Пляска смерти
Шрифт:
Я утонула в этих воспоминаниях, утонула в аромате тысячи любовниц, тысячи жертв, тысячи наслаждений, полученных и потерянных. Я тонула и, как утопающий, потянулась за спасением.
Метафизически потянулась к кому-то, кому-нибудь. Воспоминания ударили в Ричарда, как бьет поток в валун. Они разбились о него, захлестнули его сверху, с боков. Я услышала его крик и ждала, что он сейчас оттолкнет меня, но он не оттолкнул, он позволил мне за него цепляться, сделать его своей скалой в потоке ощущений и воспоминаний. Я ощутила его смятение, страх, отвращение и желание оттолкнуть все прочь, отказаться от этих воспоминаний, от
Голос Жан-Клода:
— Non, ma petite, mon ami, хватит, хватит.
Манящий, тихий голос. Я лежала на кровати, он держал меня за руку и растирал мне руку, будто хотел согреть.
— Я здесь, — сказала я, но голос прозвучал гулко, как жесть.
Кровать резко затряслась — на нее рухнул Ричард. Он дышал неровно, глаза его вылезали из орбит. Ричард схватил меня за другую руку. Он был испуган, потрясен, и я поняла, что он взял на себя часть моей реакции. Высосал, как метафизический яд.
Я облизнула губы:
— Прости…
— Ты просила помощи, — сказал он сдавленно. — Я ее подал.
Обычно он отрезал себя от воспоминаний, идущих ко мне от Жан-Клода. Из всех случаев не отшатнуться он выбрал именно эти воспоминания.
— Я бы предпочел делиться другими воспоминаниями, ma petite, но когда ты сломала свои неприродные щиты, я не решился ограничивать твой доступ ко мне. Я не решился снова закрыть метки.
Он погладил меня по волосам, будто я все еще больна, но встревоженный взгляд он бросил на Ричарда.
— Я не собирался бежать, — сказал Ричард. — Я знал, кто ты, кто такие вы оба.
Он взглянул на Ашера, стоящего возле кровати.
Ашер положил руку на плечо Жан-Клоду, и это было как-то слишком… сразу после воспоминаний видеть, как они трогают друг друга. Хотя на этот раз воспоминания Жан-Клода не хлынули, мне просто пришлось пробиваться сквозь сознание, что часть этих воспоминаний со мной осталась.
Ричард дернулся, как от пощечины, и я поняла, что не только со мной.
— Натэниел! — заорал Мика.
Я огляделась в поисках Натэниела и не увидела его. Мика лежал на полу. Я попыталась сесть, Ричард мне помог. Жан-Клод уже обошел кровать и склонился рядом с Микой над Натэниелом. Тот снова был человеком, и красота его волос раскинулась вокруг тела. Он не шевелился.
Я выкрикнула его имя, потянулась к нему — не руками, но силой. Он дышал, но сердце его запиналось, будто забыло, как нужно биться.
— Натэниел! — крикнула я.
Вдруг Жан-Клод появился рядом с кроватью.
— Натэниел пытается удержать Дамиана в живых, но не знает как. Ты должна напитать их энергией, ma petite, немедленно.
— Или что? — спросила я, наклоняясь к собственной руке, мертвой хваткой сжавшей запястье Ричарда.
— Или они умрут, — ответил Жан-Клод.
Глава тридцать первая
Я уставилась на него, потому что ему поверила, но кормить ardeur— это означало секс, а никогда в жизни еще мне его не хотелось меньше, чем сейчас.
Ричард сказал:
— Кормись, Анита, ты должна кормиться.
Я посмотрела на него:
— Хочешь помочь?
Он покачал головой:
— Нет, не я. У меня не настолько хорошая концентрация.
Панику
— Реквием, это твой час. — Он посмотрел на меня. — Если ты будешь противиться, они умрут. Убери щиты, дай его силе взять тебя. Пусть он пробудит в тебе ardeur— и питайся.
Вдруг передо мной оказалась грудь, украшенная колотыми ранами. Я смотрела в глаза Реквиема, прозрачно-синие, почти до боли яркие. Он взметнул свою силу, но я не почувствовала ничего. Он пополз по кровати — а я не заметила. Снова меня охватила паника, но уже по другой причине. Несколько минут назад я хотела остаться одна, чтобы снова была только я, но ведь я же не это имела в виду. Я взмолилась про себя, что не это имела в виду, — будто моя мысль была виновата в этом новом несчастье.
Я все еще прижималась к Ричарду, и Реквиему пришлось взять меня за руки выше локтей и вытащить из его объятий. Пальцы Ричарда скользнули по мне, и потерю его прикосновения я ощутила как удар. Как зверек, которого вырвали из гнезда и бросили в центр бури. Буря эта была из мяса и костей, и еще — глаз, пылающих, как пылал бы океан, если бы мог загореться.
Голос Жан-Клода шепнул мне:
— Отпусти, ma petite, отпусти, или все погибло.
Я отпустила. Отпустила. Отпустила — и рухнула в глубину глаз цвета морской воды, глубокой, прозрачной и холодной, где синяя тьма светится фосфоресцирующим огнем, освещая спины созданий, никогда не видевших дня.
Я плыла в холодной пустоте с тусклым светом, и голос шептал мне, и это не был голос Жан-Клода, это был Натэниел. Он не звал на помощь, он не упрекал меня, он шептал: «Люблю тебя». Эти слова эхом отдались в пустоте, и я пошла за ними, вверх, вверх сквозь холодный мрак. Холод — не то, что нам нужно, он не поддержит в нем жизнь. Нужен был жар.
Я вырвалась на поверхность из взгляда Реквиема, выпала из силы, которую позволила ему испытать. Выпала из его глаз, задыхаясь, ловя ртом воздух. Я не отпустила бы Натэниела, даже если бы ушла вместе с ним. Я потянулась к нему, ощутила, как замедляется биение его сердца. В груди саднило от необходимости вдохнуть.
Глядя в горящие глаза Реквиема, я прошептала:
— Помоги нам.
Он повернулся к Жан-Клоду:
— Я не могу ее взломать, не могу пробиться!
В прошлый раз, когда он применил ко мне свою силу, это заняло время, а времени у нас не было. Он не мог подчинить меня, но я его когда-то подчинила. Могу я вызвать его силу, включить ее? Я взмолилась, взмолилась о помощи и прошептала:
— Реквием!
Мой голос отдался в комнате, и пылающие глаза обратились ко мне.
У меня воздуху не хватало сказать вслух, чего я хочу. Я повалилась на кровать, и только его руки меня удержали. Я знала, чего я хочу, что нужно мне. Я желала этого, приказывала это и этот приказ вбила в Реквиема. Слов у меня не оставалось, и бессловесной жаждой наполнила я его. Эта жажда запылала жаром по моему телу, сбросила меня с кровати, заставила судорожно дышать. Вдруг все тело раздуло потребностью, заныло между ног. Грудь ныла — так жаждала она прикосновения, и на эту жаждущую боль откликнулся, просыпаясь, ardeur, и я обрадовалась ему, приняла его. Дверь своего самоконтроля я высадила толчком, и плевать мне было, куда она упадет.