По поводу прошлой ночи
Шрифт:
Это, вроде как, звучало несправедливо, но такова жизнь. Было приятно чувствовать себя желанной, даже если это было лишь временно.
Время приближалось к семи вечера. Солнце садилось, на дворе национальный праздник, если я не уеду сейчас, я пропущу автобус, и мне придется ловить такси. Такси было дорогим. А я не была миллионером.
Беззвучно одевшись, я кинула последний взгляд на Куинна, и в этот самый момент из него вырвался громкий храп. Быстро прикрыв рот рукой, я тихо захихикала.
Моя
Я покачала головой, когда вышла в коридор, взяла свою сумочку и скользнула в сандалии. Окинув беглым взглядом комнату, я открыла дверь и закрыла ее за собой, спустилась вниз по ступенькам, и вышла из здания.
Я смотрела, как садилось солнце, отражаясь брызгами красного и оранжевого вдоль всего неба.
Автобус прибыл, и я села в него, выбрав место в самом хвосте. Мысли о Куинне преследовали меня: его светлая улыбка, дерзкий смех, нехарактерная игривость. Я провела рукой по лицу, неожиданно почувствовав себя изможденной, когда задала себе немой вопрос.
Как я собиралась выбраться из этого невредимой?
***
По телевизору показывали сериал о женщине-адвокате, которая со всей крутизной управляется со своими делами, а я сидела со скрещенными ногами на кровати, поедая безвкусную овсянку в качестве позднего ужина.
Со все еще влажными волосами после душа, так как я не удосужилась их высушить, я оделась в удобные штаны для йоги, свободный свитер и пушистые тапочки. Я называла это тихим домашним вечером, время уже близилось к десяти, и я не ожидала у себя гостей. Поэтому когда зазвонил мой дверной звонок, я замерла с полной ложкой овсянки на полпути к своему рту, нахмурившись от растерянности.
Поставив миску на ночной столик, я подошла к двери и спросила:
— Кто там?
Обычно дерзкий голос ответил очень вяло:
— Это я. Элла.
Мои пальцы неуклюже возились с замками, чтобы открыть дверь. Она выглядела ужасно. Ну, не совсем ужасно, а просто ужасно для превосходной, дерзкой Эллы.
Ее волосы были убраны в высокий конский хвост, кудри выглядели на удивление прямыми этим вечером. На ней были джинсы, туфли без каблуков и кардиган. Я осмотрела ее с ног до головы и осторожно произнесла:
— Привет, я пыталась тебе дозвониться.
Она грустно улыбнулась.
— Я знаю. Прости, я пропала. — Она пожала плечами и тихо произнесла: — Зализывала раны, понимаешь.
Это заявление заставило меня испытать чувство горечи до такой степени, что мое горло сжалось,
Мы обнимали друг друга еще с минуту. Затем она отклонилась, ее глаза блестели, голос дрожал:
— Это просто дерьмово, понимаешь?
Я сморгнула собственные слезы.
— Понимаю, сладенькая. Понимаю.
— Я думала, что понравилась ему.
— Понимаю, — повторила я.
Ее голос стал тихим, лицо исказилось от боли.
— Он назвал меня уродиной.
— О, милая. — Мое сердце болело за нее. — Этот парень был засранцем. Но большинство засранцев могут быть очень обаятельными.
Она усмехнулась, ее глаза широко открылись.
— Кому ты рассказываешь.
Маленькая улыбка появилась на моих губах.
— Ты понравилась бармену.
Она вздохнула.
— Да, ну, я и это испортила.
Я покачала головой.
— Я так не думаю. — Затянув Эллу внутрь, я закрыла за нами дверь и повела ее к кухне, взяла клочок бумаги с верха холодильника и передала его ей. — Он попросил меня отдать тебе это, но я понимала, что тебе было не до него в ту ночь.
Ее симпатичные глазки сузились от растерянности. Она развернула листок и молча прочитала.
Глаза Эллы расширились, я потрясла ее руку и спросила возбужденно:
— Что там написано? — Я умирала, так хотела знать. Держать у себя эту чертову бумажку на протяжении двух дней и не прочитать ее — было настоящей пыткой.
Ее брови взметнулись вверх.
— Ты не читала ее?
— Нет! — Я снова ее затрясла. — Скажи мне!
Маленькая улыбка озарила ее лицо.
— Здесь написано...— у нее перехватило дыхание, — ...ты достойна большего. — Она свернула листок и засунула его в задний карман, абсолютно бесстрастно.
Я моргнула.
— И это все?
Она кивнула.
— Это все.
— Нет номера?
Она медленно покачала головой.
— Номера нет.
Я молчала с секунду, прежде чем выплюнуть ругательство:
— Ну это же дерьмо собачье!
Она невесело усмехнулась.
— А ты его винишь? Я пришла в бар, в котором он работает, бессовестно к нему клеилась, а затем, не прошло и десяти минут, как меня трахал едва знакомый парень в грязном туалете. — Она опустила лицо от стыда. — Такого рода поведение не кричит человеку о том, что это его единственная.
Я положила руку ей на плечо.
— Ты допустила ошибку. Все так делают, Элла. Люди учатся на своих ошибках. Я знаю, что в твоем случае будет так же.