По, Бодлер, Достоевский: Блеск и нищета национального гения
Шрифт:
В этом отношении «петербургская повесть», едва намеченная в паре предложений «Меморандума», может рассматриваться как набросок фантастического рассказа о запредельном путешествии на край света – в Петербург, в Россию, куда угодно [13] , лишь бы не остаться в рамках уготованного тебе удела, в пределах осточертевшей, но непреодолимой Америки. Бежать не только «куда угодно», но и каким угодно способом: даже ценой литературной подтасовки в собственной биографии. При этом невероятная сила выдумки По оказалась столь действенной, что именно «петербургский эпизод» стал предметом фантастических биографических домыслов, незамедлительно обретавших тем не менее вид достоверной исторической истины. Действительно, так и не написанная По «петербургская история» со временем стала обрастать такими гротескными подробностями, что может рассматриваться как самостоятельный культурный текст, тем более что претекст для него – плод капризной фантазии самого американского гения.
13
В этом плане Бодлер как нельзя более близко с сходится с По: «N’importe o`u! n’importe o`u! pourvu que ce soit hors de ce monde!» – написанное на английском языке заглавие одной из самых характерных поэм в прозе («Anywhere out of the world!») подчеркивает коренную чужестранность национального гения.
Одним
14
См. об этом: Richard C. Edgar A. Poe, journaliste et critique. P. 910.
Когда мистер Аллан отказался платить его карточные долги, он порвал с ним и устремился прямо к грекам – времен Маркоса Боцариса и Греческой революции. Добравшись до Петербурга, он обнаружил, что деньги и энтузиазм его исчерпаны, и ввязался в склоки с российскими властями – неизвестно, то ли из-за свободы, то ли из-за денег. Во всяком случае, он чуть было не присовокупил опыт кнута и Сибири к своим и без того обширным знаниям людей и обыкновений и, с радостью приняв вмешательство американского консула Генри Миддлтона, вернулся домой с его помощью. В 1829 г. поступил в Военную академию Вест-Пойнт [15] .
15
Daniel J.M. [Obituary of Edgar A. Poe].
Подчеркнем сразу, что в некрологе Дэниела мы сталкиваемся с целой подборкой плевел, из которых в изобилии произросли самые ядовитые ответвления приснопамятной литературной легенды По. В ее дьявольском ореоле он представал настоящим чудовищем, обманывающим своих благодетелей, не имеющим друзей, изменяющим своим женщинам, беспробудно пьющим горькую, бродяжничающим и сутяжничающим. Разумеется, первую скрипку в оголтелой какофонии хулителей По сыграл не Дэниел, который, несмотря на беззастенчивое сочинительство и пересказ ричмондских сплетен, тем не менее высоко ценил творчество писателя, а уже упоминавшийся Руфус Гризуолд, весьма влиятельный деятель литературной Америки тех лет, сколотивший свой символический капитал на составлении антологий и написании биографий. Действительно, начиная с первого отклика на смерть По, напечатанного в «New York Daily Tribune» 9 октября 1849 г. и подписанного псевдонимом «Людвиг», и кончая пресловутым «Мемуаром», опубликованным вместе с предисловием к первому собранию сочинений По, ревнитель пуританского благочестия самозабвенно предавался патологическим измышлениям, в которых американский писатель изображался отщепенцем, сумасбродом и запойным пьяницей. В отношении петербургской истории По придумка Гризуолда была более чем показательной: посланник Миддлтон спас непутевого борца за свободу из русской тюрьмы, куда тот попал из-за учиненного в столице Российской империи «пьяного дебоша» («drunken debauch») [16] .
16
Griswold R.W. Memoir of the Author.
