Плохая война
Шрифт:
— Ух ты, какая штуковина!
— Это не штуковина, а десятиствольный рибадекин.
— Откуда он у нас? Он же, наверное, стоит кучу денег.
— Юридически он не наш. Один добрый человек, большой любитель вина, неожиданно провел ревизию подотчетного ему артиллерийского парка и пришел к выводу, что вот этот рибадекин нуждается в капитальном ремонте. И я любезно согласился принять его в ремонт.
— Ремонт? Тебе просто так дали совсем новое орудие на десять стволов, да ещё и денег заплатили?
— Ваша милость, — улыбнулся Йорг, — мы решили, что я сделаю этот ремонт совершенно бесплатно. А отпущенная на эти цели сумма из бюджета владельца орудия останется в ведении мастера артиллерии.
— Слушай, Йорг, а
— Видите ли, герр Максимилиан, это у швейцарцев есть свой дом и нет нужды в том, чтобы возить с собой все имущество, а армии ландскнехтов обоз просто необходим. Большинство повозок в нашем обозе принадлежит самим солдатам, которых мы, платя положенное жалование, не считаем необходимым обеспечивать транспортом для перевозки предметов не первой необходимости. Я бы оценил количество повозок в обозе как в среднем одну на каждые десять солдат. «В среднем» обозначает, что новобранцы могут шлепать пешим порядком, неся все имущество в заплечном мешке, а особо удачливые доппельсёльднеры [26] имеют собственные повозки, в которых перевозили палатки, мебель, и запасы пищи. В повозках также едут солдатские жены, слуги и члены семей.
26
Солдаты на двойном жаловании (нем.)
— Слуги? — недоуменно переспросил Макс.
— А что Вас удивляет, Ваша милость? «Двойное жалование» опытного ландскнехта — восемь талеров в месяц, а чернорабочему в городе платят полтора талера, причём на эти деньги ему приходится не только платить за одежду и жилье, но и кое-как содержать жену и детей.
— А зачем солдаты возят с собой семьи? Это же неудобно, тяжело и все такое.
— Представьте себя на их месте. Ваш полк стоит где-нибудь в Тироле, а семья у Вас в Гамбурге. И пешим порядком, максимум по сорок миль в день Вы пошли в отпуск. По прямой, как ворона летает, семьсот миль, но Вы-то, Ваша милость, не ворона, поэтому все полторы тысячи, то есть месяц туда и столько же обратно. Это если Вы оптимист и всерьез рассчитываете накопить денег на хотя бы трехмесячный отпуск и ещё семье сколько-то оставить. Кстати, надо ещё дожить до этого отпуска. Есть, конечно, и такие оптимисты, но пессимисты и реалисты у нас возят жен с собой. И не только по этой причине. Допустим, рубашки постирать можно и самому, а вот лично менять повязки каждому раненому полковой лекарь не будет. И отпаивать каждого простудившегося глинтвейном или отварами из трав тоже не будет. Я уж не говорю о том, что солдату хочется любви не меньше, а то и больше, чем горожанину, но это уж Вы и так понимаете.
На самом деле, в обозе вслед за армией кроме семей солдат следовали торговцы, сапожники, кузнецы и прочие ремесленники, не ограниченные городскими законами цехов и гильдий. Обоз обеспечивал солдат пищей и определенным уровнем комфорта. Если запасы пищи подходили к концу, цены начинали расти, что привлекало в обоз новых торговцев. Когда у солдат кончались деньги, торговля прекращалась со всеми вытекающими для армии последствиями. Ну и, конечно же, вслед за товарно-денежными отношениями в обоз стекались воры, нищие и прочие совсем уж неуместные в армии людишки. Поддержка закона и порядка в таких условиях была совершенно необходима.
