По острию ножа
Шрифт:
Дубов нахмурился:
— Я слышал об этом. И виновных в таком головотяпстве или вредительстве, не раздумывая, отдал бы под военный трибунал. Но не представляю, чья это работа.
— Вот и я не представляю, — признался Матейченков. — И в этот свой приезд в Москву пытаюсь докопаться до сути, но не могу найти концов. А молодые ребята, почти пацаны, продолжают гибнуть… Когда этому придет конец?
— А что я могу сделать? Генштаб мне не подчиняется. Конечно, будь у нас профессиональная армия…
— Вот к этому я и веду разговор, — подхватил Матейченков. — Помнишь указ Ельцина о переводе армии и флота на профессиональные рельсы?
— Еще бы не помнить…
— Там речь шла о том, что перевод наших Вооруженных Сил на профессиональную основу должен быть завершен к двухтысячному году.
— Было такое.
— Указ был издан Ельциным в 1996 году, накануне выборов. Видимо, тогдашний президент рассуждал по принципу Ходжи Насреддина: к тому времени либо ишак сдохнет, либо эмир помрет, — произнес Матейченков.
— С чего ты взял?
— Двухтысячный год миновал, а воз и ныне там. Никто ничего не делает, профессиональной армией и не пахнет, а необстрелянные новобранцы продолжают гибнуть, — вздохнул Матейченков.
— Что же должен сделать я?
— Высказать свое мнение: будет ли когда-нибудь указ Ельцина реализован, и если да, то когда?
— Я что тебе, пророк? — невесело рассмеялся Дубов.
— Для меня — да.
— Видишь ли, какая штука, Иван Иванович… Не может армия процветать, когда государство находится в столь тяжелом положении.
— Понимаю. Но разве дело только в этом?
— Ты прав, не только. Я помню что разговоры о профессионализации армии начались еще в 1992 м. Продолжаются они, как ты знаешь, и по сей день. Но… «Слишком часто разговоры принять мы рады за дела».
— Так доколе?
— Видишь ли, кое-какие преобразования в армии делаются, — произнес Дубов. — Но по мне, уж лучше бы они и не делались. По-моему, это не реформы, а форменное вредительство, если вспомнить этот старый термин, прежде такой популярный, а ныне вышедший из употребления. Посуди сам. Армию сокращают, но чисто механически. Режут, что называется, по живому. Выпихивают буквально силком на гражданку кадровых военных, которые отдали армии лучшие годы своей жизни.
— Да, я знаю такие случаи.
— Выбрасывают хороших военных специалистов, которые оказываются без работы, без средств к существованию, без крыши над головой. А ведь у каждого семья, дети.
— Я думаю, самое страшное то, что опоздали мы с военной реформой, — сказал Матейченков.
— Причем лет на восемь, не меньше.
— И вот результат, — грустно произнес Матейченков. — По прежнему два раза в год — весной и осенью — молодые ребята, не имеющие отсрочки, призываются в армию. По прежнему, кто только может, старается откосить от нее.
— И по прежнему военкомы во главе призывных комиссий продолжают гоняться за ними по всем уголках нашей необъятной родины, — дополнил Дубов.
Матейченков заключил:
— А молодые новобранцы, цвет нации, самое ценное, что есть у нас — генофонд, основа будущего России, — продолжают гибнуть в «горячих точках». Какой только идиот придумал это название?..
Глава 8. Об одной неудачной попытке
И снова Чечня…
После суматошной, заполошливой Москвы, после тягостных, долгих официальных разговоров с разношерстным начальством, переговоров, которые в большинстве своем не приводили ни к каким результатам, после бодрых дежурных улыбок и обещаний, которые, Матейченков знал, никогда не сбудутся, — после всего этого возвращение в Чечню показалось даже в чем-то приятным.
Первым, кого он встретил в своем штабе, был полковник Петрашевский, и Матейченков счел это добрым предзнаменованием.
Полковник доложил о своих действиях. Несмотря на короткое время, определенные успехи были налицо.
Николай Константинович долго и дотошно, причем по памяти, не пользуясь записками, перечислял, что успел сделать в создании диверсионно-разведывательного корпуса, сыпал фамилиями и именами тех, кого отобрал в корпус, пользуясь данным ему на это генералом Матейченковым правом. Приводил — опять же по памяти — служебные характеристики и отзывы сослуживцев на каждого, рассказал о расширении учебного лагеря, о привлечении новых инструкторов — одного из них, оказавшегося самым толковым, порекомендовал генерал-лейтенант Михаил Куликовский, который проживает в настоящее время в Краснодаре.
— Как со снабжением?
— Наладилось, Иван Иванович, хотя нервов это стоило мне немалых, — сказал Петрашевский.
— Меня бы дождался.
— Сам справился… Тут один фонд хитрый нашелся, гуманитаркой помогли.
— Ну и лады.
Полковник похвастался:
— Приедете в лагерь — не узнаете.
— А с оружием как?
— С обычным — более или менее… — замялся полковник.
— А в чем проблема?
— Те самые снайперские винтовки хотел для своих ребят раздобыть… знаменитые…
— Ну?
— Ничего не вышло.
— Правильно. Эта задача тебе не по зубам, — решил полпред. — Там слишком хитрая механика, большие люди и большие деньги задействованы.
— Так что ж, останемся без винтовок?
— Кто тебе сказал? Винтовки будут, — твердо произнес генерал. — Я этим занимался уже в Москве, привлек кое-кого на нашу сторону… А здесь вместе добивать будем.
Поздно вечером, когда они остались в штабе одни, Матейченков предложил полковнику почаевничать. Сделал он это не без задней мысли — хотел вытянуть из замкнутого разведчика еще кое-какую интересовавшую его информацию. Теперь, после того как они несколько сблизились на совместной работе, Матейченков полагал, что вправе рассчитывать на большую откровенность.
Он не ошибся.
— Николай Константинович, вам с первого захода удалось выйти на генерала Дудаева? — забросил первую удочку Матейченков, когда они уселись за стол, на котором был быстро сварганен поздний небогатый ужин в виде банки солдатской тушенки с черствоватым хлебом. Чай был уже заварен и разлит по стаканам.
— Ну что вы… — ответил полковник. — Попыток было уже и не помню, сколько.
— И все неудачные?
— Кроме последней.
— А какая из этих попыток была самая интересная? Расскажи-ка…