Не только всемогущий Гризуолд, но и ему подобные горе-литераторы [17] старательно обливали грязью облик поэта и критика, которому при жизни часто случалось едко высмеивать середнячков от изящной словесности. Таким образом, продолжение «петербургской повести» По, предложенное автором некролога, опубликованного в «Richmond Semi-Weekly Examiner», равно как и другие версии этой истории, кочевавшие из одного издания в другое, в том числе в дореволюционной и советской России [18] , могли бы просто сойти за нелепые свидетельства отсутствия у критиков По литературного вкуса и такта, если бы не одно прискорбное обстоятельство: россказни Гризуолда, Дэниела и иже с ними были положены в основу восхитительного литературного мифа По – проклятого поэта avant la lettre, величественное здание которого воздвигалось с середины XIX столетия Барбе д’Оревильи, Бодлером и Малларме, одним словом, влиятельной французской поэтической традицией, бестрепетно вознесшей американского гения на пьедестал европейской культуры, но изрядно подмочившей при этом моральную репутацию поэта.
17
Разумеется, кроме хулителей у По в Америке были защитники, отстаивающие его репутацию после смерти и оспаривающие клевету Гризуолда. Среди них можно назвать как близких ему людей (Мария Клемм, Фрэнсис Сарджент Осгуд, Сара Хелен Уитман), так и знающих его лично литераторов, как, например, Натаниэль Паркер Уиллис или Джордж Р. Грэм. Последний, редактор знаменитого «Грэмз мэгэзин», в 1854 г. напечатал благожелательную статью, где попытался оправдать алкоголизм По его бедностью и гениальностью. Об этом (p. 8) и о репутации По в Америке в целом см. в: Peeples S. The Afterlife of Edgar Allan Poe.
18
Обстоятельный анализ хождений «петербургской легенды» По в русских литературных кругах представлен в работе А.В. Лаврова «Эдгар По в Петербурге: Контуры легенды». См.: Лавров А.В. Символисты и другие: Статьи. Разыскания. Публикации. Ср. также: Гроссман Дж. Д. Эдгар Аллан По в России: Легенда и литературное влияние.
Действительно, как это ни прискорбно констатировать, именно Бодлер в ответе за то, что По вошел в европейскую литературу в обличье enfant terrible американской культуры. Не останавливаясь здесь на всех деталях создания этой полуневольной литературной мистификации, в которую, в сущности, вылились написанные французским поэтом очерки о жизни и творчестве По [19] , заметим в отношении занимающего нас здесь сюжета, что Бодлер тоже внес свою лепту в популяризацию и преумножение «петербургских повестей» По, предложив два несколько отличных друг от друга и от американских лжеоригиналов варианта. Более того, можно сказать, что небольшая придумка автора «Гротесков и арабесок», злонамеренно преувеличенная в некрологе Дэниела, откуда
19
Самые решительные шаги в разоблачении наиболее явных faux pas Бодлера в его трактовках жизни и творчества По представлены в работах выдающегося американского бодлероведа У.Т. Бэнди: Bandy W.T. Baudelaire et Poe: une vue retrospective; Idem. Baudelaire et Poe: vers une nouvelle mise au point.
После отказа мистера Аллана заплатить несколько карточных долгов он взбунтовался, порвал с ним и полетел на всех крыльях в Грецию. Это были времена Боцариса и революции эллинов. Когда По прибыл в Петербург, его энтузиазм и кошелек несколько поисчерпались; тогда он затеял злополучную свару с русскими властями, точная причина которой остается нам неизвестной. Дело зашло так далеко, что кое-кто утверждает, будто Эдгар По чуть было не обогатил свои скороспелые сведения о людях и мире опытом сибирских зверств. (Здесь идет подстрочное примечание: «В американских газетах уже давно анонсировались публикации о жизни Эдгара По, его приключениях в России и его переписке, но они так и не вышли в свет». – С.Ф.) [20]
20
Baudelaire Ch. Edgar Poe, sa vie et ses ouvrages. P. 1007.
