Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
— Ну, а ты чего стоишь? — обернулся Орловец к Климченко. — Слыхал команду? Приказ знает Голанога. Марш к взводу!
Климченко вздрогнул: так неожиданен был для него этот, в сущности, обычный приказ.
— Приведи себя ну хоть немножко в порядок! — виновато, но в то же время грозно сказал Орловец. — Через десять минут пойдем… Бойцы торопливо располагались в цепь на краю оврага. Климченко тоже взобрался по обрыву наверх и лег между бойцами.
Кто-то сунул ему автомат.
Кто-то передал телогрейку, и лейтенант надел ее.
Рядом оказался Голанога. Затянувшись цыгаркой, он передал ее Климченко.
С благодарностью приняв этот знак солдатской признательности, Климченко два раза жадно затянулся и несколько громче, чем было необходимо, дрогнувшим от волнения голосом крикнул: — Взвод! В атаку! — и побежал.
Весна. День. Солнечно.
На земле видна тень бегущего человека. Слышно только его простуженное дыхание и стук сапогов. Перед его глазами мелькают — прошлогодняя стерня, серая шинель убитого солдата, немецкая каска, брошенная винтовка. И вдруг — резкий, лихорадочный стук пулемета и разрывы пуль,
В черном провале сознания Климченко возникают отдельные слова и звуки:
— Доложите в особый отдел…
…Проблеск света среди заваливших Климченко камней, который закрывает наркозная маска.
Звук упавшего на цементный пол хирургического инструмента.
…Шум мотора самолета, то пропадающий, то нарастающий вновь. И вдруг взрывы снарядов один за другим и крик:
— Война! Война! Война!
И уходящая из глаз Климченко каменная тяжесть, которая открывает взгляду лейтенанта распахнутое окно и склоненное над ним лицо сестры.
И взрывы один за другим.
И испуганные широко раскрытые глаза Климченко.
И вид через окно на реку, закованную льдом, на берегу которой совсем юная девушка в белоснежном халате кричит:
— Весна! Весна!..
А по реке взметались глыбы льда. Подрывники делали свое дело.
А мост подвесной конструкции уходит прямо от нас к противоположному берегу, прямо к солнцу, низковисящему над горизонтом. Потом наступает успокоительная тишина, в которой слышен весенний голос жаворонка — голос жизни и нескончаемости бытия.
На этом кадре, который вдруг замирает, и идут последующие титры фильма».
Трэба адзначыць, што фінал другога варыянта сцэнарыя быў бліжэй да першапачатковай рэдакцыі аповесці. Справа ў тым, што «Пастку» (тады В. Быкаў называў яе апавяданнем «Хмарнае неба») аўтар яшчэ ў 1963 г. прапанаваў часопісу «Маладосць», дзе яна была адрэдагавана і падрыхтавана да друку, але апублікавана не была. Упершыню «Пастка» выйшла ў 1964 г. у перакладзе М. Гарбачова ў часопісе «Юность»; у арыгінале ўпершыню апублікаваная: Быкаў В. Адна ноч. Мінск: Беларусь, 1965. Але ў гэтай рэдакцыі фінал быў шчаслівым, у той час як першапачаткова Клімчанка застрэліўся з аўтамата, а абуранага капітана роты Арлаўца вывеў упаўнаважаны асобага аддзела. Такім чынам, у смерці лейтэнанта Клімчанкі пісьменнік бачыў больш праўды жыцця, чым у яго шчаслівым выратаванні, і, мабыць, таму разам з Л. Мартынюком прывёў яго да пагібелі — хай цяпер у кінасцэнарыі. Невыпадкова, відаць, была абраная і іншая назва — «Убитый»: так акцэнтавалася гібель галоўнага героя, тады як у першай рэдакцыі літаратурнага сцэнарыя яму «даравалася» жыццё.
Другі варыянт сцэнарыя абмяркоўваўся на пасяджэнні сцэнарнарэдакцыйнай калегіі 2 чэрвеня 1965 г. У выніку галоўны рэдактар сцэнарна-рэдакцыйнай калегіі А. Куляшоў падпісаў наступнае заключэнне:
«Литературный сценарий „Западня“ представляет собою законченное художественное произведение.
