По полянам и болотам. Повесть о войне с семинолами
Шрифт:
Подняв голову и с улыбкой посмотрев в лицо старику, Нита ответила тихим, но решительным голосом:
– Ух-ках. Я обещаю.
Тогда вождь вложил руку девушки в руку Коакучи и, повернувшись к зрителям, стоявшим молча и неподвижно, произнес:
– Все вы видели и слышали, что сын мой и моя дочь дали друг другу обещание, которое нельзя нарушить. Поэтому я, Филип Эматла, объявляю, что Коакучи, когда подтвердит звание воина, позовет эту девушку в свою хижину и она пойдет за ним. С этого времени он будет ее воином, а она – его скво. Это сказано, и пусть все это помнят.
С этими словами церемония помолвки завершилась, и участники ее стали бурно выражать свою радость. Стреляли ружья, били барабаны, горели большие костры, все танцевали и веселились, и все простодушные жители леса показывали свою радость по поводу этого события, которое должно было принести огромное счастье любимому сыну их вождя.
Коакучи не разделял общей радости – он и без того рад был тому, что произошло. Он должен был сделать то, что нельзя было более откладывать. Судьба его друга, который теперь становился его братом, должна была стать известной, и сделать это должен был он.
Так что по окончании церемонии обручения он отвел Ниту в хижину отца, нежно с ней попрощался и, пообещав скоро вернуться, ускользнул почти незамеченным. В компании одной только Ал-Уи, борзой, он вошел в темную тень леса, подступавшего к поселку, и сразу скрылся из глаз.
Глава
VI
Жестокая смерть Ал-Уи
Когда Коакучи ночью, последовавшей за днем его помолвки, покинул индейский поселок и направился к Сент-Августину, он ясно понял, что жизнь его круто изменилась, и что с этой минуты детство его закончилось. Некоторое время он размышлял о том, как совершить задуманное, и вместе с тем ему не давали покоя мысли о том, как он слаб и как плохо знает мир. Как может он, простой юноша, не знающий ничего, кроме жизни в лесу, пытаться одолеть силу, мудрость и хитрость всемогущих белых? Сердце его утратило решимость, в нем поселился страх; он боялся идти вперед и не решался вернуться.
Пока он так колебался, у него появилось ощущение, что кто-то стоит рядом с ним, и до его ушей донесся голос Аллалы. Тихо, но решительно он произнес:
– Брат мой, на тебя смотрят глаза всех людей нашего племени. Филип Эматла сейчас вождь клана: пройдя тяжкие испытания и долгие дороги, узнав много горя, Коакучи станет вождем народа. Помни, брат мой – стремление к успеху приведет тебя к славе; отступить, чтобы пойти вперед – почетно, а отступать, не идя вперед – достойно презрения.
Голос затих, и молодой индеец снова почувствовал себя одиноким, но более он не колебался. Его тело наполнилось новыми силами, а сердце налилось отвагой, и он ничего более не страшился. В один миг он обрел решительность. Он стремился победить, он готов был узнать горечь поражения, но никто не смог бы упрекнуть Коакучи в нерешительности. Полный таких мыслей, юноша рванулся вперед и снова побежал по лесной тропе.
Он прошел совсем немного, когда увидел группу темных фигур, очевидно, поджидающих его. Это были шесть воинов, выбранных отцом, чтобы сопровождать его в этом опасном предприятии. Когда он присоединился к ним, они обменялись несколькими словами приветствия и один из них забрал у него ружье, гор с порохом и мешочек с пулями. Потом он пошел впереди, с Ал-Уи, державшимся рядом, а остальные единой группой двигались вслед за ним особой походкой – длинными, скользящими шагами, что требовало меньше сил, позволяя при этом двигаться очень быстро.
Ночь была светлой от лучей молодой луны, и свет ее, приникая сквозь листву деревьев, освещал тропу, по которой они шли, позволяя двигаться не хуже чем днем. Когда луна зашла, маленький отряд остановился на краю просторной поляны, и все сорвали по несколько больших листов капустной пальмы, которые бросили на землю, чтобы те могли послужить им защитой от ночной росы. Потом, улегшись на них, они почти сразу уснули, оставив на страже Ал-Уи.
Тушка дикой индейки, подстреленной при первых проблесках рассвета рядом с местом их ночлега, стала их завтраком, и, когда взошло солнце, они снова пустились в путь. Утром они переправились через реку Сент-Джон в каноэ, которое было спрятано под берегом от всех, кроме них, и вскоре после заката снова остановились на ночлег в нескольких милях от Сент-Августина.
До этого времени они белых не встречали, но теперь могли встретить многих, потому что были рядом с недавно проложенной дорогой, ведущей на запад, во внутренние земли; строил ее человек по имени Беллами, потому ее и назвали дорогой Беллами – под этим названием она известна и сейчас.
По этой дороге Коакучи в сопровождении Ал-Уи следующим утром пришел в город. Ружья у него не было – он знал, что за пределами резервации индейцам запрещалось носить огнестрельное оружие – нарушителей задерживали и оружие отбирали. Тем не менее опасности он не ощущал. Сейчас было мирное время, и индейцы, как и белые, были под защитой договора. Таким образом, велев своим воинам укрыться и оставаться на месте до его возвращения, молодой вождь отправился на поиски нужных ему сведений.
По пути Коакучи тщательно планировал, что будет делать, когда доберется до места. Он легкр мог бы проскользнуть в город под покровом темноты и, не особо рискуя быть замеченным, поговорить с местными неграми, которые могли бы сообщить ему нужные сведения. Он мог бы, прячась, оставаться рядом с городом, ожидая, пока кто-то из этих негров пройдет мимо. Были у него и другие планы, но все они были отвергнуты в пользу последнего. Честный и открытый, Коакучи решил действовать так, чтобы не вызывать никаких подозрений. Он знал, что для него, человека свободного, не было причин не посещать любую часть страны, которую его народ до сих пор считал своей, и потому он решил войти в город открыто, днем.
Вид индейца на улицах Сент-Августина в то время был совершенно обычным, чтобы привлечь повышенное внимание. Все же его манера держаться была слишком гордой, а облик настолько необычным, что, идя по улице, он привлек не один любопытный взгляд.
Большая собака, шедшая рядом с ним, тоже обращала на себя общее внимание, и несколько человек предлагали юноше продать ее. На это он ответа не давал, потому что в то время, как, впрочем, и сейчас, индейцы не обращали внимания, когда к ним обращались на любом языке, кроме их собственного – это было одним из их правил.
За несколько часов Коакучи выяснил все, что касалось последней экспедиции Джефферса и Раффина. Если все складывалось по их планам, они должны были направиться прямо в Чарльстон, Южная Каролина, и там выставить пленников на продажу. Поскольку их в городе не было уже неделю, можно было предположить, что так оно и есть.
Во время одной из бесед с тем, кто мог сообщить ему нужные сведения, но не хотел быть замеченным в его обществе, молодой индеец получил неясные сведения о том, что были приняты новые законы, касающиеся его народа, и что, если он не будет осторожен, ему могут грозить новые неприятности.