Плохие слова
Шрифт:
— Но могли бы сообразить, что для входа в Россию хуже момента придумать нельзя! Сентябрьский рублевый фьючерс на Чикагской бирже уже в апреле торговался по четырнадцать рублей за доллар. Этого они у вас не знали? А нефть по восемь долларов за баррель им тоже до фонаря была? Совсем тупенькие, да? Или они у вас в газетах читают только спортивную колонку?
— Погоди. Н-но были же гарантии на высшем уровне. П-президента и п-правительства…
— Юра, не смеши! Какого президента?! «Расияни, понимаиш»? Этого президента? Какого правительства? Киндер-сюрприза Кириенко? Которого специально поставили, чтобы
Фондовый спекулянт Юра Шерингарц молча развел руками. Возразить нечего, натуральные идиоты.
— Господа, мне кажется, что нам следует не ворошить старые обиды, — вмешалась Оля Ситникова, — а искать пути к сближению позиций.
— Правильно! — вступил в разговор банкир Слива. — Если бы вы получше работали, вместо того чтобы языками болтать, все было бы нормально. Вот, смотрите, какую я вам сейчас фенечку покажу!
Слива выхватил у Шерингарца папку.
— Где это? Тра-та-та… та-та… Ага, вот! По требованию профсоюзов все туалеты оборудованы кондиционерами, в курительных комнатах установлены стулья и само… самоочищающиеся пепельницы. Во, видали? Вас, дармоедов, только перекуры и интересуют!
Оля Ситникова с негодованием отвернулась от Сливы.
Что он несет? Зачем эти «дармоеды»? При чем тут пепельницы? Нужно искать пути к сближению, нащупывать точки соприкосновения.
— А что, уже и перекурить рабочему человеку нельзя? — огрызнулся Леня Голубев. — Пепельницы вспомнил, жлобье! Может, нам и ссать за угол ходить?
Все с опаской покосились в сторону кафедры.
Грибов предупреждающе нахмурился, но американец выставил перед собой ладони: все ОК.
Оля Ситникова страдала. Вместо уважительного и конструктивного обсуждения проблем, сложной переговорной борьбы, постепенного получения крупных уступок взамен незначительных начался какой-то балаган. Сначала эти идиоты устроили марш протеста. Потом Леня, с которым они знакомы полтора года, взял и просто так обложил. А сейчас идет обсуждение пепельниц и туалетов. Совершенно дурной тон.
— Когда это вы у нас за угол ходили? — продолжал тем временем Слива. — Только и думаем, чтобы у вас все путем было. Вот, к примеру: средняя зарплата у вас почти четырнадцать баксов… то бишь долларов в час. Это, между прочим, на семь процентов выше, чем у конкурентов, у тех же, скажем, «Литиум индастриз». Вот, сами смотрите! Что же получается? Хорошего отношения вы, значит, не помните, так? А как только начались напряги, все сразу в бутылку полезли? Не-ет, братцы мои, так мы с вами ничего не решим!
«Боже мой, ну что этот Слива будет делать в Стэнфорде? — беспомощно злилась Оля Ситникова. — Зачем ему элитное бизнес-образование? Вот она, его родная стихия: разборки, полукриминальные базары. Не хватает только наколки на лбу: не влезай, убьет».
Шерингарц стал часто посматривать на часы.
Депутатский сын Егор Анисов за широкой спиной банкира Сливы молчал и еще больше заливался румянцем.
— Господа! — энергично вставила в паузу Оля Ситникова. — Если мы с вами сейчас не договоримся, примерно через полгода компания станет банкротом. И ее новый владелец по закону сможет уволить до сорока процентов персонала. Безо всяких согласований с профсоюзом. Мы вместе с вами окажемся на улице и будем искать работу. Но поверьте: у нас она окажется гораздо более высокооплачиваемой!
Американец громко щелкнул пальцами и сделал в сторону Оли движение рукой, словно выделяя ее из всех участников.
Оля потупилась. Все не так уж плохо. Судьи следят за ходом выступления.
Члены профсоюза замешкались.
— Прошу п-прощения, но мне нужно п-позвонить, — нервно сказал Шерингарц. — Это займет буквально две м-минуты.
Грибов сделал приглашающее движение к сложенным на столе телефонам.
Шерингарц выбрал свой и быстро набрал номер.
— Пауза не повредит, — приветливо произнес американец.
Оля ему улыбнулась. В ответ доктор Ковальски тоже растянул губы. Оля улыбнулась еще раз.
Вика Плюшкина бросила на нее негодующий взгляд.
Кажется, все средства становятся хороши. Ну, тогда не обижайтесь!
— Леночка, — быстро заговорил в трубку Шерингарц. — Как открылась Европа?.. А Лондон?..
А Франкфурт? Н-да… Американские данные по б-безработице вышли? Не вышли?
По аудитории прошло оживление.
— Скоро выйдут, — угрожающе сострил банкир Слива.
Шерингарц рассеянно обернулся. Видно было, что мысли его далеко.
— Сколько? Семь двадцать ч-четыре? М-м… — На его лице проступило выражение несильной зубной боли. — А Газпром? А РАО «ЕЭС»? Да что ж ты б-будешь делать! Леночка, пожалуйста, п-поставьте бид на пятьдесят тысяч по семь одиннадцать. И пока все. Надо п-посмотреть. Отметили? Лимитов хватает? Я з-завтра донесу, если не хватит. Ну, счастливо. Если з-зальют — отзвонитесь, пожалуйста. Я в школе. П-пока.
Шерингарц нажал отбой и вернул телефон на стол. Обычно после таких звонков он сразу раскрывал свой ноутбук, быстро набивал туда новые цифры, а потом подолгу смотрел на таблицы и разноцветные изломанные кривые. Сейчас же только морщил лоб и отрешенно переводил взгляд с членов профсоюза на совет директоров.
— Ну как? — спросил Эдик Каспарян.
— П-падаем, — сокрушенно отвечал Шерингарц. — Есть п-потери.
— Много?
— Как посмотреть. Открылись в минус. Тренд слабый. По итогам дня процента полтора потеряю, вряд ли больше. Но ведь пора уже и расти! Европа вовсю п-плюсует!
Трудовой конфликт на некоторое время утих. Теряемые Шерингарцем реальные деньги охладили пыл переговорщиков.
— Короче… — начал было Леня Голубев. Но Слива тут же его перебил:
— Короче, вот что! Держите наши реальные предложения и хорошенько подумайте своими бошками. И давайте взамен ваши реальные предложения, а то, я чувствую, вы сюда только понты ломать пришли!
— Мы же обсуждаем, — возразил нефтяник Головко.
Но Слива оборвал и его:
— Все я понял про ваше обсуждение! Мы будем, значит, пыхтеть, концепции рожать, а вы на них свое длинное вето класть! Нет уж, дудки!
Американец, указывая глазами на Сливу, снова наклонился к Грибову. Тот что-то зашептал в ответ.
Американец кивнул и сделал пометку в блокноте.
«Нет, не так уж плох этот Слива! — подумала Оля Ситникова. — Есть в нем хватка. Если за границей как следует обтесать, может, и выйдет из него толк. Уж лучше переть напролом, как безбашенный танк, чем молчать в тряпочку, как Егор».