По рукам и ногам
Шрифт:
Ричард не стал негодовать из-за капель крови на столе, молча разложил свой врачебный чемоданчик, и принялся дотошно ощупывать мне разные части тела, начиная с пальцев и заканчивая животом. На все вопросы, больно ли здесь, я отвечала равнодушным мычанием, в итоге Фолиан удостоверился, что больно мне везде, и мрачно присвистнул.
На самом деле мое состояние больше походило на анабиотическое. И какое счастье, что я две таблетки обезболивающего выпила, прежде чем покинуть Ланкмиллерское семейное гнездышко. Благословленная предусмотрительность.
–
– Я ими закрывалась. Когда люди срывают злость, они, как правило, не видят, куда бьют.
А опыт у меня большой, в бордель-кафе чего только не наберешься. Настоящая школа жизни, чтоб он прогорел.
– Ты легко отделалась, ничего серьезного, – попытался немного приободрить Фолиан, заметив, видимо, что с настроем у меня вообще труба.
– Док, они ведь меня убить хотели, – неожиданно брякнула я, пялясь в пол. – Даже не думала, что это может быть так страшно…
При одном воспоминании пробило на дрожь. И чего я только не рыдаю в три ручья? Ведь действительно убить хотели. Со мной такого еще никогда и не было. Я и сама не сразу поняла, что липну к халату Фолиана, как банный лист. И рада была б отлипнуть тотчас, если б не реакция Ричарда. И куда-то разом делись его строгость и скрупулезная педантичность, наружу полезла то ли натура психолога, то ли душа человеческая. Он меня по голове гладил и говорил что-то теплое, человеческое, о горячем чае, сильном духе и том, что самое страшное уже позади.
А ни черта оно не позади, вон, в Ланкмиллерских глазах плещется и готово, снося все преграды затопить и его, и меня, и вообще всех, кто под горячую руку некстати попадется.
Когда Ричард закончил свое дело, он еще о чем-то недолго говорил с Кэри, а потом мучитель, чудом обходясь без резких движений, кое-как оторвал меня от стула и выдворил в коридор.
Если все, что мне нужно, это следовать за ним, минуты три на ногах я еще протяну. Но Кэри внезапно остановился, и не врезалась в него я только потому, что шла очень медленно, не отрывая ладонь от стенки, чтоб, чего доброго, не завалиться в противоположную сторону.
– Почему мне ты ничего не сказала? – он не обернулся даже, когда спрашивал. И это нехороший знак был.
– А тебе до этого и дела нет. И не было никогда, – на удивление не прозвучало в этих словах упрека. Только горечь.
– Ну знаешь, о таких вещах обычно рассказывают хозяину, – наверное, предполагалось, что он раздражен. Но наступило такое время, когда самому Ланкмиллеру не хватает сил, чтобы придать голосу твердости.
– Обычно… хозяину… – хмуро пробубнила я, – Хозяин собирается всю мою душу наизнанку вытрясти, или хоть что-нибудь соблаговолит оставить?
– Есть еще что-то сокровенно личное, о чем мне знать не помешало бы? – о, вот теперь обернулся, а лучше бы не… Меня как к полу пригвоздило. Все-таки он и в скорби страшный.
– Ну,
Он взглядом скользил по моему лицу какие-то жалкие секунды, но и говорить не надо, что для меня они за милую душу обернулись световыми годами. Ответить он так ничего и не ответил, только лицо посерело еще больше, и все.
Привел меня мучитель в место, которое будет почище всяких камер пыток. В свою спальню, или как такие места на корабле вообще называются.
Так или иначе, кровать там все-таки была.
========== Часть 95 ==========
В итоге, Кэри меня все-таки не убил. Даже ни разу не ударил, не говоря уж об обещанных экзекуциях.
Да что там, наше последнее взаимодействие закончилось тем, что на участках пути до дома, которые я не могла провести в кровати или на сиденье автомобиля, Ланкмиллер нес меня на руках. Потом он даже и не разговаривал со мной ни разу.
Так только, пару фраз по делу.
Алисия уехала к себе. Точнее, Кэри ее спровадил. И это было совершенно справедливо, потому что под давлением скорби и тьмы, задушивших в фамильное поместье, она и сама потихоньку начинала гаснуть. А с ее уходом ланкмиллерский дом освещать стало совсем уж некому.
Кэри всем своим поведением вычеркнул меня из жизни. Даже смотрел сквозь, если вообще случалось смотреть.
Только теперь спала я почему-то на его кровати. Моим попыткам забиться в дальний угол, чтоб не касаться его во сне, мучитель не противился, и в этом меня все устраивало. В конце концов, так лучше, чем в «проклятой» комнате на двоих.
Ланкмиллер целыми днями только и делал, что работал, головы от документов не поднимал. И все были уверены, что это абсолютно нормально, почитая сложившуюся ситуацию лучшим вариантом из всех возможных. Ну конечно, он и в запой уйти мог бы, и еще в какие-нибудь тяжкие. Но Кэри предпочел медленно и нудно чахнуть над своими бумажками. Он даже не спал почти. В крайнем случае, я этого аттракциона больше не видела. Даже если и просыпалась вдруг посреди ночи от холода или кошмара какого-нибудь, все время замечала, что мучителя либо рядом нет, либо он лежит и стеклянными глазами потолок гипнотизирует.
В общем, Кэри страдал и работал.
А я бесцельно слонялась по дому, по саду, ждала. Думала, может, приедет Феликс или еще кто-нибудь, но все никто не приезжал. И ничего не менялось.
Кэри на мои попытки заговорить не отзывался. В общем-то, и на попытки кого-либо другого – тоже. Синюю карточку отобрали. В итоге я оказалась заперта в доме, в котором мое присутствие едва ли было кому-то нужно.
Из живых людей мной все еще интересовался Генрих, и вряд ли это было поводом для радости, если взглянуть объективно. Но мне больше нравилось переставать чувствовать себя манекеном хоть на время, чем смотреть объективно.