По полянам и болотам. Повесть о войне с семинолами

Монро Керк

Глава Х

Предательство Фонтани Салано и расплата за него

Еще одно таинственное происшествие той ночи было хорошо рассчитано на то, чтобы усилить удручающее действие первого и сменить чувство презрения, которое они прежде испытывали по отношению к индейцам, на глубокое уважение, смешанное со страхом. Фонтани Салано спал, завернувшись в свое одеяло, недалеко от лейтенанта, командовавшего отрядом, освещенный огнем бивачного костра. К утру все же костер почти погас и уже не давал света, поэтому место, где спал Салано, погрузилось в темноту.

Проснувшись при первых лучах зари, он был удивлен появлением нескольких странных предметов, торчавших в земле

радом с его головой. Он тщательно осмотрел их, и его удивление моментально сменилось ужасом, едва он понял, что это – семь окровавленных индейских стрел, воткнутых в землю, по три в каждой стороны и одна у макушки. Древко этой последней стрелы пронзало сердце недавно убитого оленя – знак столь ясный, что не понять его было невозможно.

Было совершенно понятно, что индейцы смогли проникнуть незамеченными в самую середину охраняемого лагеря, и это сделало их в глазах солдат существами, наделенными сверхъестественными способностями. Для Салано было яснее ясного, что это дело рук Коакучи. Понимание того, что он находился во власти человека, который легко мог бы отнять его жизнь и только играл с ним, как кошка с мышкой, чтобы ради своего удовольствия заставить его подольше помучиться, наполнило сердце негодяя таким ужасом, что на него жалко было смотреть.

Он умолял лейтенанта Дугласа немедленно вернуться в Сент-Августин или по крайней мере отправить его туда под охраной. Офицер вежливо объяснил, что ни той, ни другой его просьбы он удовлетворить не может, потому что это противоречит приказу, предписывающему ему не оставлять эту местность, не убедившись в том, что индейцы ее покинули, и что он не может ослаблять свои и без того невеликие силы, выделяя людей для его сопровождения.

Этот человек показал себя таким трусом, что уже стал вызывать чувство презрения, а не жалости. Ральф Бойд предложил сопроводить его в город, и, к его удивлению, Салано с готовностью принял его предложение. Поскольку оба они были добровольцами, Дуглас не имел власти их удерживать, хотя и высказал свой протест, указав им на возможные опасности такого путешествия. Ральф Бойд в ответ на это только улыбнулся, и даже Салано дал понять, что верит в то, что индейцы слишком заняты наблюдением за передвижениями отряда, так что оставаться здесь означает подвергать себя большей опасности.

Лейтенант сказал, что должен переместить отряд на небольшое расстояние, в более удобное и безопасное для лагеря место, которое, как он знал, находится недалеко от плантации Бойда, за которым обещал присматривать особенно внимательно. Там он хотел оставаться до тех пор, пока не узнает что-то определенное о передвижениях индейцев, и Бойд обещал воссоединиться с ним на следующий день.

Лагерь был свернут, и горн звонко пропел сигнал «по коням», разбудивший утреннюю тишину, когда Бойд и Салано покинули лагерь и направились обратно в Сент-Августин. Ехали они в тишине – один из них слишком презирал другого, чтобы с ним заговаривать, а Салано обдумывал планы мести, целиком занимавшие его мысли.

Они не проехали и двух миль, когда оказались у узкой промоины, проехать по которой возможно было только лишь гуськом, и тут Салано, выставляя напоказ свою вежливость, отстал, предложив Бойду быть первым.

Тот, ничего не подозревая, проехал несколько шагов, а потом, не слыша за спиной звука шагов другой лошади, обернулся, чтобы посмотреть, почему тот не едет.

То, что он увидел, было настолько неожиданно и так ужасно, что на мгновение он лишился возможности не только действовать, но даже и думать. Салано, спешившись, медленно поднимал ружье, собираясь прицелиться в него. Он мог заметить выражение жестокого торжества на его смуглом лице. В то же мгновение он увидел и мелькнувшую фигуру с поднятой рукой, выскочившую из подлеска за спиной Салано. Потом все пропало.

