Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Што ж тычыцца прыведзенага вышэй выказвання С. Скварцова, дык яно прагучала падчас абмеркавання ўжо рэжысёрскага сцэнарыя, прэтэнзіі да якога былі практычна ва ўсіх, у тым ліку аўтара «Пасткі»:
«БЫКОВ. Моему соавтору и режиссеру очень трудно. Это его первая работа. У меня другого видения, кроме изложенного мною в повести, нет. Коллегия правильно определила, что нужно держаться ближе к литературной первооснове. Правда жизни требует одной единственной развязки, концепции.
Нам казалось, что для художественной законченности сценария нужно было какое-то дополнение. Мы это сделали в литературном сценарии. Сейчас герой отделывается легким испугом.
Я думаю, что стоит поднять доработанный и утвержденный вариант литературного сценария.
Особых отступлений в режиссерском сценарии я не вижу. Но там есть некоторые умолчания, которые в фильме не пройдут безнаказанно…».
Такім чынам бачна, што хаця Галоўнае ўпраўленне мастацкай кінематаграфіі і выратавала сцэнарый ад забароны, але разам з беларускім Дзяржкамітэтам па кінематаграфіі прымусіла Л. Мартынюка ўнесці ў рэжысёрскі сцэнарый «Западня (Глазами солдата)» пэўныя змены, аднак і ў такім выглядзе ён не быў прыняты мастацкім саветам. Праз тры дні В. Быкаў напісаў
«Сценарной коллегии киностудии „Беларусьфильм“
Уважаемые товарищи!
Уезжая в продолжительную командировку и не имея возможности принять участия в очередном заседании художественного совета, хотел бы довести до сведения заинтересованных лиц студии о следующем:
1. С поправками, внесенными в последний вариант сценария „Западня“, согласен.
2. Продолжаю тем не менее считать, что для режиссерского сценария значительно более перспективным является литературный вариант сценария, утвержденный в Главке.
3. Считаю, что размер будущего фильма, определенный как 3 части, недостаточен для данного материала и неизбежно повлечет за собой скороговорку, пагубную для картины. В данном случае совершенно необходима 4-я часть.
С уважением,
30/9–65 г.».
Другі варыянт рэжысёрскага сцэнарыя пад назвай «Западня (Высота 218)» быў разгледжаны мастацкім саветам 11 кастрычніка 1965 г.; падрабязнасці таго пасяджэння не вядомыя, паколькі не захаваўся пратакол. Што ж тычыцца новага варыянта рэжысёрскага сцэнарыя, дык адзначым толькі, што яго фінал зноў быў зменены: Клімчанка разам з ротай пабег у атаку, яго далейшы лёс невядомы. Да таго ж была яшчэ больш скарочана-спрошчана кульмінацыйная сцэна вяртання Клімчанкі: у сцэнарыі няма ніводнай спасылкі, што «офицер в белом полушубке» — гэта ўпаўнаважаны асобага аддзела. Праўда, Л. Мартынюк вярнуў з другога варыянта літаратурнага сцэнарыя наступны фрагмент дыялога:
«Офицер прячет пистолет в кобуру.
— Вы будете отвечать! — смотрит он на Орловца. Орловец:
— Отвечу!».
Але і тут не абышлося без спрошчвання канфлікта.
Між іншым, што тычыцца вобраза асабіста Петухова, дык гэтае пытанне праз паўгода было зноў узнята — ужо падчас абмеркавання мантажа карціны мастацкім саветам «Беларусьфільма» разам з Бюро Саюза кінематаграфістаў БССР. Так, У. Корш-Саблін гаварыў: «Правильно показываете немцев. Но впечатление, что особист еще хуже, больше нечеловек, чем немцы». У сваю чаргу Б. Паўлёнак заявіў: «Не нужен в картине особист. Это вчерашний день и никому не надо». Аднак яму запярэчыў Л. Мартынюк: «Без особиста нет западни. […] Если нет особиста, то Чернов хороший парень и [Климченко] просто отпустили к своим. Люди верят Климченко и в этом смысл нашей картины. А особиста мы не делаем страшной личностью. Просто человек выполняет свой долг». Верагодна, менавіта гэтае абмеркаванне і, у прыватнасці, заўвага старшыні Дзяржкамітэта Савета Міністраў БССР па кінематаграфіі Б. Паўлёнка і прымусілі В. Быкава выступіць з новым лістом:
«Художественному совету и Сценарной коллегии студии „Беларусьфильм“
Недавно я просмотрел неоконченный вариант короткометражной к/картины „Западня“, снятой Л. Мартынюком по моей повести, и считаю необходимым заявить о следующем:
1). Отснятый материал соответствует духу и теме повести, ряд сцен разработаны с должной достоверностью и проникновением в идею произведения;
2). Некоторые сцены страдают от неизбежной при таком размере скороговорки и беглости, что в общем понятно и с моей стороны возражений не вызывает;
3). Я возражаю против попытки заставить постановщика исключить из картины Петухова как образ и истолковать идею фильма любым отличным от повести образом.
