Он вздрогнул и застонал. Она могла сказать, что он оставался неподвижным, позволив ей заново открывать его в ее собственном темпе. Она улыбнулась ему. Она хотела двигаться медленно, но тоже нуждалась, влага скапливалась между ее бедер, а соски затвердели в ожидании его прикосновений.

Глаза Гэвина встретились с ее, когда он расстегнул ее топ и позволил ему распахнуться. Ее грудь была обнажена. Он задержал на ней взгляд и слегка приоткрыл рот, она почувствовала одобрение его горящих глаз.

— Ты такая невероятно красивая, — сказал он. Она почувствовала себя красивой. Он всегда заставлял ее чувствовать это своими глазами, словами и тем, как он никогда не смотрел ни на кого, кроме нее.

— Ты тоже, — сказала она с улыбкой. Затем расстегнула его джинсы, и он быстро стянул их с бедер и прикрыл свою напряженную эрекцию. Ох. Ее нервы трепетали от возбуждения, взгляд затуманился от вожделения. Она должна была прикоснуться к нему. Поэтому протянула руку, скользя по его горячей плоти, и он застонал и подался вперед, звук, в котором были и удовольствие, и боль, сорвался с его губ. Она хотела попробовать его на вкус. Ощутить блаженство от того, что он входил в ее тело, и наблюдать, как бездумное наслаждение поглотило его лицо. Она не могла дождаться, чтобы увидеть, как он попытается удержать контроль, а затем сдастся ему и ощутит, как он толкается и дрожит, заявляя на нее права. Она хотела всего, что он мог дать, и все сразу.

Она замедлила дыхание настолько, насколько могла, сняла пижамные штаны, которые недавно надела, и отбросила их в сторону. Мгновение они оба лежали там, совершенно обнаженные, достаточно далеко, чтобы впитывать друг друга, их грудные клетки поднимались и опускались, сердца быстро бились. Затем они задвигались вместе, соприкосновение их обнаженной кожи заставило каждого ахнуть, перекатиться со смехом и стоном, оба быстро прервались при соприкосновении их ртов.

О, великолепие поцелуев обнаженными. Сплетенных конечностей, прерывистого дыхания и поглаживающих пальцев. Ничто не было недоступным, и оба, Гэвин и Сиенна, радостно исследовали друг друга, сначала медленно, но затем

с большей настойчивостью. Ей всегда нравилось чувствовать, как он дрожал, и ничего не изменилось. Ее рука поглаживала его эрекцию, его рот на ее соске, посасывая и облизывая, а затем опускаясь ниже, когда она практически закричала, ее бедра задвигались, когда наслаждение достигло высшей точки. Наивысшей. Тогда это было слишком для них обоих. Прошло всего несколько минут, но в то же время прошло одиннадцать лет, и еще одна секунда казалась невыносимой. Их глаза встретились, когда Гэвин расположился над ней, схватив за нижнюю часть ее бедра и приподняв его, открывая ее, чтобы он мог войти внутрь.

— О, Боже, — сказал он, его кадык дернулся, когда он сглотнул, его бицепсы напряглись, когда он приподнялся над ней.

Она обхватила его за зад, когда он начал двигаться, направив его так, чтобы он коснулся того места, которое заставляло ее дрожать при каждом ускоренном нажатии.

— Я не жил, Сиенна, на самом деле, — выдохнул он между поцелуями. — До этого момента.

Она поцеловала его крепче в ответ. Сиенна чувствовала себя живой, по-настоящему живой, впервые за много лет. Звезды плясали перед ее глазами, комната вокруг была туманной и неясной, и единственное, на чем она могла сосредоточиться, — это на сильном восторге своего тела. И она любила его. Боже, она так сильно любила его. И хотела замедлить или ускорить это, и, прежде чем она успела сделать что-либо, ее тело решило за нее, и она отпустила его, вцепившись в одеяло по обе стороны от себя и выдохнув его имя, когда достигла кульминации.

Ее оргазм вызвал его собственный, и он кончил с приглушенным стоном, прижавшись ртом к ее шее, в то время как его бедра замерли, прижимаясь в последний раз, чтобы продлить блаженство.

Они лежали так несколько мгновений, прежде чем он вышел из нее и перекатился на спину, увлекая ее за собой. Она рисовала ленивые круги на его животе, а он поглаживал пальцами ее руку, когда мир снова обрел четкость.

Она улыбнулась Гэвину, годы исчезли, пропасть сократилась, как будто их разлука была всего лишь одним болезненным моментом, который теперь закончился.

Глаза Сиенны медленно открылись, мягкий послеполуденный свет просачивался сквозь жалюзи. Воспоминания о том утре вернулись к ней, ее губы изогнулись в мечтательной улыбке, когда она повернулась к Гэвину.

Место, где он только что лежал, теперь опустело, хотя подушка все еще была измята. Ее улыбка погасла, и она села, почувствовав запах кофе и чего-то сладкого. Она облегченно вздохнула. Он все еще находился здесь и готовил что-то, что пахло просто невероятно.

Она прошлепала в ванную, где почистила зубы и уложила волосы во что-то, что больше не напоминало раздуваемую ветром альпаку, а затем отправилась на поиски Гэвина.

Она нашла его у плиты, он как раз выкладывал на тарелку последний кусочек французского тоста. Гэвин оглянулся через плечо, улыбаясь, когда она подошла к нему сзади и обняла за талию.

— Доброе утро, — сказала она, зарывшись лицом в его футболку и вдохнув его запах.

— Технически, сейчас полдень, — сказал он, повернулся и обнял ее. Он поцеловал Сиенну, задержавшись на губах, прежде чем пробормотать. — Я рад, что ты смогла поспать еще несколько часов. Голодна?

— Ммм… — сказала она. — Вообще-то, очень. И пахнет потрясающе.

Он повернулся обратно к стойке, взял тарелку и жестом указал на стол.

— Я использовал то, что нашел в твоем холодильнике. И, кстати, рад видеть, что ты купила кое-какую мебель.

Она улыбнулась, усаживаясь за стол, где уже стояли масло и сироп. Она купила сироп, чтобы он подошел к вафлям в тостере, которые лежали у нее в морозилке, но этот был намного вкуснее.

— Я собирался приготовить яйца и тосты, но вспомнил, что ты любишь сладкое, — сказал он, поставив перед ней чашку кофе.