Авторы сценария Василь Быков и Леонид Мартынюк в работе над вторым вариантом учли замечания и пожелания, предъявленные ранее сценарно-редакционной коллегией.
Определилась художественная форма киноновеллы, очень динамичной, яркой в проявлении характеров главных героев; достаточно полно для литературного сценария выписан второй план.
Образы главных героев в этом варианте сценария стали более полнокровными, исчезли длинноты в диалогах, точнее и интереснее обозначились острые драматические ситуации и предполагаемые в режиссерской разработке мизансцены.
В настоящем варианте сжатое и лаконичное изложение событий, насыщенных острыми драматическими столкновениями человеческих характеров, судеб, философий, минимальное жизненное время, отпущенное героям для решения внезапно вставших перед ними проблем, позволяют надеяться на интересное режиссерское решение.
Тема человеческого доверия, жизнестойкости советского общества разрабатываются авторами в кульминационном эпизоде возвращения Климченко.
В финале, когда павшего в бою Климченко торжественно несут с поля боя, звучит жизнеутверждающий пафос героизма простых советских людей, боровшихся с фашизмом и победивших его».
У сваю чаргу галоўным рэдактарам Дзяржкіно БССР Г. Таранам было падрыхтавана, аднак не падпісана наступнае заключэнне:
«Литературный сценарий „Западня“ представляет собою законченное литературное произведение.
Авторы сценария Василь Быков и Леонид Мартынюк в работе над вторым вариантом учли замечания и пожелания, высказанные ранее сценарно-редакционной коллегией.
Определить тему сценария только как военную — значит дать ему, на наш взгляд, самую общую характеристику, в значительной мере даже внешнюю. Сфера, в которой проявляет себя герой „Западни“ — лейтенант Климченко — нравственная, морально-этическая. „Меряется жизнь и смерть большою мерою“, — писал А. Довженко, и эта мера высокой гражданственности положена в основу „Западни“. Это фактически баллада о герое необычайной стойкости, идейной силы и нравственной чистоты.
Случилось обратное — советский офицер во время атаки попал в плен. И не имея сил сломить его физически, враг решил сломить его морально. И дальше произошло почти все так, как и предполагал его следователь — предатель Чернов, отпуская Климченко к своим. Все было так: и штабной офицер, мечущийся по оврагу с пистолетом, были первые слова „Предатель“ и приказ офицера „Взять“ Климченко под стражу.
Но было и то, против чего бессильными оказались и черновы, и фашизм, стоявший за их спинами — сила высокого человеческого доверия. Доверия к тому, кто воевал бок о бок с тобой, кто не мог, не хотел, никогда бы не сумел предать. Проще было не поверить, легче — казнить, тяжелее — взять вину на себя. Люди Климченко выбрали последнее.
При всей исключительности этого случая, он очень правдив. Правдив по чувствам, по неибежности именно такого конца.
Тема человеческого доверия, жизнестойкости советского общества утверждается авторами в кульминационном эпизоде возвращения Климченко.
Авторам удалось строго определить форму киноновеллы. Они отказались от заманчивой возможности дать ответвление от сюжета одноименной повести, чтобы исследовать своих героев в иной обстановке. Герой взят под наблюдение только в моменты жизни, когда он должен принимать сугубо важные решения. И нам кажется, что напряженность будущего фильма будет не чисто сюжетная, а психологическая.
Авторам и режиссеру будущего фильма следует уточнить в режиссерской разработке моменты:
1. Правомерны ли в первом эпизоде (окоп) философские рассуждения о смерти? Ведь солдаты, готовящиеся к атаке, вряд ли будут говорить о том, что грозит каждому из них.
2. Следует точнее решить в режиссерском сценарии сцену возвращения Климченко. Надо объяснить — почему поверили солдаты своему лейтенанту после того, как он побывал в плену, и от его имени вел передачу Чернов.
3. Стоит продумать финальную сцену. Возможно, предложенный в первом варианте сценария финал — Климченко уходит в атаку — будет более ёмок и многозначителен, более точен и оптимистичен по звучанию».
