По моему хотению, по отцовскому велению
Шрифт:
– Так хочется быть поближе к техническому прогрессу, Саня. Может, все же, попробуем пойти сегодня в село? Обещаю, что жаловаться на ноги не стану, хоть бы совсем в кровь их стерла.
– Не, а. Не поведу. Сказал, через два-три дня, так и будет.
– Ну, Саня! – Решила поканючить, но он не стал меня слушать.
– Слово мужика-закон для бабы. Ты этого не знала? – Сказал довольно агрессивным тоном, но потом решил немного его смягчить. – И еще. Что стану говорить моей матери и твоей бабке, когда они твои мозоли и ссадины рассмотрят?
– А что мы будем есть? У тебя так много колбасы и хлеба еще осталось? Или станем голодать? – Не унималась
Только это сказала, как его взгляд переместился с моего лица ко мне на грудь, потом на талию и бедра, а оттуда снова на грудь, и там задержался на довольно долгое время. При этом он, определенно претерпевал изменения. Колючим и злым уже не был. Но и новое выражение глаз мне не понравилось, даже успела пожалеть, что и у меня нет подобного пиджачка, чтобы прикрыться. Поэтому и говорить не надо было, как сильно захотелось в дорогу и топать быстрее в людный поселок.
– Не бойся, не оголодаешь. И формы свои не утратишь. Каши станем варить, у меня крупа есть. Так что, будет, чем подкрепиться. Ты, кстати, умеешь кашу варить? Или как?
– Или как! – Выдала ему эту важную информацию, не задумываясь, и, как потом оказалось, попала в самую точку.
– Я об этом уже начал догадываться. В смысле, кого мне бог послал.
– Это кого же?
– Смахиваешь на белоручку. Разве, нет? Тогда скажи, что умеешь хорошо делать.
Я на эти слова надулась, но возразить не решилась. Может, и не была я безнадежной неумехой, но в тот момент в памяти не всплыло подходящего ответа. Хотелось надеяться, что это было связано с моей травмой, то есть с шишкой на голове, а не с отсутствием полезных навыков.
– Вот видишь, пользы от меня никакой. Одна морока и хлопоты. – Не успела договорить, как его глаза снова заскользили к моим не успевшим уменьшиться от плохой кормежки формам. – Я настаиваю на движении в сторону поселка. Ты слышишь?!
– Сбавь тон. Я не глухой. Остаемся, и точка! Тебе новое задание. Станешь готовить дрова, теперь уже для обеда. Предупреждаю, их понадобится больше. Это тебе не просто воду в чайнике вскипятить. Поэтому, можешь уже начинать, как раз только-только управишься.
Не стала я его посвящать в то, что уже успела недавно двойное количество поленьев наколоть, когда заснула нечаянно и кипение воды проворонила.
– Справлюсь, не переживай. А сам, что станешь делать?
Я надеялась, что снова отправился бы на свою пасеку, или куда там еще. Тогда можно было по-тихому, то есть по-английски, не прощаясь, попробовать самой пойти к поселку. Что-то мне подсказывало, что он бы точно пресек мои попытки его сегодня покинуть.
– Без дела сидеть не стану. Вон, велосипедом займусь.
– Велосипедом? И правда! А если получится его починить, то…
– Это вряд ли… Лучше, тебе на это не надеяться, Ларок. Иди уже, займись дровами.
– Успею. – Отмахнулась от его приказания. – Я пока посплю немного. Во сне раны, говорят, лучше заживают. Можно мне взять одеяло? Расстелю его в тенечке…
– Бери. – Пожал он плечом и пошел на выход.—Только смотри, здесь комаров и мошкары столько, что могут заесть до смерти.
Я ему не поверила. У меня ему, вообще, веры теперь было с гулькин нос. Не знала, когда это точно началось, но стала его остерегаться. А еще появились серьезные мысли об уголовниках. Вдруг, Сашка был одним из них? Мама моя! Мне и его одного было много, а что если и остальные к нам подтянулись бы? От подобных
– Что ты мечешься, Лариска? – Окрикнул меня Сашка, с подозрением поглядывая в мою сторону. – Куда это одеяло потащила? Тебе двора мало? Обязательно надо так далеко от дома уходить? Смотри, не мошкара, так пчелы заедят… Они у меня в эту пору очень злые!
Какая такая у них была пора, я не стала выяснять. Снова изменила направление движения и понесла одеяло за сарай, около которого этот подозрительный тип занимался раскручиванием велосипеда на отдельные детали. Нет, правда, это же надо было так тот разобрать! Прямо, одни мелкие детали и наблюдала вместо знакомой велосипедной конструкции. Не иначе, как делал это злонамеренно, чтобы нельзя было им в ближайшее время воспользоваться.
Подобные мысли не согревали. Поэтому улеглась на постеленное одеяло вся нервная. Лежала и прислушивалась. Но ловить ушами особенно было нечего. Ну, звякнет иногда Сашка каким ключом или гайкой, скрипнет железкой или цепью велосипедной немного погремит, на этом и все были звуки. Конечно, были еще птицы в ветвях, ветерок в листве, но это все было не то, это ничего мне для новых размышлений не давало, а только убаюкивало. Поэтому, наверное, и получилось, что я не выдержала и заснула.
И мне снова приснился сон. Конечно же, яркий и снова был про богатство. Как без этого?! Я уже начала привыкать, что без него никак не обходилось. Привиделось мне венчание. Собор громадный, купола золотом блестели, внутри народу не счесть. А по ковровой дорожке шла я под руку с красавцем женихом. Правда, надо было сознаться, что лица его не видела, но почему-то знала, что неотразим. Но мне было это все равно. Клянусь, точно это чувствовала, то, что мне не было до жениха совершенно никакого дела. А так как догадывалась, что сейчас это был сон, то попыталась все там переделать. Постаралась женихом увлечься. Уговорила себя улыбнуться ему с нежностью. И вот, в ответ на мое расположение, жених стал ко мне поворачиваться и наклоняться. Ближе и ближе. Я приготовилась рассмотреть его лицо и еще догадалась, что сейчас поцеловал бы. Уже и губы начала складывать с готовностью. Но тут моего плеча коснулась грубая рука и с силой его потрясла.
– А?! Что?! – Моментально открыла глаза и прямо перед собой увидела лицо Сашки. – Ну, вот! Чуть было не получилось…
Чувствовала огорчение. Сразу по трем причинам. И жениха хотелось рассмотреть получше, а не только расплывчатый контур, и поцелуй, подозревала, должен был получиться страстный до умопомрачения. Как было не расстроиться, что перед глазами снова оказался этот пасечно-уголовный тип с темной, падающей на глаза челкой. Да еще и я, по-прежнему, лежала вся травмированная на видавшем виды одеяле посреди чуждой мне Сибири. Было, отчего застонать.
– Ты чего? – Спросил меня Сашка, хмуря брови.
– А, ты чего?! Такой сон разрушил! Что б тебя…
– Вот, дает! Я тебя разбудил, потому что ты метаться во сне начала. Думал, кошмар привиделся.
– Кошмар и есть. Один сплошной кошмар! – Сказала в сердцах и стала, кряхтя и охая, подниматься, чтобы браться за колку дров.
– Правильно! Лучше, делом займись, чем мошкару кормить.
Тут я почувствовала, что у меня жутко чешется щека и шея. А еще рука. Нет, обе руки. И нога, там, где щиколотка. Почесала и моментально поняла, что этого делать не следовало. Оттого, что чесаться захотелось еще сильнее. Просто, нестерпимый начался зуд.