Поўны збор твораў у чатырнаццаці тамах. Том 9
Шрифт:
Так он прошел мимо двух берез на обочине, посмотрел в сторону окопчика Филина. Но Филин его не интересовал больше. Сзади едва белела в сумерках сторожка на переезде, больше нигде никого не было».
Стар. 265. Потом достал… — Папраўлена і дапісана: «Съеденная каша только разожгла аппетит, и он [достал]».
Стар. 265. …поглядывая по сторонам. — Далей зроблена машынапісная ўклейка: «— Думаете, Пшеничный такой дурак, чтобы погибать ни за что? Пусть дураки гибнут.
Стар. 269. — Пшеничный! Ну ж, гадина!.. […] […]
— Нет, менять не будем. — Адсутнічае, зроблена машынапісная ўклейка:
«— Молодец Филин. Но где же Пшеничный?
— Пшеничный не возвращался.
— А где тогда он?
— А перебег к немцам, — сказал Свист. — Давно примеривался.
— Неужели перебег?
— Перебег, факт, — сказал Свист.
— Жаль, проворонили. Теперь он…
— Теперь он нас и продаст всех, — сказал Овсеев.
— Это он могеть, — невесело согласился Карпенко.
— Так что надо менять позицию, — предложил Овсеев.
— Нет, позицию менять не станем».
Стар. 271. Но и пулемет пригодится. — Папраўлена: «Но пулемет важнее».
Стар. 272. За этим занятием и застал его подошедший Овсеев. […] Поняв, что за ним никто не смотрит, он боком прошел в крайнюю ячейку Пшеничного, дальше скрытого хода не было, и он выглянул над картофельным полем, изучая дорогу к лесу. — Увесь фрагмент закрэслены.
Стар. 275. Тот не шевельнулся, тогда он приподнял его и позвал Овсеева:
— Овсеев!
[…] Немцы уходили за березы в сторону деревни. — Адсутнічае, зроблена машынапісная ўклейка: «Из-за поворота траншеи появился Овсеев. Его побледневшее лицо выражало испуг и озабоченность.
— Глечик, ты слышь! Глечик!
Глечик непонимающе посмотрел на него.
— Слышь, решайся! Решайся, говорю, пока не поздно.
— Что — решайся?
— Смываться! Давай по очереди. Один прикрывает, другой бежит. Пока не поздно…
Глечик ровнее сел у ног старшины.
— Не можно.
— Дурак! Не можно… Ты что — не понимаешь?..
— Нет, я понимаю… Но нельзя. Солнце еще высоко.
— Черт с ним, с солнцем! Через полчаса нам копец будет. Что мы сможем, вдвоем?
— Нельзя. Ведь приказ.
— Ну и что? Подумаешь, приказ! Что тут судьба всей войны решается? Задрыпанный переезд…
— А может и решается. Кто знает?
— А пошел ты!
Овсеев махнул рукой и бросился вдоль по траншее. В конце ее он тихонько выглянул в сторону немцев, потом посмотрел через тыльный бруствер в поле. Поблизости никого не было, и он с винтовкой в руке вскарабкался на бруствер.
Он уже готов был выскочить, как несколько пуль с низинки ударили по брустверу. Овсеев вздрогнул и, корчась, вытянулся на бруствере, выронив в траншею винтовку.
Глечик, сидя возле Карпенко, прислушивался к выстрелам в поле. Его лицо застыло в отчаянии.
Несколько посидев, он поднялся, поглядел через бруствер. Немцы были уже далеко, за березами».
Стар. 275. Но самого Овсеева нигде не было. — Папраўлена: «Но самого Овсеева здесь уже не было».
Стар. 276. — Подлюга! Одного оставил… — Выкраслена.
Сцэнарый 3-й серыі налічвае 2-е рукапісныя і 50 машынапісных старонак (на першай пазначана: «ВАСИЛЬ БЫКОВ» (закрэслена), ніжэй: «ФИЛЬМ ТРЕТИЙ», «НА ВОСХОДЕ СОЛНЦА»). Тэкст сюжэтна супадае з ранейшай рэдакцыяй. Што тычыцца тэксталагічных разыходжанняў, дык прозвішча «Васюкоў» папраўлена спачатку на «Бусюков», затым на «Кисляков» (далей паўсюль таксама выпраўлена на «Кисляков»). Да таго ж вылучаюцца наступныя змяненні:
Стар. 323. Вот с ее помощью, — обнимает он Зину. […]
— А ничего. Это свой парень, Васюков. Когда-то был у меня ординарцем. — Папраўлена: «На КПП вот посадили в машину. Старшина помогла. Без нее бы не влез.
— Ну что вы, товарищ майор! Так лихо бегаете…
— Куда там. На одной ноге… Вот знакомьтесь: автоматчик Кисляков. Когда-то воевали вместе».
Стар. 323. Не дорвался. А Ванин, тот, наоборот, добряк был, не дожил. Помнишь Ванина?
— Ну.
— За высотой, где тебя ранило, его убили. Потом уже тело обнаружили. — Папраўлена: «Не дорвался, под Варшавой погиб. Ванин на Смоленщине. Да мало ли еще кто где. А мы вот дошли. Повезло все-таки.
— Повезло.
— Только бы к концу не опоздать. Слышь, доколачивают». Стар. 324. И вот Зина сменила свой ППГ на санчасть. […]
— Люблю кадры сам подбирать. Чтоб воевать было надежнее. — Зроблена машынапісная ўклейка: «Вон старшину подбиваю сменить свой медсанбат на санчасть. Кстати, как тебя звать, старшина?
— Старшина Богданова.
— А по имени как? Лена, Маня?
Старшина передергивает плечом, недоверчиво поглядывая на игривое лицо майора.
— А зачем вам имя? Я вон, за мостом слезаю.
— Ну а все-таки? Письмецо, например, черкнуть. Может, я влюбился.
— Так и поверю, — говорит старшина.
— Ну а все-таки? Как мамка звала?
— Зина, ну.
— Зина? Хорошее имя. Давай все-таки к нам, в гвардию, а?
— Нет уж. У меня своя гвардия есть.
— Напрасно. Люблю кадры сам подбирать, — говорит майор, обращаясь к разведчику. — Чтоб воевать надежнее».