По медвежьему следу
Шрифт:
— Знаю, — кивнул Пластунов, — и отношусь к этому с уважением, но все же мы решили тебя просить!
Борис вскочил от волнения, сказал, как простонал:
— Мне отказывать вам да и Константину Дмитриевичу мучительно тяжело!
— А ты не спеши… поднимать такую тяжесть. — Пластунов взял его за руку: — Сядь, давай трезво обсудим все pro et contra.
— Я свою дорогу избрал!
— Знаю, — кивнул Пластунов. — Но не обязательно шагать к ней только в экзотических краях, где гейзеры и фумароллы. Ты же сам убеждал меня в правильности гипотезы о том, что все верхние оболочки Земли — газовая, жидкая и твердая — результат вулканической деятельности. Следы ее вроде бы есть и в Кадарской зоне. С современным вулканизмом ты уже знаком, так не полезнее ли перейти к изучению древних его порождений?
— Палеовулканизм меня тоже интересует, но меньше, — сказал Борис.
— И не забывай старую мудрость: врач, который знает только медицину, не знает и медицины! Ранняя специализация таит опасность стать подобным флюсу, а поисковая работа, как никакая другая, расширяет геологический кругозор…
— Но и разбрасываться нельзя! — возразил Борис.
— Советую также положить на чашу весов и житейские соображения. Там, в караширском отряде, будешь ты младший геолог — сам пятый, на подхвате, — и предстоит трубить в этом куцем звании кто знает сколько. Шуточка про сорокалетних: «Такой молодой и уже младший!» — живет не случайно. Кстати сказать, в этом отряде назначения в младшие уже давно ждет техник — хороший парень, и, если ты не приедешь, это никого не огорчит. А здесь самостоятельная работа. Сразу из младших в начальники пусть маленького, но отряда! И зарплата такая, что, наверное, перестанешь одалживать перед получкой, — подмигнул Пластунов.
— Это, говорят, возрастное и от размера зарплаты не зависит, — отшутился Борис.
Помолчав, Пластунов сказал:
— И все же, разумеется, не только забота о росте твоей квалификации и зарплаты обусловила наше предложение. И не думай, что мы выбрали тебя, как Адам Еву. Сам понимаешь, у Шахова возможности большие и мы можем подобрать куда более опытного, чем ты. Но в данном случае считаем: огонек важнее опыта. Понравилось, как ты с душой выполнил проверку. И то, что там, в Молокановке, уже не чужой, тоже плюс.
— Мальчики, обедать! — позвала их Елена Викторовна.
— Сейчас, — откликнулся Сергей Степанович и поспешил закончить: — Ты ведь сам, без давления на психику, высказался за поиск и понимаешь, к чему это открытие может привести. И осуществить это, говоря высоким стилем, наш с тобой гражданский долг! Если не мы, то кто же? Ну и еще, — добавил он тихо, — очень я к тебе за короткий срок привык…
— Я тоже, — начал Борис с волнением в голосе, — но…
Сергей Степанович жестом его остановил:
— Не торопись, обдумай! Жду ответа в понедельник, в 9.00. А пока забудем эту тему.
ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ
Он поспешил уйти от Пластуновых, сославшись на дела, а на самом деле потому, что ему трудно было поддерживать застольную беседу в привычном веселом тоне на темы, далекие от служебных.
До этого дня и он сам и Пластуновы воспринимали его уход из «стариковского» отдела и отъезд в дальние края как неизбежность.
Теперь все изменилось, и надо было решать.
Захотелось побыть одному, все обдумать спокойно, логично. Поэтому он решил дойти до поворота на шоссе…
Конечно, было приятно сознавать, что такие люди, как Шахов и Пластунов, высокого о нем мнения и готовы ему доверить дело, можно сказать, не по чину. Захотелось доказать, что они в нем не ошибаются! И конечно, он понимал, что взлететь из младшего в начальники отряда — удача редкая, любой скажет, кем надо быть, чтобы от этого отказаться!
Он ясно представил, как удивится Таня, и с удовольствием подумал, что, попросту говоря, утрет нос и ее папе, и этому троечнику Володе. Уж тому-то судьба пребывать в младших многие лета!
Борис тут же выругал себя за мелкое тщеславие. С приятным сознанием своего успеха решил обдумать все аргументы, перечисленные Пластуновым, но не смог. Логику подавили эмоции.
Елена Викторовна, прощаясь, вдруг протянула ему одно из своих книжных сокровищ — «Избранное» Бабеля, как бы показав этим, что о делах служебных осведомлена, но не хочет верить в скорый его отъезд.
— Дорогая Елена Викторовна, — пробормотал он, — я так благодарен вам и Сергею Степановичу! Общение с вами так помогло мне пережить трудную пору, и я, поверьте, готов сделать для вас все!
«Но и меня поймите! — воскликнул он. — Я избрал свою дорогу и пожертвовал даже своим личным, может быть, счастьем не для того, чтобы вильнуть в сторону при первой же соблазнительной возможности».
Он остановился и с трудом подавил желание вернуться, чтобы сказать это им.
Давно остался позади поворот на шоссе, а он все шагал и видел себя то в краю вулканов, то в «золотомедвежьей» тайге.
«Нечего себя оправдывать стремлением помочь Сергею Степановичу. Помощника он, конечно, подберет, и куда более опытного!»
Ответа он не нашел.
Почти два часа занял путь до общежития. Подходя к нему, Борис громко выругал прозаседавшихся. Ведь если бы вчера заседание закончилось пораньше, он успел бы оформить перевод, купить билет и все определилось бы само собой. Назад покойников не носят, как говорят.
А теперь… Везет же ему! Снова надо решать, как жить!
Спал он плохо, тревожно и потом весь день, снова и снова сопоставляя pro et contra:
«Конечно, ранняя специализация сужает кругозор и опыт поисков необходим любому геологу…»
«…Трубить младшим не сахар, но и должность начальника — медаль с оборотной стороной. На нем овес для лошадей, сапоги кирзовые для людей и прочие дела, наукой не пахнущие…»
«…На аспирантуре ставь крест…» и так далее.
Он даже выписал все соображения, попытался разделить их на эмоциональные, житейские, научные, но и это не помогло.
Устав от раздумий, надоев самому себе, несколько раз выходил на улицу.
Уже темнело, когда он вдруг подумал: «Ничего не могу решить, потому, что мое „я“ заслонило то, что должно быть на первом месте без громких слов: „Польза делу и людям!“ А с такой позиции выбор ясен!»