У Дзяржкамітэце Савета Міністраў БССР па кінематаграфіі сцэнарый не зацвярджаўся, але па просьбе Л. Мартынюка быў дасланы на кансультацыю ў Галоўнае ўпраўленне мастацкай кінематаграфіі. Далейшыя перыпетыі яго лёсу былі вядомыя мастацкаму савету «Беларусьфільма» са слоў С. Скварцова: «Второй вариант сценария был наиболее близок к тому, что написал Быков. Он был утвержден коллегией. Он был запрещен нашим Комитетом и потом направлен в Москву. Там его утвердили и дали на него деньги. Замечания знает только Мартынюк». Л. Мартынюк сапраўды ведаў пра заўвагі Масквы, бо быў знаёмы з лістом намесніка начальніка Галоўнага ўпраўлення мастацкай кінематаграфіі Камітэта па кінематаграфіі пры Савеце Міністраў СССР І. Кокаравай і члена сцэнарнай рэдкалегіі Галоўнага ўпраўлення Т. Юрэневай, якія пісалі старшыні Дзяржкамітэта Савета Міністраў БССР па кінематаграфіі Б. Паўлёнку:
«На наш взгляд, рассказ В. Быкова, также как и созданный на его основе сценарий, представляют собой интересное художественное произведение, которое может послужить основой для создания фильма выпускника Режиссерских курсов Л. Мартынюка. Этот вопрос уже много времени тому назад при Вашем согласии был положительно решен Советом режиссерских курсов.
Нас несколько удивила Ваша неожиданная новая позиция по данному сценарию. Насколько нам известно, у Вас до сих пор не было вообще никаких критических замечаний, а сейчас Вы ставите под сомнение произведение в целом. Главное управление, обсуждая сценарий „Западня“, высказало целый ряд пожеланий авторам и режиссеру, которые будут способствовать уточнению смысла данного произведения. Однако, повторяю, нам не известно, чтобы со стороны Комитета Белорусской ССР и киностудии были высказаны ранее какие-либо пожелания и критические советы.
Анализируя сценарий „Западня“, мы гораздо ранее Вашего письма пришли к выводу о том, что данное произведение нуждается в некотором уточнении по смыслу, и у Главного управления имеется договоренность с режиссером фильма Л. Мартынюком об изменении финала сценария и его начальных эпизодов. По нашей рекомендации авторы сценария и режиссер будут заканчивать фильм не смертью героя, а сценами атаки, нового боя, в который идет человек, много переживший, для того, чтобы защищать Родину. Фильм должен стать рассказом о мужестве и стойкости советских солдат, которые превыше всего ставят гражданский долг. Таким образом при этих изменениях фильм, на наш взгляд, будет освобожден от некоторого пессимистического оттенка, который в сценарии имеется.
Главное управление считает, что этими поправками сценарий „Западня“ может быть принят к постановке.
В связи с Вашим письмом нам хочется высказать пожелание, чтобы студия более точно вела работу с авторами и режиссерами, тем более когда это касается таких незаурядных писателей, как В. Быков. Совместными усилиями нескольких редакционных коллегий и режиссерских курсов сначала сценарий был утвержден без каких бы то ни было официальных замечаний, а потом он начинает подвергаться сомнению в целом.
Мы высказываем эти соображения для того, чтобы в дальнейшем не давать повода писательской общественности подвергать нас с Вами основательной критике».
Адзначым, што «нечаканая новая пазіцыя» старшыні Дзяржкіно БССР магла быць абумоўлена тым, што ў гэты час у ЦК КПСС быццам бы абмяркоўвалась шырокамаштабная антыбыкаўская кампанія, якая пачала разгортвацца ў наступным годзе — пасля выхаду ў «Новом мире» аповесці «Мёртвым не баліць». Ва ўсялякім выпадку менавіта такое тлумачэнне са ссылкай на адказнага супрацоўніка ЦК В. Шауру даў праз многія гады рэжысёру «Западни» Б. Паўлёнак, які не ўяўляў, як у такой абстаноўцы можна прадстаўляць у Дзяржкіно СССР фільм, зняты па Быкаву (заўважым таксама, што тры гады пасля выхаду «Западни» Л. Мартынюку не дазвалялі здымаць кіно).