Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Стар. 215. И мы должны позаботиться о вашей судьбе и судьбе ребенка.
— Позаботишься тут о ней! Сама на рожон лезет. — У першай рэдакцыі адсутнічае (I, арк. 7; II, арк. 67; III, арк. 127).
Стар. 216. Не хватало мне еще шляться по бабам. Нашли подходящего… — У першай рэдакцыі: «Не хватало еще…» (I, арк. 8; II, арк. 68; III, арк. 128).
Стар. 216. Начштаба, шурша плащ-палаткой, направился в кустарник, Пайкин исчез и еще раньше. — У першай
Стар. 216. …растерянно проговорил Левчук, подтягивая ремень на пиджаке. — У першай рэдакцыі адсутнічае (I, арк. 8; II, арк. 69; III, арк. 129).
Стар. 217. Кисель кинул «бычка» докурить, только рукой потянулся и — трах, получай! […]
— Сказал! — зло говорит Левчук… — У першай рэдакцыі замест гэтага фрагмента:
«Долгая гряда — песчаный, поросший соснами пригорок, в котором нарыты окопчики. В одном сидит Левчук с прикладом ручного пулемета у плеча. Бой только что утих. Левчук отрывает приклад от плеча, достает из кармана завернутый в тряпицу кусок хлеба и не спеша ест его. Съев все до крошки, оглядывается — похоже, сосед закуривает, и Левчук окликает его:
— Эй, Кисель, кинь „бычка“!
Вскоре со стороны соседа летит ветка с зажатым в ее разломе окурком, но она падает, не долетев до окопчика, Левчук тянется за ней рукой. И в этот момент под его руками хлестко щелкает, лицо осыпают песок и хвоя, доносится звук выстрела. Левчук хватается за плечо, по пальцам руки течет кровь. Он раздосадован, но еще больше удивлен и вскакивает.
— Ах вы, сволочи!
Он хватается за пулемет, но первое прикосновение приклада к плечу вызывает в нем боль, и он снова опускается в окоп, где коекак перевязывает себя тряпицей, в которой был завернут хлеб. Потом кричит Киселю:
— Эй, Кисель, я ранен! Ранен я. Передай ротному.
— Здорово? — спрашивает сосед.
— А черт его знает! В плечо.
— Ну, в плечо — ерунда! Отоспишься в санчасти…
— Отоспался! — зло говорит Левчук» (I, арк. 9–10; II, арк. 69; III, арк. 130).
Стар. 222. …и, взглянув на солнце, он вдруг сказал:
— Смотри, Клава, солнце взошло!
[…]
На середине картофельного поля раненый, придя в себя, приподнимает голову. — У першай рэдакцыі замест гэтага фрагмента: «и перед его взглядом появилась другая Клава, какой она была около года назад…
…По лесной дороге едут сани, запряженные парой лошадей, по обе стороны стоит зимний сосновый лес, в санях Левчук в тулупе, его двое товарищей-партизан и молоденькая девушка, одетая в новенький полушубочек, шапку, с валенками на ногах. В соломе стоят две упаковки с рацией. Клава неспокойно вертится, оглядывается, восторгаясь лесом, природой, вдруг она видит на дереве белку, сани останавливаются, она бросается за белкой по лесу. Рядом бежит Левчук, он не сводит влюбленных глаз с девушки, у обоих радостно и безмятежно на душе.
Они останавливаются на опушке кустарника, впереди раскинулась картофельная нива, и Левчук не сразу, оглядевшись, сворачивает на нее. Идут вдоль по бороздам, Клава несколько отстает, раненый то и дело сползает с лошади на бок, и они, остановившись, поправляют его, поджидая Клаву. И снова в памяти Левчука всплывает картинка прошлого…
…Группа партизан устраивается на ночлег в деревне, хозяин расстилает на полу солому, они укладываются на ней. Клава располагается на печке, она оживлена, любопытно расспрашивает о всех незнакомых для нее вещах. Потом они тянут из шапки Левчука бумажки с часами ночного караула, Клава вытягивает время с 3 до 5 — самое неудобное время ночи, но поменяться отказывается. И вот Левчук, зайдя ночью в дом, вглядывается в стрелки ходиков на стене — пора будить Клаву, он подходит к печке, минуту смотрит, как радистка сладко спит в тепле, и выходит обратно. На утро она обиженно плачет из-за того, он морщится, чувствуя себя виноватым…
Они на середине картофельного поля и идут, придерживая раненого, который, придя в себя, приподнимает голову» (I, арк. 17–18; II, арк. 77–78; III, арк. 139–140).
Стар. 224. Вдруг Левчук, тяжело дыша, останавливается. […]
— Ладно, — говорит Левчук. — Потом… Быстро пошли!.. А то… — У першай і другой рэдакцыях адсутнічае (I, арк. 21; II, арк. 80; III, арк. 143–144).
Стар. 227. Запряженные парой, знакомые сани мчатся по лесной дороге. […]
Левчук хмурится, потом берет две упаковки радиостанции и с совершенно убитым видом несет их следом в землянку. — У першай рэдакцыі замест гэтага фрагмента: «…Землянка, маленькое окошко бросает слабый свет на самодельный, грубо сколоченный стол, за которым у рации сидит Клава. Распахивается дверь, и на пороге появляется начштаба капитан Платонов.
— Клавка, пожелай мне ни пуха ни пера! — говорит он, радостно улыбаясь, и она бросается ему навстречу.
— Витя! — сдавленно говорит она. — А почему ты? Левчук же должен идти.
— Понимаешь, балбес этакий, твой Левчук. Вчера на задании поддал, и командир его засадил в яму. На трое суток. Вот понимаешь… Но ты не беспокойся. Это пустяк…
— Ага, хороший пустяк! Там же полно полицаев. Да и немцы. Там же рота СД.
— Ерунда! Мы быстро. За одну ночь…
Он обнимает ее и выходит, она бросается следом, но раздаются звуки морзянки, и она возвращается к рации.
…Тем временем Левчук сидит на телогрейке в яме. Утро. С похмелья болит голова, он задумчив и мрачен. И вдруг сверху слышится:
— Привезли! Капитана привезли!
Левчук, не обращая внимания на крики часового, выскакивает из ямы и бежит по лесу к штабной землянке, у которой стоит повозка с убитым начальником штаба и рыдает Клава.
Вокруг, уронив головы, стоят партизаны. Останавливается и Левчук…» (У другой і трэцяй рэдакцыях гэты эпізод будзе ўстаўлены пазней.)
У другой рэдакцыі: «Запряженные парой, знакомые сани мчатся по лесной дороге. […] Среди них выделяется рослая фигура начштаба Платонова, он красиво улыбается, обнажая белые зубы. Лошади идут шагом, Клава толкает Левчука.