По полянам и болотам. Повесть о войне с семинолами
Шрифт:
Поскольку цена Луиса Пачеко и его матери была в двойном размере уплачена индейцами, отказавшимися от положенной им выплаты, Филип Эматла решил отправиться к агенту в форт Кинг и заявить о них как о своих рабах, потребовав их возвращения в этом качестве. Одновременно он послал разведчиков в Сент-Августин, чтобы выяснить, находятся ли пленники в этом городе и какие есть возможности спасти их, если агент откажется удовлетворить их требования. Пока все это будет продолжаться, никаких мыслей о войне возникать не должно. Это будет решаться только в том случае, когда все другие средства не принесут успеха.
Пока Коакучи слушал эти слова, лицо его принимало все более решительное выражение, и он с нетерпением ожидал возможности
Сказав это, юноша минуту стоял безмолвно и неподвижно, пока его отец не произнес:
– Сын мой, хоть ты уже и признан мужчиной и тебе позволено выступать на совете, но по знаниям ты такой же мальчик, как и по годам. То, что ты скоро сможешь доказать, что заслуживаешь звания воина – моя надежда и мое желание. Поэтому ты не хочешь упускать возможности показать себя. Твою первую просьбу я разрешаю исполнить с условием, что с тобой пойдут шесть опытных воинов. Они могут остаться за пределами города, и ты сможешь войти в него один, но всегда хорошо, если рядом есть друзья, на которых можно положиться. Хорошо также, что молодой воин может обратиться за советом к тому, кто старше и опытнее.
Вторую твою просьбу я также выполню на определенных условиях. Я с радостью приму девушку, которую ты назвал, в качестве дочери не только на словах, но и на деле, но мне кажется, что ты забыл, что ни один сын племени семинолов не может взять жену, пока не докажет, что он действительно воин, который может стать ей опорой. К тому же жену можно выбирать лишь раз, и это может быть сделано только во время нашего танца в честь большого зеленого маиса. Если девушка даст согласие на твое предложение, то и я дам свое, и церемония свершится еще до заката в тот же день. Пока ты будешь отсутствовать, чтобы узнать о судьбе ее брата, она будет пользоваться любовью и защитой нашего народа. Так что пусть сейчас состоится твоя помолвка, а потом решится и вопрос о твоей женитьбе. Так сказал Филип Эматла.
Коакучи любил сестру своего друга, сколько помнил себя, и был уверен в том, что и она испытывает к нему такие же чувства, хотя между ними не было сказано ни одного слова о любви. Теперь же они дают друг другу обещание пожениться! Эта простая мысль заставила его держаться еще более гордо. А ведь сейчас он должен расстаться с ней. Как же тяжела будет эта разлука! Тяжела вдвойне, потому что и она будет в печали, страдая от беспокойства. Зато, если он принесет весть о том, что ее близкие в безопасности, или даже приведет их к ней, как счастлива она будет! Как будет она гордиться им!
Для Ниты предложение участвовать в церемонии обручения с Коакучи, которая у семинолов более торжественна и более важна чем сама свадьба, была неожиданной, но оттого не менее радостной. Она любила красивого юношу. Чувство это давно жило в ее сердце. Сейчас она была одинока, без крыши над головой. Где она могла бы найти защитника, более храброго и благородного, чем Коакучи? Ведь разве не он сейчас ради нее и тех, кто ей так дорог, будет подвергаться опасности? Да, она даст ему согласие в присутствии всего его народа, по своей воле и с радостью.
Снова солнце клонилось к закату,
Наконец послышалось пение, и их покрытой листьями беседки на краю поселка появилась стайка юных девушек, украшенных цветами. Среди них шла одна, на лице которой, выделявшемся особой красотой, видны были следы недавно пережитых страданий. Она была одета в платье из кожи лани, белое, кремового оттенка, и мягкое, словно бархат. Покрытое прекрасными вышивками, оно подошло бы и принцессе, и сперва предназначалось для красавицы Аллалы, единственной дочери Короля Филипа, и сшито было незадолго до ее смерти. Теперь, впервые надетое, оно стало для Ниты Пачеко платьем для ее помолвки. В прядях ее вьющихся волос были вплетены издававшие нежный аромат белоснежные цветы жасмина. Других украшений на ней не было, но при ее красоте их и не требовалось.
Именно так, во всяком случае, решил Коакучи, когда, сопровождаемый отрядом молодых воинов, покрытых раскраской и украшениями из перьев, он одновременно вышел с другой стороны поселка ей навстречу и остановил на ней взгляд.
Обе группы приблизились к центру поселка и остановились, глядя друг на друга, у хижины вождя. Так они некоторое время стояли в полной тишине, нарушаемой лишь радостным пением птиц и шелестом листвы над их головами. Наконец полог, закрывавший вход, был откинут, и Филип Эматла, сопровождаемый двумя самыми близкими своими советниками, вышел наружу. На голове старого вождя не было никаких украшений, кроме розового пера из крыла фламинго. Это украшение с незапамятных времен было знаком высшей власти среди индейцев Флориды, и в том же качестве было принято и более поздними обитателями этой цветущей страны. Могучее тело вождя было облачено в простую тунику и леггинсы из оленьей кожи. С его шеи спускалась тонкая цепочка, на которой висела большая золотая медаль с изображением Вашингтона, а на груди было еще несколько украшений из золота и серебра.
Остановившись перед своими людьми, вождь обратился к группе украшенных цветами девушек, прося выдать их сестру, и, когда Нита робко шагнула вперед, он взял ее за руку. Потом он обратился к группе воинов, прося выдать их брата; строй расступился, и Коакучи гордо вышел к отцу.
Также взяв его за руку, старый вождь спросил сына голосом, который слышали все окружающие, твердо ли он решил подтвердить взятые обязательства.
– Обещаешь ли ты ради этой девушки исполнить все, что требует долг воина? Обещаешь ли ты, когда придет время, взять ее в свою хижину и сделать своей скво? Защищать ее, не жалея жизни? Охотиться для нее? Делать все, чтобы она не страдала от голода? Любить ее и не покидать, пока Великий Дух не призовет вас к себе, в страну Удачной Охоты?
– Ун-ках (да), – ответил Коакучи так громко, что все смогли его услышать. – Обещаю.
Повернувшись к Ните, вождь спросил:
– Дочь моя, хочешь ли ты тоже что, когда придет ему время позвать тебя в свою хижину, то ты пойдешь за ним? Готова ли ты обещать, что, до тех пор, пока солнце не перестанет светить для тебя, глаза твои закроются в долгом сне и пение птиц не перестанет звучать в твоих ушах, Коакучи останется твоим мужчиной, и никогда ты не узнаешь другого? Обещаешь ли ты, что с того времени, как его хижина станет твоей, его друзья станут твоими друзьями, а его враги – твоими врагами? Обещаешь ли ты, что с того дня, как ты войдешь в его хижину, ты будешь любить его, заботиться о нем, считать его слово законом и следовать за ним даже в неволю или на смерть? Подумай хорошо, дочь моя, потому что обещание, данное здесь, нелегко будет нарушить.