20/III–66 г.».
Карціна была прынятая не толькі на «Беларусьфільме», але і ў Дзяржкіно БССР, затым, 12 красавіка, і Галоўным упраўленнем фільмаў Дзяржкіно СССР, праўда, з некаторымі агаворкамі: «Работа выпускника высших режиссерских курсов Л. Мартынюка в целом заслуживает положительной оценки. […] Главное управление художественной кинематографии […] рекомендует режиссеру Л. Мартынюку дополнительно поработать над звуковым рядом, уточнить ритмический монтаж, а также сократить отдельные планы в начале и середине фильма».
Аднак нечакана праблемы ўзніклі з Галоўкінапракатам, кіраўніцтва якога, выказаўшы шэраг прэтэнзій па фільму, адмовілася выдаваць адпаведнае пасведчанне. Пасля таго, як папраўкі былі ўлічаны, 19 мая карціна ў другі раз была прадстаўлена ў Галоўнае ўпраўленне мастацкіх фільмаў, у якога, зрэшты, з’явілася яшчэ адна прэтэнзія. У Маскву быў камандзіраваны Л. Мартынюк, які ўжо на месцы ўнёс праўкі ў «Западню». Увогуле цікавая статыстыка: «фильм в производстве находился 105 дней, сдача фильма длилась 70 дней».
«Западня» выйшла на экран у лістападзе 1966 г.
Рэцэнзіі: Поляков С. Перед дорогой на большой экран // Знамя юности. 1966. 28 июля; Бондарева Е. Повести и фильмы // Нёман. 1977. № 10. С. 159–160; Ратников Г. На экране — Великая Отечественная // Современное белорусское кино. Минск, 1985. С. 10–111; Бондарава Е. Кінематограф і літаратура: Творы беларускіх пісьменнікаў на экране. Мінск, 1993. С. 85–86.
У справе матэрыялаў па фільму «Западня» захоўваецца «Либретто сценария», аўтарам якога з’яўляецца Л. Мартынюк, хаця ў машынапісе пазначаны зноў жа два прозвішчы: В. Быков, Л. Мартынюк.
Либретто сценария короткометражного фильма (4 части) по одноименной повести Быкова
Отцам и братьям нашим, выстоявшим в борьбе против фашистской Германии, жизнестойкости нашего общества, теме большого человеческого доверия посвящают авторы этот фильм.
Осенью 1943 года на одном из участков Белорусского фронта случилось следующее…
Рота автоматчиков несколько раз безуспешно атаковала хорошо укрепленную фашистскую позицию на Н-ской высоте, которая держала под обстрелом стратегическую дорогу и задерживала наступление наших войск.
Получив подкрепление, рота готовилась к последнему и решающему броску.
После последней неудачной атаки в одном из окопов собрались солдаты взвода лейтенанта Климченко. Но не о бое шел разговор. Прибыло довольствие, сухой паек, а значит, предполагалось наступление. По-разному относятся солдаты к своему пайку, ведь он рассчитан на три дня и, казалось бы, надо умело разделить пайку на три дня. Но это редко кто делает. Ведь для многих эта атака может оказаться последней, и поэтому с шутками и прибаутками солдаты устраивают уничтожение пайка. И никто всерьез не принимает замечаний лейтенанта, который журит своих боевых товарищей за такое „легкомыслие“. В этой сцене чувствуется большая симпатия, особенно старослужащих к молодому лейтенанту. Мы узнаем, что он воюет с ними вместе вот уже целый год. Особенно по-отечески относится к Климченко старый солдат Голанога. Дело в том, что у него такой же сын, который воюет где-то на другом фронте.
Появляется ординарец командира роты и передает Климченко распоряжение явиться на рекогносцировку. По длинным лабиринтам траншей пробирается лейтенант к командному пункту комроты. Солдаты готовятся к предстоящей атаке.
Ротный — капитан Орловец, человек горячий и вспыльчивый, раздосадованный неудачными атаками, только что состоявшимся разговором с командиром батальона, начинает в резких тонах обвинять взвод Климченко за трусость. Лейтенант не выдерживает, и между ними вспыхивает очень резкий разговор о том, кто виноват в том, что взвод Климченко залег. Лейтенанта поддерживают и другие взводные, говоря, что во время наступления надо держать артиллерийский огонь по правому флангу, откуда бьют немецкие крупнокалиберные пулементы, до того момента, пока взвод не подойдет совсем близко к немецким траншеям. Наступает примирение, но отчуждение между ротным и Климченко остается. Орловец говорит о том, как будет проходить атака.
