По медвежьему следу

Локерман Аркадий Александрович

Когда показался вдали кряж Угрюмый, Борис, потеснив Сергея Степановича, сел с ним рядом, и они начали готовиться к тому, что в проекте шло следом за архивными розысканиями под названием: «Рекогносцировочные аэровизуальные наблюдения». К ним Борис в записной книжке дал эпиграф: «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье…»

Они приготовили бинокль, карандаши, раскрыли — каждый свой экземпляр — геологические карты. Предстояло то, что отображено на ней, сравнить с натурой, увидеть с птичьего полета и все приметное отметить, чтобы потом, шагая по земле, найти и изучить.

Пилот раскрыл схему, которую подготовил для него Борис, и, подняв руку, крикнул: «Начинаем!»

Борис кивнул, и самолет пошел на снижение — на исходную точку первого залета вдоль водораздела кряжа Угрюмого.

Пилот показал три пальца — высота 300 метров. Скорость он сбросил, и все же так быстро мелькали, сменяя друг друга, толщи известняка и базальта, вершина Острая и речка Чаужа, что дорога была каждая секунда.

Не глядя друг на друга, торопливо делали они на карте пометки, и оба дышали тяжело, словно бежали вместе с самолетом. Чуть передохнули, когда вышел он за пределы района и, круто развернувшись, снова пошел над Кедровым кряжем. Пилот показал два пальца и поспешил ухватить «баранку».

Дрожал, оглушительно ревя, самолет, казалось: вот-вот врежется…

Борис успел отметить на водоразделе между Чаужей и Шайтанкой ржавую полосу, когда вдруг Кукушкин вцепился в него и завопил, тараща глаза:

— Ради бога, посадите меня!

— Сажать — это не по нашей части, — прокричал ему в ухо Борис, — и сиди тихо, а то опрокинемся!

Кукушкин замер, уцепившись за веревки, крепко стянувшие его ящики.

Начался третий залет.

Когда летели над Шайтанским нагорьем, Сергей Степанович даже с места вскочил и, не опуская бинокля, крикнул Борису:

— Попроси повторить!

Пилот очень выразительным жестом показал, что горючего мало, но все же повернул назад, и Борис увидел нечто похожее на разрушенный кратер вулкана.

Сергей Степанович, очертив его на карте, написал: «Кольцевая структура» — и поставил два вопросительных знака.

У северной границы пересекли район на высоте 200 метров над рельефом, а он здесь был сильно расчленен, и еще сильнее стала болтанка. Деревья на земле, под самолетом, раскачивались, как в бурю. Борис увидел (или показалось?), что мелькнул там, удирая, медведь…

Это пересечение наглядно показало, как преобладают в рельефе пологие северные склоны — самые трудные для поисков. На них особых примет, полезных для дальнейшей работы, обнаружить не сумели, и такая навалилась усталость, что Борис обрадовался, когда кончилась эта воздушная чехарда и пошли на аэродром плавно и тихо.

Сергей Степанович прилег и закрыл глаза.

Когда благополучно прокатились по твердой земле и подрулили к аэропорту, Кукушкин воскликнул:

— Ни за что в жизни с геологами больше не полечу! — И поинтересовался: — Сколько же вам за такое платят?

— Командировочные — два рубля шестьдесят копеек в сутки, — ответил Борис с точностью, положенной лицу подотчетному.

— А всего — в месяц?

Любопытство его осталось неудовлетворенным — сквозь распахнутую дверь Борис увидел встречающих: все семейство Степанковых во главе с Матвеем Васильевичем. Он поспешил к ним, представил Сергея Степановича, обнял Витяньку, а вместе с ним и Чарли, Который явно его узнал!

Молокановка осталась в памяти серыми дощатыми тротуарами на заснеженной земле, серыми бревнами изб да голыми кустами в палисадниках. А теперь избы утопали в цветении черемухи и таволги, землю покрыл малахитовый ковер, трава пробивалась даже из щелей между досками тротуаров.

Борис знал, что северная весна щедра, но все же был поражен таким праздником природы.

Молоканов-председатель предоставил отряду одну из двух комнат поссовета для научных занятий, а для имущества — сарай, похожий на крепость.

Молоканов-милиционер выдал отряду домовую книгу, которая делала его «гуляй-город» законным в любом месте, так же как разведение огня и все прочее, необходимое для жизни.

Киномеханик Вася собрал комсомольский актив. Выслушав Сергея Степановича и Бориса, три надежных парня объявили себя добровольцами на весь сезон работы отряда.

Вера Павловна охотно взяла на себя медобеспечение.

— Я буду к вам приезжать! — заверила она Бориса.

Андрей договорился в колхозе об аренде шести лошадей и вместе с Андрюшей и Василием уже начал расчистку тропы к базовому лагерю, который наметили вблизи Билимбея.

Подготовку удалось провести так быстро, что уже на следующее утро начали рекогносцировки — попытались повторить по земле путь, пройденный в небе.

Доступные места объездили верхом за три дня, и представления стали более четкими.

В каждой долине — на счастье — промыли по одной пробе. Сергей Степанович сказал на прощанье:

— Приеду через месяц, если раньше не вызовешь. На легкий успех не надейся. Помни, что он в первом приближении — функция от изношенных сапог!..

ТРУДЫ БЕЗ РУДЫ

Когда Пластунов улетел, Борис остро ощутил, что теперь, вдали от вышестоящих, за все в ответе он один — капитан шхуны, отплывающей в таежное море. Конечно, очень хотелось сразу обрести авторитет и все решать, как подобает капитану. А оказался он снова лишь учеником, когда надо было арендовать и покупать лошадей, решать, какую из них ковать на все четыре, какую только на передние или вовсе не ковать, а только подрезать копыта. Не просто оказалось и подогнать каждой седло, подхвостник, подгрудник так, чтобы даже на крутых подъемах и спусках груз лежал мертво. Вес его нужно было подобрать посильный для каждой лошади и точно уравновесить вьюки. Постигая эти премудрости, Борис не раз оценил, как повезло, что есть у него надежные помощники, они же и учителя.

Андрей и Василий, приглядевшись к лошадям, объединили их в пары, не сообразуясь с внешними данными, решив по каким-то невидимым признакам, что Саврас в связке с Пегим пойдет, а с Лысым не пойдет, и так далее. Борис понимал, что для всего этого нужен опыт, и старался побыстрее его приобрести.

Он вызвался быть подручным при ковке лошадей и активно участвовал в репетиции: при участии Витяньки и его приятелей нагрузили караван и проехали по горам у Молокановки полный круг.

На следующее утро двинулись в путь: четыре коновода, восемь тяжело нагруженных лошадей, разделенных на пары: хвост первой привязан к морде, точнее, к уздечке второй.