Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна?
Шрифт:
А ещё у нас в городе есть здания с трещинами. Школа папина старая. Выложены кирпичом эти цифры года постройки «1980» и слова: «быстрее, выше, сильнее», и пять колец, ну куда ж без колец. Но сильнее не получилось, получилось только быстрее. Построили. Поторопились. Как результат - трещина. Ну и поликлиника по соседству - тоже там трещины, тоже в фундаменте. Ничего смертельно опасного, но школу на всякий случай ещё отстроили, и всех, папу моего, тогда пятиклассника, туда перевели. От греха подальше. А поликлиника ничего не боится. Там же старикашки табунами скакать не будут, как наши, например, поцы. Или папины одноклассники. Папа говорит, в его детстве дети были правильнее, но злее. Дрались зло. Сейчас и вмазать норм без приёмов никто не может. Всё ногами, ногами лежачего, и рюкзак в унитаз - не благородно. Да что там говорить, я и сам такой. С этого всё и началось...
В общем, трещины в здании. В фундаменте.
Школа и поликлиника стоят во дворе. Если от них вправо идти, то выходим на улицу Я. Переходим её. Оказываемся как бы на огромном островке безопасности, шириной метров сто; дальше ещё улица, улица Т.
В итоге всё спихнули на плывуны, город разрушил до основания бизнес-центр, стали укреплять почву, и скат в овраг, сдвинули всё, как первоначально требовалось, и снова отстроили, новые здания: оздоровительный центр вместо бизнес-центра, ну там фитнес, секции разные, грязелечебница и санаторий. Ну и вот я в этот центр хожу... Ходил в танцевальную студию. Там часовня рядом по погибшим, мне неспокойно всегда было. Будто духи умерших там летают. Но конечно это бред. И я всё равно ходил, потому что я пофигист, если чё, если кто ещё не понял. Я сначала-то, мелким, всё просился в ту первую застройку, рухнувшую, яркая была иллюминация, там ещё казино в темноте прикольно мигало фигурками, которые по рулетке бегают. А мама ругалась, она этот бизнес-центр просто ненавидела, она сразу мне говорила, что это жульё. Мама-то моя чиновница, но местного уровня, а бизнес-центр, тот рухнувший, федеральщики отстроили, вся прибыль из города уплывала. А потом, когда бизнес-центр рухнул, мама ещё больше занервничала. Надо ж было найти того, на кого всё свалить. И свалили на старого архитектора. Вроде бы его подпись под проектом. А подпись его подделали. Он и тогда отрицал, что подписывал, но ему не верили. Архитектор-то городское строительство курировал лет тридцать назад, а сейчас вообще был на пенсии, просто консультировал. Работающий был пенсионер. Но подпись под проектом - его, и всё тут.
Мама меня этими плывунами после катастрофы запугала. Но потом сама на танцы записала. (Я дома всё время танцевал.) Фитнес-центр был местного подчинения - федеральщики больше подставляться не хотели. Все деньги, которые люди там за занятия платили, в регионе теперь оставались. Мама была довольна.
Конечно после обрушения, люди сильно протестовали против новых строек. Никто до конца не мог понять. Ладно, плывуны. Ну, пускай плывуны. Пусть бы здание упало. Но ведь оно ушло под землю! Разверзлась земля. Вот этого никто не мог понять. И эту тему замяли. Всё валили на плывуны, подземные воды, близость от мощных рек. (Это двадцать-то километров близость, когда, например, в Мещёре дома прям на берегах стоят, на песчаных!) Люди протестовали против нового строительства, но чиновники клялись, что новый финтес-центр - на века, так на совесть укрепляли фундамент. Заодно, огорошили чиновники, заодно ещё, мы отстроим вам и вначале улиц громадину, такую, какая внизу рухнула: автоцентр и бизнес-центры, но уже без казино (казино к тому времени повсеместно запретили). Как же нашему городу, говорили чиновники (и мама моя тоже с ними заодно), без этих заведений? Благоустроим, так сказать, инфраструктуру. Тогда наш тихий сытый вальяжный южный житель не стерпел. Выполз на митинг. Громаду наверху люди перенести уже не смогли. То есть громада, которая была тогда на нулевом цикле, прям у подножия старого города - это уже ни в какие ворота, я хоть мелким был, и слов «архитектурный ансамбль» не знал, а и то понимал. И на митинг с папой ходил, папа меня взял. Они даже с мамой поругались. Мама очень боялась, что узнают, что её семья протестует, мама же кормилась со всех этих строек, к нам в семью откаты какие-то шли.
– Меня с работы попрут, - кричала мама, а она редко кричит.
Но папа пообещал тихо себя вести, незаметно.
– Это ты с Тёмой-то незаметные?!
– кричала мама.
Тут немного отвлекусь и напишу, почему мы с папой не незаметные.
Я реально красивый пацан. Не верите? Думаете, я напыщенный страшный хомяк? Неа. Я - по чесноку красив. Сколько себя помню, маме каждый так говорил. Сейчас не говорят. Потому что я с мамой никуда и не хожу вместе. Мама на работе. А пока я был маленький, - все знакомые маме говорили:
– Слушай, Наташ. Какой красивый у тебя ребёнок!
И дальше - разные подробности тупые. Я вам не буду пересказывать, я ж мужик, а не девчонка.
