По морю прочь
Шрифт:
Глава 19
Но Хьюит зря умножал свои терзания, представляя, что Хёрст все еще говорит с Рэчел. Компания очень скоро распалась: Флашинги пошли в одну сторону, Хёрст — в другую, а Рэчел осталась в холле. Она листала иллюстрированные издания, то одно, то другое, и в ее движениях чувствовалось какое-то неоформленное, беспокойное желание, владевшее ее душой. Она не знала, уйти или остаться, хотя миссис Флашинг повелела ей явиться к чаю. В холле было пусто, если не считать мисс Уиллет, которая выстукивала пальцами гаммы на листе с нотами духовной музыки, и состоятельной четы Картеров, которым девушка не нравилась, потому что у нее были развязаны шнурки и выглядела она недостаточно жизнерадостной, из чего они путем косвенных умозаключений делали вывод, что они не нравятся ей. Рэчел они, конечно, не понравились бы, если бы она их увидела, — уже потому, что у мистера Картера были нафабренные усы, а миссис Картер носила браслеты, и эти люди явно были не из тех, кому могла понравиться Рэчел. Однако она была слишком поглощена своими тревогами, чтобы о чем-то еще думать или куда-то смотреть.
Рэчел переворачивала скользкие страницы американского журнала, когда дверь распахнулась, на пол упал клин света и невысокая белая фигурка, на которой, казалось, весь свет сфокусировался, прошла через зал прямо к ней.
— Как! Вы здесь? — воскликнула Эвелин. — Я заметила вас за обедом, но вы не снизошли до того, чтобы взглянуть на меня.
Одной из черт характера Эвелин была способность, несмотря на все щелчки, которые она получала или воображала, никогда не сдаваться, если она хотела с кем-то познакомиться поближе, и в конце концов она знакомилась и даже завоевывала расположение.
Она огляделась.
— Не выношу это место. И этих людей, — сказала она. — Прошу вас, поднимемся в мой номер. Я очень хочу поговорить с вами.
Поскольку у Рэчел не было желания ни уходить, ни оставаться, Эвелин взяла ее за руку и потянула прочь из холла, на лестницу. Они поднимались, шагая через ступеньку, и Эвелин, не отпуская руку Рэчел, возбужденно говорила о том, что чужое мнение ее не волнует.
— А почему оно должно волновать, если человек уверен в своей правоте? Пусть они все провалятся! У меня свое мнение!
Она была сильно взволнована, отчего мышцы ее рук нервно подергивались. Она явно не могла дождаться, чтобы захлопнуть дверь и все рассказать Рэчел. И действительно, как только они оказались в номере, она села на край кровати и спросила:
— Наверное, думаете, что я сумасшедшая?
Рэчел была не в том настроении, чтобы обдумывать чье-то состояние души. Однако она всегда была склонна говорить прямо все, что придет ей в голову, не боясь последствий.
— Вам кто-то сделал предложение, — сказала она.
— Как, скажите, ради Бога, вы догадались?! — воскликнула Эвелин, удивленно, но не без удовольствия. — Разве по мне видно, что мне сделали предложение?
— По вам видно, что вам их делают каждый день, — ответила Рэчел.
— Но вряд ли чаще, чем вам. — Эвелин довольно неискренне засмеялась.
— Со мной этого не было ни разу.
— Будет, неоднократно, на свете нет ничего проще!.. Но сегодня случилось не совсем это. Это… Ах, это такая путаница, гадкая, жуткая, отвратительная путаница!
Она подошла к умывальнику и стала прикладывать губку с холодной водой к горящим щекам. Продолжая это делать и слегка дрожа, она обернулась и на повышенных тонах объяснила причины своего нервического возбуждения:
— Альфред Перротт говорит, что я обещала выйти за него, а я говорю, что не обещала. Синклер говорит, что застрелится, если я не выйду за него, а я говорю: «Ну и стреляйтесь!» Но он, конечно, не застрелится, этого никогда не бывает. Сегодня после обеда Синклер пристал ко мне, требуя ответа, обвинил в том, что я флиртую с Перроттом, заявил, что у меня нет сердца, что я просто сирена и еще много столь же приятных вещей. В общем, в конце концов я сказала ему: «Ну, Синклер, вы наговорили достаточно. Теперь позвольте мне уйти». И тогда он схватил меня и поцеловал, гадкий зверь, я до сих пор чувствую его волосатое лицо вот здесь! Как будто он имел на это хоть малейшее право после того, что я сказала!
Эвелин сильно прижала губку к левой щеке.
— Я никогда не встречала мужчину, достойного сравнения с женщиной! — прокричала она. — В них нет достоинства, нет мужества, ничего, кроме животных страстей и звериной силы! Разве повела бы себя так хоть одна женщина — если бы мужчина сказал, что она не нужна ему? Мы слишком уважаем себя, мы бесконечно тоньше их.
Она ходила по комнате, прикладывая к щекам полотенце. Теперь вместе с каплями холодной воды по ним стекали слезы.
— Меня это злит! — объяснила она, вытирая глаза.
Рэчел сидела, наблюдая за ней. Она не задумывалась над положением Эвелин, ей только пришло в голову, что мир полон людей, испытывающих терзания.
— Есть только один мужчина, который мне действительно нравится, — продолжила Эвелин. — Теренс Хьюит. Чувствуется, что ему можно доверять.
— Почему? — спросила Рэчел. — Почему ему можно доверять?
— Не знаю. Разве вы не чувствуете людей? И всегда как-то точно знаешь, что это ощущение правильное, да? Недавно мы с ним проговорили почти целый вечер. После этого я почувствовала, что мы настоящие друзья. В нем есть что-то от женщины… — Она умолкла, как будто вспомнив нечто очень личное из сказанного Теренсом, по крайней мере, Рэчел так истолковала ее взгляд.
Рэчел попыталась напрячь силы и спросить: «Он сделал вам предложение?» — но вопрос был слишком тяжелым, и Эвелин заговорила дальше о том, что самые умные мужчины подобны женщинам, что женщины благороднее мужчин, — например, нельзя представить, чтобы такая женщина, как Лилла Харрисон, задумала какую-нибудь мерзость или имела какие-то низменные свойства.
— Вот бы вам с ней познакомиться! — воскликнула она.
Она стала намного спокойнее, и щеки у нее совсем высохли. Глаза приобрели обычное выражение энергичного жизнелюбия, и она, по-видимому, вполне забыла об Альфреде, Синклере и своих треволнениях.
— Лилла управляет лечебницей для алкоголичек на Дептфорд-Роуд, — продолжала Эвелин. — Она основала ее, организовала, все совершенно самостоятельно, и теперь это одно из крупнейших заведений подобного рода в Англии. Вы не представляете, что это за женщины и в каких семьях они живут. Но она целыми днями с ними. Я часто у нее бывала… В этом наша беда… Мы ничего не делаем. Вот вы что делаете? — спросила она, посмотрев на Рэчел со слегка иронической улыбкой. Рэчел почти не слушала, и выражение ее лица было отсутствующим и недовольным. Она ощущала равную неприязнь и к Лилле Харрисон с ее работой на Дептфорд-Роуд, и к Эвелин с ее бесконечными романами.