По дороге в вечность
Шрифт:
Я бы сделала что угодно, только бы вернуть это ощущение. Что угодно…
Как всегда, с первых аккордов Эндрю завладевает вниманием слушателей. Те две девицы, кого он собирался «соблазнить», теперь выламываются в откровенном танце. Конечно, их усилия направлены на Эндрю. Я такое уже видела. Они его хотят, а он дарит им иллюзию, будто тоже их хочет. Всего на один вечер. Точнее, на те несколько часов, пока он в баре. Совершенно безобидное занятие. Мы с Эндрю относимся к этому просто как к прият ному способу повысить чужую самооценку. Легкий флирт, и вот
В дом Эйдана и Мишель мы возвращаемся в первом часу ночи. Я сразу ложусь и целый час слушаю их голоса, проникающие сквозь плотно закрытую дверь. Эндрю тоже хотел лечь, но я же чувствовала, что он не уснет. Пусть пообщается с братом. Эти дни Эндрю сильно беспокоился за меня. Завтра мы возвращаемся в Роли. Пусть наговорится с Эйданом.
Проходит еще час, а мне по-прежнему не уснуть.
Раздосадованная бессонницей, я лезу в сумочку за флаконом и глотаю несколько таблеток.
Только потом я спохватываюсь, что проглотила сразу три штуки. Зато мгновенный отруб.
Эндрю
Глава 15
– Кэмрин! Детка, просыпайся. Ну пожалуйста.
Я трясу ее и так и сяк, крепко сжав ей плечо. Никакой реакции. Это меня тревожит. С тревогой смешиваются злость и обида. Но беспокойство сильнее. Я же чувствую: что-то неладно.
– Вставай! – Снова трясу ее.
Понятия не имею, сколько этих чертовых таблеток она проглотила, но, судя по почти пустому пластиковому флакону, достаточно. Меня начинает охватывать паника. Я не поддаюсь, уповая на разум. Кэмрин ровно дышит. Ее сердце тоже бьется ровно. Тогда почему она не просыпается?
Ее глаза приоткрываются, и я облегченно вздыхаю:
– Кэмрин, посмотри на меня.
Она рассеянно водит глазами, потом ей удается сфокусировать взгляд на мне.
– Ну чего? – со стоном спрашивает она и пытается снова опустить веки, но я хватаю ее за плечи и заставляю сесть.
– Я сказал, просыпайся. Не закрывай глаза.
Кэмрин садится. Тупо озирается. И опять – в ее реакциях ничего необычного. Так ведет себя каждый, кого насильно разбудили и кому очень хочется спать дальше.
– Сколько таблеток ты проглотила?
Это уже спрашивает Мишель. Она стоит в дверях, у меня за спиной.
– Может, вызвать тебе «скорую»?
Вопрос Мишель производит волшебное действие. Кэмрин мгновенно просыпается. Может, испугалась «скорой»? Или до нее наконец дошел смысл моих вопросов? Теперь Кэмрин смотрит на меня широко раскрытыми испуганными глазами.
– Сколько этих чертовых таблеток ты проглотила? – снова спрашиваю я.
Кэмрин смотрит на ночной столик, где стоит пластиковый флакон. Судя по маркировке, такие лекарства отпускают строго по рецепту. Кэмрин несвойственно долго спать. Я все понимаю: она вчера устала. До полудня я вообще не дергался. Но она не проснулась ни в час, ни в два. Когда я вошел в комнату, чтобы проведать ее, мне на глаза и попался этот чертов флакон. Он валялся на полу.
– Кэмрин!
Я снова ее трясу, пытаясь вернуть внимание.
Она смотрит на меня, и в ее глазах отражается несколько эмоций. Я не знаю, какая из них сильнее: ощущение униженности, раскаяние, обида, гнев или покорность судьбе. Потом ее глаза наполняются слезами. У нее начинают дрожать плечи, затем все тело. Она падает мне на руки и отчаянно рыдает. Это разрывает мне сердце.
– Эндрю, – окликает меня Мишель.
– Не волнуйся, с нею все будет в порядке, – не оборачиваясь, говорю я.
Я готов сам заплакать и в то же время продолжаю злиться на Кэмрин. Мне сдавливает грудь.
Мишель тихо закрывает дверь.
Я даю Кэмрин выплакаться. Моя рубашка становится мокрой. Я молчу. Говорить мы будем потом. Ей надо вылить все слезы, которые она удерживала в себе. Но злость и обида не проходят. Надо взять себя в руки, иначе я могу наговорить ей совсем не тех слов. Я обнимаю ее дрожащее тело, целую ей волосы и пытаюсь не заплакать сам. Злоба и обида мне в этом помогают.
– Я очень виновата! – восклицает Кэмрин.
За какой-то миг я успеваю ощутить ее пронзительную боль, отчего мои дурные чувства улетучиваются. Еще крепче обнимаю Кэмрин.
– Ты передо мной извиняешься? – удивляюсь я.
Отстраняю ее от себя и неистово мотаю головой. Потом возвращаюсь к вопросу, заданному несколько минут назад.
– Ты мне так и не ответила, сколько таблеток ты проглотила, – говорю я, глядя ей в глаза.
– Всего три. Вчера ночью. Никак не могла уснуть.
– А сколько их было во флаконе?
– Не знаю. Наверное, двадцать.
– И давно ты их принимаешь?
– Со вторника, – помолчав, признается Кэмрин. – Эти таблетки прописали моей матери. Я случайно наткнулась на них, когда у меня болела голова. Думала, быстрее пройдет. Потом начала принимать уже… так…
В ее глазах снова блестят слезы.
Я вытираю их.
– Как же так, Кэмрин? – Я обнимаю ее. – О чем ты думала?
– Ни о чем! – всхлипывает она. – Сама не понимаю, что со мной.
– Нет, ты очень хорошо понимаешь, что с тобой. – Беру ее лицо в ладони. – Потеря Лили тебя подкосила, и ты не знаешь, как с этим справиться. Жаль, что ты все это носишь в себе и до сих пор не захотела поговорить со мной.
Кэмрин не пытается вырваться из моих рук, но отводит глаза. Каждая секунда ее молчания очень больно бьет по мне.
– Кэмрин! – Я безуспешно пытаюсь заставить ее смотреть мне в глаза. – Поговори со мной. Ты должна поговорить со мной. Ты ведь не сделала ничего плохого. Ты не могла предотвратить случившееся. Тебе нужно это знать. Ты должна по…
Она вырывается и теперь смотрит на меня. Глаза полны боли и… чего-то еще.
– Это моя вина! – заявляет она и отодвигается. Потом встает с кровати, скрещивает руки на груди и поворачивается ко мне спиной.