Если сравнить приведенный отрывок текста Бодлера с процитированным выше фрагментом некролога Дэниела, то приходится признать, что Бодлер не просто заимствует из американских источников отдельные положения своего этюда, но беззастенчиво копирует чужой текст, присваивает его себе, дополняя отдельными авторскими вставками или, наоборот, разрежая пропусками [21] . Иными словами, можно сказать, что текст первого большого этюда о По представляет собой более чем вольный перевод избранных самим Бодлером фрагментов из ряда некрологов, которыми американская критика ознаменовала кончину поэта, на что уже обращалось внимание в нашей критической литературе [22] . Можно было бы даже сказать, что французский писатель просто-напросто переводит тексты американских критиков, выстраивая свой этюд на сплошном плагиате. Однако в такой точке зрения, разделяемой наиболее ревнивыми французскими американистами [23] ,не учитывается одна существенная деталь: если Бодлер и переводит вторичные критические тексты, посвященные жизни и творчеству По, собирая из заимствованных фрагментов причудливую композицию своих этюдов, то переводит он их совершенно иначе, чем переводит тексты самого По.
21
Полномасштабное сличение текста этого этюда Бодлера с американскими литературными документами, которые были в его распоряжении к моменту написания эссе, произведено в уже цитировавшейся монографии выдающегося французского американиста К. Ришара: Richard C. Edgar A. Poe, journaliste et critique. Р. 869 – 931.
22
Уракова А.П. «Повесть о приключениях Эдгара Аллана По».
23
Ср.: Justin H. Avec Poe jusqu’au bout de la prose. Р. 19. Ср. также: Richard C. Edgar A. Poe, journaliste et critique. Р. 869 – 873.
Действительно, предваряя различные суждения о Бодлере – переводчике По, которые встречаются в нашей монографии и которые разнятся от автора к автору, следует подчеркнуть, что французский поэт переводил прозу По, не столько в точности следуя букве оригинала, не столько верно придерживаясь синтаксического рисунка подлинника, сколько проникновенно вчитываясь в американский язык По, находя в нем созвучия и соответствия современному французскому языку. При этом важно понимать, что Бодлер не подчиняет американский язык По правилам и установлениям современного французского, не покоряет «дикую Америку» «цивилизованной Франции», но, наоборот, настраивает родной язык на восприятие чужеродных языковых элементов: нащупывая в тексте По какие-то опорные слова, словосочетания, синтаксические конструкции, оригинальные метафоры, французский поэт смело и насильственно внедряет их в свой язык, пуская последний в своего рода дальнее, заокеанское плавание. Можно было бы даже сказать, что он «американизирует» современный французский язык, делает его более брутальным, диким, необузданным. Характерно, что многим современникам переводы Бодлера казались слишком буквалистскими, тогда как для самого поэта важно было передать именно «причудливость», «странность» и «чужестранность» текста По, который, заметим здесь, соотечественниками американского писателя мог восприниматься так, будто написан на иностранном языке [24] . Вместе с тем необходимо не упустить из виду, что, проникновенно вчитываясь в текст По, Бодлер не останавливался перед тем, чтобы вчитывать и вписывать в язык те смыслы, о которых автор оригинала мог даже не подозревать: самый поразительный пример здесь – семантический ряд «perverse», о котором речь пойдет ниже.
24
Об этом см.: McGann J. The Poet Edgar Allan Poe: Alien Angel.
Возвращаясь к «петербургским повестям» По в пересказах Бодлера, заметим, что не вполне ясно, что именно было известно парижскому поэту о сибирских зверствах, но для полноты картины злоключений американского вольнодумца в Петербурге, создававшихся распаленным воображением его горе-биографов, обратим внимание на то, что в следующей версии этюда «Эдгар По, его жизнь и его творения», опубликованной парижским поэтом сначала в газете «Le Pays» от 25 февраля 1856 г., а потом в марте как предисловие к переводам «Необычайных историй», петербургская авантюра По не то чтобы опровергалась, но буквально ставилась под вопрос, обрастая в то же время новыми подробностями: