По рукам и ногам

Шеол

Мы долго сидели молча. Я не знала, что делать и что говорить, а Кэри гладил меня по щеке, которая все еще горела от его пощечины.

Черт разберет почему, но я хорошо понимала, о чем он думал. Если отпустит, позволит себе хоть на секунду забыть, отвлечься, не вспоминать, едва только перестанет душу трясти себе и выворачивать – предаст. Предаст то, что больше всех ему дорого и больше всего ему боли причиняет. Он ошибался, конечно. Элен бы вряд ли захотела от него таких жертв.

– Знаешь, очень странно, – Кэри отстранился, чтобы удобнее было говорить. –

Я сейчас понимаю, все, что я когда-либо делал, было неправильно. А как правильно, мне никто не сказал. У тебя так было когда-нибудь? Когда знаешь, что надо дальше идти, а куда идти – черт разберет?

Я с трудом различала слова, так тихо он говорил и глухо: до сих пор еще боль душила.

– Ну, я думаю, ты должен сам догадаться, без чьей-то помощи. Потому что, в первую очередь, ты сам у себя в жизни все это творил. Наверное, тут главное начать, а остальное как-нибудь само придет и приложится. Не знаю.

– Начать… – Кэри рассыпал в руке прядь моих волос, склонив голову, а у меня еще тогда дыхание перехватило, потому что я догадывалась, о чем он думает. – Мне даже кажется, я знаю, с чего начну. Кику, я тебя отпускаю.

========== Часть 96 ==========

Если б я на ногах стояла, упала бы. Впрочем, моему сердцу ухнуть вниз ничего не помешало, и оно ухнуло так, что у меня потемнело в глазах.

– То есть как? – и голос тихий и надломленный, не сразу понятно стало, что мой. – Вот так вот просто? «Отпускаю» и все?

– Тебе чего-то не хватает? – мрачно фыркнул Ланкмиллер. Он, наверное, готовил немного другую речь.

– Нет, не в том дело совсем… Знаешь, я ведь столько думала об этом, столько сил убила на то, чтоб до тебя достучаться, а оказывается, чтобы ты понял, нужно было просто сдохнуть? Прости уж, что не прыгаю до потолка. Мне как-то даже не верится.

Кэри разжал руки, выпуская меня из своих железных объятий, и сообщил бесцветным голосом:

– Я отправил запрос в паспортную службу. Ответ должен прийти недели через две. До этого момента тебе придется пока что…

– Я понимаю.

Побыть у тебя на поводке, да. С привычками так тяжело расставаться. Кто как не паспортная служба это понимает. Две недели дается, если хозяину захочется передумать вдруг или что-то вроде того.

– Прости, – я шмыгнула носом, – чушь сказала. Дело прошлое, ни к чему возвращаться уже.

Он все для себя понял, а я до сих пор продолжаю штопором по ранам его возиться. Милыми привычками обзавелась в этом доме, нечего сказать. Только пора завязывать, потому что это теперь даже с моей стороны бесстыдно и бессмысленно. Лучше не будет. И легче не будет.

– Я уже привык к твоим обвинениям, – он не притягивал к себе, не цеплял за подбородок, как раньше, не заставлял в глаза смотреть. Он сейчас сам едва бы смог посмотреть в чьи-то глаза. – Ничего страшного. У тебя там, вне поместья, будет все хорошо. Главное, не возвращайся обратно в свое бордель-кафе.

Кэри сидел передо мной в своем кресле, и у него здоровые синяки были под глазами и трехдневная щетина.

Я раздосадовано фыркнула и завела глаза к потолку. Что он

там себе думает?

Да сколько я здесь пережила, прямо вот перед этим дурацким креслом, столько и за всю жизнь-то у меня не было. В бордель-кафе, ясное дело, и то работалось поспокойней. Впрочем, конечно же, я туда не вернусь. И здесь, разумеется, не останусь. Уеду в Анжи и там начну сначала.

Все у меня получится.

Я сама не поняла, как так вышло. Почему вдруг обнимаю мучителя, прижимаясь к колючей щеке, и царапаю его рубашку.

– Спасибо.

Я с самого начала не знала, стоит ли благодарить за это решение. По сути он мне возвращал то, что у меня с самого рождения было, а потом исчезло по глупой случайности.

Возвращал то, что в общем-то не должен был.

Ланкмиллер не стал отталкивать и отстраняться не стал. Я чувствовала на своей ключице глубокое ровное дыхание и почему-то знала, что больше ничего говорить не нужно. Все, что я хотела сказать, он понял сам.

***

На следующее утро Кэри собрался вдруг ехать в Витто. Он все решения о переездах принимал очень спонтанно. И на мой вопрос, с чего вдруг, ответил, что ему осточертел дождь.

Весьма справедливо, потому что в окно смотреть уже не было никаких сил. И я впервые думала, что повезло, раз он снова за собой тащит, хотя, конечно, оставлять меня в пустом и темном поместье наедине с Генрихом было бы жестоко даже для мучителя.

Чемодан Ланкмиллер собирать не стал ни себе, ни мне. Он ограничился спортивной сумкой на нас двоих, и это даже воодушевляло. Я искренне надеялась, что там не нашлось место всяким прозрачным пеньюарам, ошейникам и прочим милостям.

В этот раз дорога казалось другой. Вместо заводов, которых куча была на окраине Шеля, теперь по обеим сторонам дороги тянулись бесконечные поля высохшей травы. Горизонт тонул в сером мареве, проглядывались очертания то ли холмов, то ли гор на большом расстоянии. Как будто границу с Витторизой мы уже пересекли. Это больше ее южные земли напоминало.

– Почему в этот раз иначе? – я подалась вперед, оттягивая ремень безопасности. – Мы в другое место едем? Кэри?

Но Кэри снова включил мистера Мрачность и не отвечал, вперив свой взор на пустую дорогу. Впрочем, не удивлюсь, если у него недвижимость по всему миру имеется. Только бы эта молчанка не обернулась ничем плохим, а то знаю я, как это бывает.

– Если ты такой неразговорчивый, чего снова к Алисии меня не сплавил? – глухо проворчала я, отворачиваясь к окну.

– Ты нужна мне рядом.

Мало того, что это было неожиданно, так еще и от звука ланкмиллерского голоса мне будто чем-то мокрым и липким по позвоночнику прошлись. Гадость.

– З-зачем?

– Тебе будет неприятно, если я скажу.

– Ясно, трахаться…

Я даже как-то сникла.

Ну разумеется, как же это он упустит свои драгоценные две недели.

Выглядел мучитель получше, чем вчера, и держал себя расслабленно и спокойно, наконец хоть немного взял себя в руки, в общем. Так, глядя на него, и не скажешь, что он прям душой мается.