Плыть против течения
Шрифт:
Было поздно. Я понимала, что умру. Временно.
— Закрой глаза, — сказала она. От ее дыхания воняло мясом и гнилью.
Я видела только ее зубы.
ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
— Элис?
Она пропала. Я моргнула и увидела Жиля Стюарта, прижатого к стене пещеры, его ноги бесполезно болтались, белые пальцы моей матери сжимали его горло.
Он не боролся. Он мягко улыбался, словно она была лучше всех, кого он видел.
Она оскалила зубы, понюхала
И когда ее язык проехал по его пульсу, он испугался.
— Элис, — повторил он с дрожью. — Это я. Жиль.
В ответ она зарычала, звук донесся и ее живота.
— Элис? — Жиль отчаянно посмотрел на меня.
Я ненавидела его. Так сильно, что едва могла дышать от этого. В груди не хватало места и для воздуха, и для презрения к нему. Но я не хотела смотреть, как мама вырывает его горло.
— Мам, — сказала я.
Она повернулась, скаля зубы, не узнавая меня.
Но я должна была попробовать.
— Не надо, — я шагнула вперед и вытащила пистолет.
Жиль заскулил, ее хватка сжалась, она широко раскрыла рот. Невозможно широко.
— Я люблю тебя, — проскулил он.
Ей было плевать на любовь. Она уже не знала, что это, но он не понимал. Он видел то, чего хотел больше всего в мире, то, что не мог получить. Это вернулось к нему, и он мог забрать это.
— Мы можем быть вместе, — выдавил он. Его штаны потемнели. Несмотря на его слова, он обмочился.
И хотя я ненавидела его, я подняла пистолет, оттянув курок, и направила на нее.
Она отпустила Жиля и повернулась ко мне.
Он обмяк на земле с огромными глазами, а она бросилась на меня и ударила так сильно, что я увидела звезды. Я выпустила пистолет, и он застучал по камням. Я рухнула на ее тряпки. Они гадко воняли, и я закашлялась, пытаясь выбраться. А потом она надавила на меня, вес был на моей груди, холодная ладонь прижалась к моему лицу, закрыла мой рот, она повернула мою голову в сторону. Другая прижала мою руку, пока я извивалась под ней, пытаясь вырваться.
«Я не умру так. Не умру в куче тряпок под землей, убитая существом с лицом моей матери».
Сила вспыхнула во мне, и я оттолкнула ее коленями. Она зарычала как зверь, толкнула меня на пол, слюна капала с ее клыков, пока она пыталась укусить меня.
А потом ее глаза опустели, она мертвым грузом обмякла на мне.
Я увидела серебряный блеск над ее плечом.
И застывшее лицо Жиля Стюарта, еще сжимавшего пальцы, словно он держал нож, торчащий теперь в спине моей матери, вонзенный по рукоять.
Я дала себе три секунды — три быстрых удара сердца — чтобы взять себя в руки, а потом столкнула ее с себя. Она уже стала рассыпаться, кожа слетала, становясь пылью. Я вытащила нож из ее спины, вокруг него кожа уже рассеивалась. Она пропала за секунды, остался лишь тонкий слой пепла на земле.
Я посмотрела на Жиля, его ладони дрожали.
— Я не хотел… — он умолк. — Это было для защиты. Ты сказала, серебро… Это было не для нее. Я любил ее.
И он взвыл.
Это был звериный вопль горя и потери.
Это был сигнал для оланфуилов.
Я сунула нож в карман, нашла в лохмотьях свой пистолет и схватила лампу.
Напоследок я увидела, как Жиль Стюарт на коленях собирает прах моей матери и прижимает к груди. Пыль сыпалась между его пальцев, пока он пытался поймать ее, удержать. Я оставила его в темноте и побежала.
Оланфуилы в их гнездах просыпались, яростно щелкали, проверяя друг друга. Я была как маяк, лампа покачивалась в руке, пока я пыталась вспомнить, откуда пришла, боясь останавливаться. Мои ноги стучали по земле, пока я бежала к выходу.
Я добралась до отца и споткнулась, горе пронзило меня. Я не хотела уходить. Я не хотела, чтобы он был похоронен тут. Мы только помирились. Все было хорошо.
Но оланфуил появился передо мной, старый, зубы желали моей плоти, и я выстрелила ему в грудь.
Я стреляла, пока бежала, выпустила еще три снаряда по быстрым белым мишеням, что пытались меня поймать.
Впереди появился свет, и голос кричал, но мои уши от шока не различали слова.
Маррен Росс поймал меня и толкнул за себя, направил дальше по проходу. Он побежал за мной, и я бросила лампу за его плечо в проход туннеля. Стекло разбилось, масло разлилось, и загорелся огонь. За ним кричали оланфуилы.
Мы бежали, потом поползли на четвереньках, огонь сиял за нами. Бутылки стояли вдоль прохода, и Рен просил меня быть осторожной. А потом я увидела сладкий свет мира снаружи, он манил нас домой. Надежда наполнила мою грудь.
Я сбила одну бутылку, учуяла спирт, когда содержимое разлилось. Я повернула голову и смотрела, как она катилась.
И увидела двух оланфуилов, ползущих за нами, тянущихся к Рену.
— Иди! — крикнула я ему, вытащила пистолет и прижалась к стене, чтобы он пролез мимо меня. Я повернулась на спину, оланфуил тянулся когтями к моей лодыжке.
Его пальцы сжали мою лодыжку и потянули к себе, а я прицелилась, закрыла глаза от вспышки и выстрелила. Но не по оланфуилу, а по бутылке рядом с ним. Первая пуля не попала, и я выругалась и выстрелила снова.
Я закричала, когда агония пронзила мою лодыжку, было так горячо, что мне стало холодно. Бутылка взорвалась. Волоски на моей ноге загорелись, но я терпела боль, перевернулась и поползла туда, где Рен тянулся ко мне.
Я взяла его за руку, и он вытащил меня на свет.
Я рухнула на землю и уставилась на зрелище передо мной. Мэгги Уилсон и Мэри, Диззи и кроха Кэмпбеллы, Мак из таверны, Тальбо из гостиницы, Йен-кузнец и даже миссис Стюарт, бледная и худая, с Корой и Рейдами, миссис Баллантин. Почти вся деревня стояла там, они запихивали тряпки в бутылки и передавали их туда, где Гэван стоял с факелом.