По моему хотению, по отцовскому велению
Шрифт:
– Что это со мной? – Начала паниковать, не в силах оторвать ногтей от уже расчесанных и начавших кровоточить мест.
– Я тебя предупреждал! Но такая мамзель ведь не привыкла слушаться…
Он с вызовом швырнул тряпку, о которую только что вытирал смазку с рук, и зашагал к дверям избы, где скоро и скрылся. Я же осталась стоять посреди двора и ожесточенно расчесывать те места и эти. Минут через несколько Сашка снова появился в поле зрения. В его руках я заметила одну из чашек из его скудного хозяйства.
– На. – Протянул мне ее, ничего не поясняя.
– На что? Зачем мне чашка?
– Помажься,
– А тебе жалко меня стало? – С сомнением спросила его.
– Вот еще! Скрежет твой мне по ушам ездит. И кривляния твои скоро надоедят. Бери, сказал!
– Ладно. А что это?
– Не бойся, не пострадаешь. Соляной раствор это.
– Думаешь, поможет?!
– Другого все равно ничего нет…
– А, а! Тогда ладно… Слушай? А у тебя подобного пиджачка еще нет? Вечер скоро… если они уже днем меня изъели… что же станет ночью…
– Телогрейка есть. Надо? Вон, на гвозде висит.
И правда, висела. Старая такая. Местами дырявая, и оттуда торчала вата.
– А мыши в ней не завелись?
– Не нравится – не бери.
Я, было, подумала, что на меня обиделся за свою телогрейку. Но присмотрелась и поняла, что нет, нисколько. А может, она и не была, вовсе, его собственной. Как и эта изба, и все вокруг. Вдруг, он все же беглый каторжник?! Где-нибудь здесь по соседству лес рубил, а потом взял и убежал. Тогда понятно становилось, откуда были и мышцы и загар. От этой мысли даже чесаться расхотелось. А рука моя так и потянулась к топору.
– Наконец-то, делом решила заняться. – Это он так истолковал мое стремление иметь какое-нибудь орудие для самозащиты. – Давай, давай, неумеха, работай. Не то, есть тебе не дам.
Видали?! Точно, уголовник! И замашки у него бандитские. Я, боком, боком, но отошла от Сашки подальше. Ухватила деревяшку из поленницы и потащила к колоде, а там, как шваркнула по ней, так она и распалась на две ровные части.
– Ничего себе?! Ларок, да у тебя скрытый талант. – Одобрил мой удар, а я, бац, и еще раз рубанула чурку надвое.
– А ты думал! – Постаралась сохранять безразличный вид, но внутри меня так все и ликовало, оттого что самой мои удары понравились. – Под горячую руку попадаться не советую!
Обернулась на него, чтобы проследить за реакцией на мое умение обращаться с топором, и успела заметить смешок, скользнувший по его губам, а потом отвернулся, и ничего больше увидеть не получилось. Ладно! Решила, что намного убедительнее было не похваляться словесно, а отработать свое мастерство на других поленьях. Стала представлять, что это не деревяшки, а враги, желающие мне погибели, и дело совсем сладилось. Даже щепок не наблюдалось к концу работы, удары были выверены и точны. Тюк, и готово. Тюк, еще точное попадание в цель.
Я, конечно, устала. Но чувство удовлетворения и гордости за саму себя было настолько сильно, что перевесило и усталость, и зуд от мозолей на ладони, и неприятную ноющую боль в запястье. Еще тогда подумала, что, может, полно чего умею, надо было только пробовать. Ничего, что этот тип называл меня неумехой, он еще поплатится за это. Вот, придет срок, и, непременно, поплатится. Покосилась в его сторону и заметила, как разжигал печь, собираясь ставить на нее кастрюлю
– Это что такое? Ты нас не отравишь? – Подошла поближе и заглянула Сашке через плечо.
– Вообще-то, любая девка или баба должна знать, что это такое…
– Да? – Я еще больше вытянула шею в сторону кастрюли. – Намекаешь, что я мужик? Или инопланетянка? Потому, что я понятия не имею…
– Говорю открытым текстом, заметь, никаких намеков. Ты мамзель и белоручка. Не знать, что такое гречневая каша!
– А, это она? Что ты говоришь! Хочешь, стану тебе помогать? Например, могу помешивать. Хочешь?
– Не, а.
– Почему ты не принимаешь мою помощь? Я же стараюсь быть полезной.
Надулась и даже отвернулась от него, а потом и вовсе принялась скрести лезвием топора, который так и не выпустила из рук, по бревну, на котором сидела.
– Ладно. Тогда принеси воды в чайнике. Вскипятим ее для чая. А гречку не надо мешать, она и так дойдет. Уяснила, мамзель?!
Каша у него получилась вкусная. Никогда еще ничего лучше не ела. Так ему и сказала. А он как начал хохотать, чуть живот не надорвал. Вот, дуралей, я же ему честно сказала, и не оттого, что хотела с ним подружиться. Хотя, конечно, ладить и приспособиться к нему мне следовало. Особенно, если учесть, что впереди у нас с ним была ночь. А это, как известно, было самое разбойничье время. Не мудрено, что чем больше смеркалось, тем больше росло мое беспокойство. Я снова начала опасаться Сашки, боялась, что он был не тем, за кого себя выдавал. Очень надеялась, что к нашему костру не выйдут никакие темные личности. И по мере того, как тени от деревьев увеличивались, мои думы становились мрачнее и мрачнее.
– Слышишь, Саш?! А ты не боишься жить один? – Вдруг взяла и спросила его, а зачем, и сама не знала, верно, уже и молчать мне стало невмоготу.
– Где? – Не понял или сделал вид, что не понял моего вопроса, и глаза снова прищурил, но получилось так, словно пар от горячего чая мешал ему смотреть.
– Здесь, конечно. Где же еще? Кругом, вон, лес… темно… звуки всякие…
– А, а… Не, а.
Вот и поговорили. Заколебал уже своим этим «не, а»! Одним словом, неуч! О, па! Я вдруг четко поняла, что имела высшее образование, юридическое. Это пришло неоткуда. Раз! И я уже это знала. Как видела перед глазами, четко и ясно, вот он, ВУЗ, стоял себе на московской улице. Встрепенулась, дернулась всем телом, вот это была удача.
– Ты что, Лариска? Замерзла? Надень, говорю, телогрейку.
– Не, а. Я так. Мне нормально! Вот, придвинусь поближе к огню… от него и тепло, и мошки его боятся, в стороне держатся.
Вот, черт, и ко мне привязалось его «не, а». Не иначе, как заразное.
– А топор тебе нужен, чтобы от комаров отбиваться? – В темноте, где свет только и был, что от костра, разожженного нами во дворе, отчетливо наблюдала его белозубый оскал.
Это он так улыбался. Веселился, значит. Там, на бревне, что напротив меня, по другую сторону костра. Я с ним по душам говорить пыталась, а у него только одни издевки и были на уме. Нет, ладить с ним, было пустым делом. Да и черт с ним, я лучше топор к себе плотнее прижму и еще постараюсь, что вспомнить. Может, что путное и получилось бы.