Когда Ральф Бойд снова вернулся в этот мир, он лежал в тени дерева, рядом с ним две лошади щипали траву, а странная,

непривычно выглядевшая фигура плескала воду ему в лицо.

– Что это значит? Что случилось? – слабым голосом спросил Бойд.

– Вот, каптан, – ответил незнакомец на языке, который явно был английским, прервав свое занятие и протяжно зевнув. – Я очень как рад, что ты живой. Инджун говорил мне, что нет, но сам я до этой минуты в это не верил. А было вот что. Я сам мала што понял, но было примерно так: какие-то краснокожие негодяи хотели со мной расправиться, когда появились вы и их остановили. Потом белый негодяй хотел разделаться с тобой, когда один из краснокожих негодяев его остановил, или, во всяком случае, что мог для этого сделал; а потом краснокожий негодяй разобрался с белым негодяем, и сделал это по полной.

На этой фразе Бойд снова закрыл глаза и, казалось, вот-вот провалится в беспамятство, когда странный человек снова стал энергично плескать воду ему в лицо.

В голове у молодого человека гудело, он чувствовал острую боль. Салано промахнулся совсем чуть-чуть, когда в момент выстрела услышал громкий крик прямо в ухо. В тот самый миг, когда он спускал курок, смертоносный нож Коакучи вонзился в его тело по самую рукоятку. Несостоявшийся убийца упал замертво, не издав ни звука, а жертва его отделалась содранной кожей на голове – рана не представляла опасности для жизни, но на некоторое время лишила его чувств.

Когда его силы восстановились настолько, что он смог сесть, и после того, как он выслушал рассказ о своем спасении, он с любопытством посмотрел на своего товарища и спросил его, кто он такой. Неудивительно было, что он не признал этого странного человека, потому что, хотя на нем и были армейские брюки, на ногах у него были индейские мокасины, голова была непокрыта и он был обнажен по пояс. Половина его лица, как и половина тела, была выкрашена красной краской, другая половина – черной.

Так семинолы готовили к смерти свое тело, и для тех, кто знал смысл этого, сочетание этих цветов было недвусмысленным знаком. К счастью для его душевного спокойствия, он не понимал, что эта раскраска имеет к нему какое-то отношение, хотя в нем и поднимался страх того, что жизнь его находится в опасности.

В ответ на вопросы Ральфа Бойда он рассказал такую историю:

– Я не удивился, что ты меня не узнал, каптан, потому что я не уверен, что сам себя узнаю. В общем, кем бы я ни был сегодня, вчера я был рядовым Хью Белчером из отряда Б второго драгунского полка Соединенных Штатов.

– Как! – воскликнул Бойд, – так ты тот самый часовой, который пропал прошлой ночью?

– Он самый, сэр, – ответил тот, – даже если мой нынешний облик говорит, что это не так. Как краснокожие смогли пробраться мимо меня, а я не уловил ни звука, я сказать не могу, потому что всегда хвастал, что мой слух острее, чем у любого другого. Все же они как-то это сделали, и узнал я об этом только тогда, когда мне не голову набросили одеяло и меня самого повалили. Я не знал, сколько их было, но вполне достаточно, чтобы со мной быстро управиться – они связали меня и сунули кляп в рот, так что я не мог издать ни звука. Потом они сняли с меня сапоги, обули меня в мокасины и заставили идти вместе с собой.

Потом мы пришли к этому месту, и тут, как только рассвело, они раздели меня, раскрасили, привязали к дереву и приготовились высечь меня прутьями, которые тут же нарезали, хотя Господь знает, что я ничего такого не сделал, чтобы им насолить, когда вдруг показались вы с мистером Салано.

Я посмотрел в ту сторону и увидел, как мистер Салано соскочил с лошади и прицелился в тебя. Я хотел крикнуть, но у меня во рту все еще был кляп, поэтому не смог. Когда главный инджун увидел, что происходит, он проскочил через кусты и прыгнул на спину мистера Салано, как дикий кот, При этом он издал такой крик, что и мертвого мог бы разбудить. Когда он заорал, ружье выстрелило, и ты выпал из седла, как убитый.