Фамилия моя Щегольков. Думаю, мои предки все любили пощеголять. Красивые у меня предки, по папиной линии так красавцы, по маминой - неизвестно какие, мама красотой не блещет. С жирными женщинами плохо - не разобрать, красивая или нет. Я на папу похож. Внешность у меня фотомодельная. И я теряться не собираюсь. Вырасту, где-нибудь при телеке пристроюсь. С телеком покамест подстава вышла, я скоро о ней расскажу.
У меня и кличка - Щеголь. Правда бурундук очкастый, он на воротах на футболе стоит, всё талдычит, что Щёголь. А все остальные меня Щеголем зовут. Я сначала думал - птица щегол, когда в школе меня так стали дразнить, и даже побил кой-кого. Я тогда дзюдо занимался и бил намного чаще, чем теперь. Лупил всех подряд. Сейчас бы не бил. Сейчас я знаю, что Щеголь - нормальное прозвище, что это чел такой конкретный. Классик сказал, что как уж приклеится прозвище, это всё. Русичка у нас старая, но не очень противная, говорит, что я «как с глянцевого журнала».
Я не знаю, что чувствуют остальные поцы. Например те, которые вокруг меня. Например, Лёха с Владом - громилы тупые. Или бывший друган Данёк что чувствует. Данёк здоровый, мы с ним дружим... дружили до этой истории, о которой я вам тут втираю. Данёк со мной и на танцах, и на футбике, и в школе одной, он сейчас в восьмом, а я в седьмом.
Может, поцакам и по фиг - уроды они или по внешним данным ко мне подбираются. Чел сам себя не видит, смотрит на мир, что называется из окошка, из сундука, из короба - на выбор, кому что нравится. В смысле тело - оболочка, оно как оболочка. И самый уродливый, и самый симпотный поцак со стороны себя не видят. Лёха с Владом и Данёк - нормальные у них лица, терпимые. Ничего выдающегося, а точнее - лица на рыльца похожие. Щёки, веснушки, носы, и кожа на солнце летом краснеет, облупляется.
На митинге я архитектора Радия Рауфовича впервые и увидел. Лицезрел, как он сам бы сказал. Он уже тогда показался мне потасканным, древним, грустным. Он объяснял, что не мог бороться с произволом, не знал, что проект был сдвинут при строительстве, и даже предположить не мог, что его подпись где-то в чертежах стоит, он же просто консультировал. Говорил, что его именем просто прикрылись, нашли, что называется стрелочника. Я запомнил тогда его глаза. Они были с искринкой. А сейчас - мутные. Он тогда всё выступал и всё доказывал. Чертежи, проекты старого времени, развесил на деревьях, там у нас деревья между улицами высажены, шелковицы, не совсем пустырь. И вот он рассказывал, что между двумя улицами Я и Т планировалась пешеходная зона, ну там, бег, велобайки, самокаты, у-ух, а внизу, где всё рухнуло - спортзалы на укреплённом фундаменте и открытый бассейн - бассейн как раз подземными водами очищенными должен был заполняться. Да, сказал Архитектор, да: подземные воды учитывались, да, говорил он, были всегда подземные воды, но не плывуны. Ну не может быть, вскидывал руки Радий Рауфович, что в нашем климате плывуны. Плывуны - они в глине, в песке зыбучем, в торфяниках, в канализационных стоках, в чернозёме, в конце концов, в жирной земле, но не в нашем климате, и не за двадцать километров от реки. Но предполагалось, говорил архитектор, что подземные воды, если какие вдруг аномальные ливни по весне, должны были стекать в низ улиц, и что идея с бассейном была просто очень полезная с точки зрения неразмывки грунта. И опять архитектор клялся, что в плане ни автоцентра, ни бизнес-центра не было, а с самого начала должен был строится спорткомплекс. Я эти слова потом дома после митинга всё дома напевал, а мама мне подзатыльники отвешивала, чтобы я заткнулся. Папа-то в рейсе был. Папа меня обижать маме не позволял. Ещё архитектор говорил, что раз вдруг обнаружились странные подземные воды и плывуны, строить больше в городе высокие здания нельзя ни в коем случае.
– Вода, - говорил архитектор, - раз ей выход не предоставили, лазейку всё равно отыщет. Вода камень точит - очень точная пословица, - говорил архитектор.- Но алчность, - продолжал он, - алчность чиновников зашкаливает, вот они и строят, на аренде наживаются, а то что улицы по бокам и внизу уже перегружены точечной застройкой, это никого не колышет.
И тут от нас с папой народ как-то отошёл, отодвинулся - это из-за мамы, она же в администрации, которая жилищное строительство и планирует. Повыступали люди, потрясли плакатами и разошлись. Архитектор свои плакаты свернул. Я к нему подошёл, очень уж мне схема подземных вод понравилась. Тогда Архитектор нам с папой стал говорить, что геодезисты из столиц совсем другой план подземных вод представили. Он просил маме нашей это передать. Мы покивали, но ничего передавать не стали. Она нас и так еле выпустила на этот митинг. Одна тётка не расходилась, всё орала, что, мол, люди из близлежащих новых домов не выходят протестовать, а ведь им будущая громадина весь обзор закроет, ещё неизвестно будет ли салют видать. К нам из военной части, с калмыцкого полигона, в старый город, по праздникам приезжают. Десантники. Они на холме салюты стреляют. В общем, тётка только одна не хотела расходиться, и её забрали в ментовку, по теперешнему полицию, и весь следующий день по телеку в новостях показывали - я ей даже позавидовал. У нас местный канал просто отличный.