Плоский мир
Шрифт:
Думаю, я находился в положении молодого Эйнштейна, когда он еще не открыл ни одного своего закона, и юношу посещали лишь интуитивные проблески, вгонявшие в такую депрессию, что хотелось оторвать себе голову и, перегнувшись пополам, зажать ее между животом и чреслами. И все же не прошло и часа, как я принялся за работу.
2005-й сентябрь, 12-й день
Вечером опять собрались всей компанией, как тогда, в июле, у Мишки на даче. То был день моего знакомства с Таней, а сегодня — она переезжает ко мне.
Стоило только обронить
Мы сели за стол; потом собирались идти гулять: последние дни уходящего лета, нехолодно, и почему бы не прокатиться на катере?
Я сразу обратил внимание, что Калядин пребывал в приподнятом настроении, и немудрено: в недавно открывшейся городской выставке картин попало не одно, а даже целых два его полотна. Третьим или четвертым тостом я предложил выпить за его творческие успехи.
— Всем большое спасибо! — проговорил он, еще более окрыленный, когда мы осушили бокалы, — а скажи… — он обращался к Тане, — твоя квартира теперь пустует?
Она ответила, что нет, она сдала ее, но скучает теперь лишь по своему балкону, с которого любила раньше посмотреть футбол.
— Футбол? — Калядин вскинул брови, а потом развернул голову в мою сторону, как будто искал у меня помощи, — в каком смысле?
— В прямом, — я улыбнулся, подморгнул Тане, и объяснил ему, о чем шла речь. Потом все смеялись — уж больно оригинальной показалась эта история, — все, кроме Дарьи. Она вообще по какой-то причине была в этот вечер не в меру серьезной; наверное, не сильно-то хотела идти к нам, — скорее всего, Вадим ее просто уговорил. Я сразу понял, что у них какие-то напряги во взаимоотношениях, ибо она не хмурилась, как это бывает обычно с людьми, которые не очень хорошо себя чувствуют, а довольно часто и намеренно встречалась с ним глазами, и тогда в ее взгляде скользил укор, то легкий, то наигранный, то капризный, — его оттенок постоянно менялся, как и поза девушки, и лишь одно оставалось неизменным: Дарья то и дело нервно постукивала указательным пальцем по книге, которую принесла с собой. По мягкому переплету и цветастой матовой обложке я мог заключить, что это, по всей видимости, какой-то бульварный детектив. Название гласило: «Возвращение». Поначалу Вадим старался не отвечать на игру, которую она вела с ним, и даже не перехватывать эти взгляды, но так или иначе он испытывал легкий дискомфорт, который грозил постепенно перерасти в раздражение, если только Дарья не уймется. А она знала, что делала, и при следующем тосте даже не притронулась к бокалу.
Вот тогда Вадим не выдержал и устало обернулся.
— Ну что?
Он не говорил шепотом, но я едва сумел расслышать его голос, потому что Калядин в этот момент принялся рассказывать какую-то историю.
— Ничего, — Дарья укоризненно выпрямила спину.
— Что значит, «ничего»? Я же вижу, ты чего-то хочешь от меня.
— Мне надоело это. Что было сегодня утром, помнишь? Ты даже не извинился!
— За что я должен извиняться? — тут уж ему пришлось понизить голос.
— Ну все, с меня хватит, — она встала, — я ухожу домой, — развернулась и пошла в коридор.
— Что с ней такое? — удивленно осведомился Калядин.
— Отстань, — бросил ему Вадим и направился
— Они на ножах? — все не унимался Павел, теперь ища объяснения у нас.
Я пожал плечами.
— Кто его знает! Так о чем ты там говорил?..
Вскоре Вадим заглянул в комнату и попросил меня открыть дверь. Я направился вместе с ним в прихожую.
— Вы уходите?
— Не на совсем. Просто выйдем на воздух поговорить. Будем на скамейке возле дома.
Я посмотрел на Дарью. В ее глазах играл все тот же огонек, что и раньше, и теперь я уже почувствовал настоящую неприязнь к ней.
Я вернулся к остальным; мы просидели за столом еще минут двадцать и выпили бутылку вина.
— Чего-то они не спешат возвращаться, — сетовал Калядин, засовывая три зубца своей вилки меж ребер кефали.
— Теперь они нескоро вернутся, не волнуйся, — ответил Мишка, — да ладно, пускай говорят.
— А что если когда они все же придут, тебе не спросить Дарью, что случилось, или утешить ее, — предложил я Тане.
— Мне?
— Вы ведь женщины, а женщины обычно дружат.
— Я не хочу — пусть сами выясняют свои отношения. При чем здесь я?
— Дарья тебе не нравится? — внезапно спросил я.
Она ничего не ответила, но я понял, что моя догадка, скорее всего, верна. Внезапно Калядин спросил у Тани, знает ли она, что муж Дарьи погиб в автокатастрофе.
— Да, я слышала. Просто ужас!
Внезапно у Калядина зазвонил мобильный телефон, который он оставил в куртке.
— Ага! Это, должно быть, мой друг! — сказал он, торопливо вставая из-за стола, — я попросил его толкнуть мои картины одной богатой дамочке. Ну или пусть хотя бы попытается, скажет: вот уже человека на выставку поставили, скоро прославится, так почему бы вам кое-что у него не купить, пока еще дешево? Надеюсь, он был убедителен… Алло! — заорал Калядин; его уже не было видно, а голос доносился из коридора.
Я предложил перейти в другую комнату, надоело здесь сидеть, а когда Вадим и Дарья вернутся с улицы, — отправимся к реке.
— А заодно не будем ему мешать, — я подмигнул Мишке.
— Давай.
Когда я обогнул стол, неизвестно по какой причине моя рука сама собой потянулась и взяла книгу, которая так и осталась лежать на столе, забытая своей хозяйкой. С детства я не мог терпеть бульварные романы — один из тех немногих вкусов, который роднил меня с матерью, она ведь была настоящим литератором. Каким же образом книга оказалась в моих руках? «Возвращение». Чье? Когда очутились в моей комнате, я положил книгу на журнальный столик возле кровати.
— У нас, кажется, повелось рассказывать истории о детстве. Что если продолжить традицию? — предложила Таня.
— Ты хочешь рассказать что-то о себе? — осведомился Мишка.
— Не угадал, — отвечала она; голос ее при этом звучал очень спокойно и резонно, а на лицо опустился оранжевый свет солнца, — пусть Паша, как раньше.
— Из детства? Может о прятках в сене? — спросил я Мишку.
— О чем? — не поняла Таня.
— А это идея, — кивнул Мишка и повторил, — о прятках в сене. Давай…