По-настоящему
Шрифт:
Правда, им некуда спешить. Это я считаю дни в обратном порядке, чтобы точно знать, сколько ещё счастливых моментов осталось нам со Стёпкой. И я точно знаю. Он улетит 19 июня 2000 года, в 11 часов утра. Значит, ещё 37 дней я буду счастлива, зная, что могу позвонить ему в любую секунду, могу дотронуться до него, обнять, поцеловать, зарыться лицом в его волосы, спрятать голову у него на груди, чтобы долго-долго вдыхать его запах… 37 дней – почти 900 часов, почти 54 тысячи минут. На самом деле это так мало…
Вот
Дома Аню ждала её деловитая мама. Когда мы пришли, она как раз собиралась на работу. Она работает в больнице с двух часов дня до восьми вечера и остаётся с Асей по утрам, чтобы Аня могла уйти на занятия. Вечером Ане помогает вернувшийся из армии муж. Как и Анина мама, днём он работает (кажется, занимается компьютерами). Аня с гордостью сообщила нам, что и Денис и она летом будут поступать в институты. Аня на дневное отделение, а Денис – на вечернее.
Маленькая Ася так сильно изменилась! Ей почти четые месяца, она очень смешно пытается вставать на четвереньки и ползти, с интересом хватает все предметы, до которых может дотянуться, улыбается и смеётся. Схватила Стёпку за палец и очень радовалась, когда он стал ей агукать и корчить смешные рожицы… Стёпа откровенно наслаждался обществом малышки, чему я очень сильно удивилась – всё-таки для парня его возраста это совсем уж нетипично. А он пел ей какие-то детские песенки (и откуда он их только знает?), таскал её на руках и даже упросил Аню разрешить ему покормить девчушку из бутылочки.
– Вряд ли у тебя получится, – смеясь, сказала Аня. – Аська бутылочку берёт только у бабушки. Даже Денис не может её накормить.
– А вот мы и проверим! – воскликнул Стёпа, пощекотал девчушку и… с лёгкостью накормил её. Аня глазам своим не поверила. – Я знаю, как с маленькими обращаться!
Аня хихикнула.
– Такого парня нельзя упускать, – шепнула она мне на ухо.
Мы пробыли с Аней и малышкой около часа, а потом Аня стала укладывать её спать, и мы засобирались по домам.
– Стёпка, где ты этому научился? – спросила я, когда мы, проводив Олю до подъезда, пошли на набережную.
– Чему?
– Всему. Ну… то есть… – почему-то я никак не могла найти нужное слово, – с малышами обращаться, играть, кормить…
Он вздохнул.
– Вот так и знал, что ты спросишь. Я не хотел рассказывать никому, это наша семейная история, – он замялся. – Впрочем, ведь ты тоже однажды станешь частью моей семью, так что всё равно узнаешь.
Оказывается, у Стёпы был маленький братишка, Максим. Малыш родился, когда Стёпе было четырнадцать лет. Они всей семьёй очень ждали появления этого ребёнка, и даже Стёпа хотел, чтобы у него был маленький брат. «Надо же кого-то воспитывать», – усмехнулся он. Снова повисла пауза.
– Он был такой смешной, маленький,
– Что-то случилось?
– У него обнаружили порок сердца. Операцию должны были делать в Москве, но не успели… Он не смог перенести дорогу. Мама уехала в Москву с Максом, а вернулась одна. Ему даже годика не было.
Стёпа хмуро смотрел на воду, лизавшую серые плиты набережной. Я не знала, что сказать, и просто обняла его.
– Мне так жаль, – сказал кто-то моим голосом. Мне правда было очень жаль Стёпку, его родителей и Максима… Знаешь, дневничок, бывает иногда такое сильное ощущение, когда жалеешь кого-то почти до физической боли где-то в груди.
Вот именно это чувство не покидало меня следующие несколько часов. И почему-то мне показалось, что сегодня мы стали ещё ближе друг другу…
Олег пригласил меня в кино! Сегодня после занятий на курсах он просто достал из кармана пиджака два билета на ближайший вечерний сеанс.
– Извини, Олег, я не могу, мне нужно родителям позвонить, они будут волноваться, – сказала я.
– Автомат за углом. У меня есть карточка, – ответил он.
– Нет, Олег, извини, я правда не могу…
– Парень? – в лоб спросил Олег.
Я кивнула.
– Да. Мы даже обручены, – я показала ему колечко, подаренное Стёпой, которое я ношу на безымянном пальце левой руки, практически не снимая.
– Как всё серьёзно, – присвистнул он. – Только я ведь так, чисто по-дружески. Солнечная блондинка, неужели откажешь? Хотя я совершенно свободен с некоторых пор.
Я засмеялась.
– Ну прости, Олег, правда не получается. Мне нужно очень много сделать для школы. Давай как-нибудь в другой раз, а?
Он с театральным вздохом положил билеты обратно.
– Ну вот, придётся теперь продавать их по спекулятивной цене! Имей в виду, в следующий раз ты от меня так легко не отделаешься!
Мне оставалось только улыбнуться в ответ.
Странный он, этот Олег. У меня такое чувство, что всё его показное «шутовство» и «балагурство» – это просто маска. И когда я сказала, что обручена, глаза у него на долю секунды стали очень серьёзными. Неужели я ему нравлюсь?
Как рассказать об этом Стёпе? И надо ли рассказывать? Ничего ведь не случилось! Только почему-то я чувствую себя так, словно совершила что-то не очень хорошее.
А собственно, что? Просто понравилась. Не Стёпе. Но сколько ещё таких «не Стёп» будет в моей жизни? Должна ли я рассказывать своему самому любимому, самому близкому человеку обо всех таких случаях? Или нет? Я не знаю. Ведь наверняка где-то проходит та грань в отношениях, за которую заходить нельзя? Например, как мне кажется, нельзя читать дневники друг друга. Я не дала бы Стёпе свой. И не стала бы просить его дневник. То же самое с письмами – нельзя, никогда никому нельзя читать чужие письма, как бы интересно ни было. Даже если два человека вместе, даже если они любят друг друга, если женаты много лет, у каждого из них должно быть своё, личное пространство, куда никто не вправе вторгаться без приглашения.