Вначале все было хорошо. Рота вплотную за огневым валом вышла на рубеж, но и на этот раз фланговый пулемент противника не оказался выведенным из строя и перерезал путь наступающим. Тогда, несмотря на шквальный огонь, лейтенант поднимает своих людей, но успевает добежать к немецкой траншее только один.
В рукопашном бою, стараясь спасти своего ординарца, он не замечает подбежавшего к нему сзади немца. Удар прикладом, и Климченко теряет сознание. Когда он пришел в себя, то увидел, что его тащит за ноги по траншее немец. Видимо, он решил, что советский офицер убит. Немец хотел уж было дострелить Климченко, когда в траншее появился немецкий офицер. Так лейтенант оказался плененным.
Его вели все глубже и глубже в тыл. Немецкие солдаты с удивлением рассматривали его. В 1943 году наших пленных было уже мало, и для немцев советский офицер казался диковинкой. Потом его куда-то везли на машине, и вскоре он оказался в немецком пропагандистском отделе. Его здесь перевязали, предложили поесть, закурить. Климченко решил молчать. Но велико было его удивление, когда молодой и очень симпатичный немецкий офицер начал с ним разговор на чистейшем русском языке. Разговор на первый взгляд очень задушевный, откровенный, в котором офицер Чернов старался дать понять, что он хочет спасти жизнь Климченко. Чернов, словно паук, плетет вокруг лейтенанта свою паутину, но все оказывается напрасным. Не выдержав, он даже при своем начальнике, который зашел поинтересоваться, как идет допрос, бьет Климченко за то, что тот отказывается от сигарет, предложенных немцем.
Тогда Чернов идет на шантаж, говоря, что если Климченко не выступит с обращением по радио к своим солдатам, то это сделает сам Чернов. Климченко неумолим. Чернов, унижаясь, просит его пойти на предательство. И мы понимаем, что в этом предательстве Чернов хочет найти оправдание своему предательству, которое он совершил когда-то из-за малодушия и боязни смерти и из-за своей морали, что надо приспосабливаться в жизни в зависимости от сложившихся обстоятельств.
Но ни эти разговоры, ни жестокое избиение не могут сломить духа Климченко.
И вот ночью, запертый в кузов, железный ящик машины, он слышит слова передачи от его имени, которую сфабриковал Чернов.
Утром его выводят из машины, связывают и куда-то ведут. Постепенно Климченко понимает, что они приближаются к передовой.
Звякает за спиной Климченко затвор взведенного пулемета и Чернов приказывает лейтенанту идти в поле, к своим.
Лейтенант идет, но немцы не стреляют. Они знают о страшном замысле, о страшной мести, которую приготовил советскому офицеру Чернов. Понимает это и Климченко, но он верит в то, что люди, с которыми он воевал, не смогут и подумать, что он предатель. И все же некоторые поверили.
Разъяренный случившимся ЧП, Орловец даже влепил лейтенанту в ухо. Но когда тут же получил в ответ и увидел Климченко плачущим, он понял все. Поняли это даже те солдаты, которые кричали на него: трус! предатель!
Но законы войны суровы — каждый человек, попавший в плен, должен предстать перед трибуналом.
И если соладты и ротный поняли, что случилось великое несчастье, особенно в тот момент, когда лейтенант, видя опущенные головы солдат, схватил автомат и один бросился на высоту и, дрогнув и поняв его порыв, за ним побежали остальные, то исполнитель устава и закона — капитан из особого отдела Петухов не может оставить этот случай без расследования. Но делает он это грубо, не учитывая того состояния, в котором находится лейтенант и люди капитана Орловца. Эта грубость окончательно ставит комроты на сторону Климченко, он его защищает, он говорит, что пошлет его сейчас вместе со всеми в атаку, и поэтому между ним и Петуховым вспыхивает резкий разговор. Но когда на сторону лейтенанта становятся все солдаты, Петухову ничего не остается, как уйти.
Рота готовится к атаке. Солдаты наспех одевают Климченко, дают ему оружие, кто-то передает самокрутку.
И вот рота вновь идет на высоту. И по тому, как бегут солдаты на врага, мы понимаем, что таких людей ничто уже не может остановить, что эти солдаты дойдут до Берлина.
(В. Быков) (Л. Мартынюк)».
Стар. 144. Фойер! — Огонь! (Ням.) Стар. 145. Майн гот! — Мой бог! (Ням.)
Стар. 152. Хальт! Шиссен будэм делайт! — Стой! Страляць будзем делайт! (Скаж. ням.)
Стар. 153. Абшнайден кнопфе! — Расшпіліцца! (Скаж. ням.)
Киносценарий по повести «Сотников» (стар. 160)