Для руководства обозом полагался специальный начальник, и назывался он «хуренвайбель». Название должности (буквально «командир проституток») обманчиво. Учитывая, что он получал жалование как десять солдат, не стоит думать, что он выполнял обязанности сутенера и гинеколога. Он не только организовывал повседневную жизнь обоза, но также решал тактические вопросы о том, как провести обоз из пункта А в пункт Бе, как защитить его от нападения
Но при всей важности этой профессии, солдат, который изо дня в день находится в шаге от смерти, не будет особенно уважать человека, который с утра до вечера раздает подзатыльники всяким гражданским бездельникам и получает в десять раз больше. Отсюда и такое презрительное название. Если бы в современных армиях должности официально назывались так, как их называют солдаты, мы бы встретили выражения и повеселее.
Вступив в должность хуренвайбеля, Йорг немедленно озаботился изгнанием из обоза всех, кто не относился к семьям оставшихся в живых ландскнехтов. Одновременно в течение дня был проведен осмотр и ремонт повозок, оставшихся в обозе, и проверка конного состава. Йорг полностью разделял мнение старого барона Фердинанда о том, что солдат тоже в некотором роде человек и хочет прожить свою короткую жизнь без лишних проблем, но его добрые чувства не распространялись на всякий обозный сброд.
Вот на глаза собеседникам попался профос в том самом шикарном костюме, в котором он был на турнире, распекавший кого-то из нерадивых солдат. Его огромный плоский берет, как всегда, был сдвинут на левую сторону, так, что поля с левой стороны почти касались плеча, а с правой — смотрели в небо.
— Йорг, а кто такой этот Маркус, что его тут все боятся?
— Вот уж спросил, так спросил. Это же Маркус из Кёльна, также известный, как «человек с половиной лица». Легендарная личность среди наемников, полумифический персонаж вроде Безумного Патера. Человек крайне жестокий, но справедливый. Сначала стреляет, потом спрашивает, кто идёт. Кстати, многие считают его лучшим стрелком из любой штуковины, использующей порох, по эту сторону Альп.
— Погоди, если он сначала стреляет, потом думает, то почему он до сих пор жив и на свободе?
— Потому что всегда оказывается, что у него было как минимум, право, а то и обязанность стрелять. Но на момент выстрела этого не мог знать никто, включая его самого.
— А что у него с лицом?
— Когда-то, давным-давно, при штурме одного богатого города, щедрые горожане от всей души облили его кипящим маслом, с тех пор вместо левой половины лица — сплошной ожог, а левый глаз ничего не видит. Ветераны, которые помнят его ещё до ранения, говорят, что он и раньше был не в меру строгий, а стал ещё хуже.
— Йорг, скажи, пожалуйста, а что такого важного в работе профоса, что его тут почитают как второго по важности после оберста?
— Что важного? Да в его работе ещё поискать надо, что может быть неважного. Во-первых, он поддерживает в полку дисциплину и вообще следит за порядком. Есть у него привычка раздавать за любые провинности максимально строгие наказания, но он всегда проводит расследование солдатских проступков, и наказывает виновных, а не тех, кто попадется под руку. Кроме того, Маркус оставляет за собой исключительное право накладывать взыскания на своих подчиненных и, независимо от того, кто прав, принимает их сторону в случае конфликта с подчиненными других командиров и с мирным населением. Во-вторых, он присматривает за торговцами в лагере, чтобы они не драли с солдат по три шкуры, правда профос обычно вовсе не обязан сбивать цены до такого уровня, как это делает Маркус.
— Ха! — Макс ухмыльнулся, — Пасти торговцев — выгодная работенка! Он наверняка с них ещё имеет навар помимо жалованья.
— А как же! Торговцы, намеренные работать на территории лагеря, повинны платить налог лично профосу за его тяжелый труд. Например, отдавать язык с каждой проданной туши, или бутыль с каждой проданной бочки вина либо пива. Это ещё не все, кроме них профосу платят налоги проститутки и держатели игровых столов. А ещё преступники, находящиеся под стражей, должны оплачивать свое пребывание в заключении.