По рукам и ногам
Шрифт:
– Если бы они так уж прям хотели немедленно отправить меня на тот свет, я бы уже давно лежал в морге, – Кэри поднялся, стряхивая осколки с рубашки.
А он весьма снисходителен. Хотя мне ли подмечать, совсем обнаглевшая стала…
И даже додумать это мне не успелось, как послышался хлопок, а в следующее мгновение мучитель сдавленно выругался, зажимая пальцами плечо. По белоснежной ткани рубашки стремительно расползалось алое пятно.
Он даже не заскулил, с губ не сорвалось и стона, только дышать стал глубже и чаще.
– Кэри, – бескровными губам прошептала Эл.
В
– Ну все, хватит, доигрались, быстро в погреб все. И вы, господин, – он резко переменился, превращаясь вновь в решительного и непоколебимого начальника охраны.
А вот я-то как раз колебалась. Рукав мучителя довольно быстро весь пропивался кровью. Не исключено, что рана серьезная, и ему б лучше в больницу, а не в погреб.
Решив, что душевные терзания мне ни к чему, я пулей метнулась на второй этаж. А когда вернулась, оказалась за шкирку схвачена Генрихом и буквально засунута в подземелье. Крышка люка захлопнулась вслед за начальником охраны, а я, не удержавшись на скользкой крутой лестницы за несколько ступенек от пола, на него же и упала, тихо чертыхнувшись. Теперь еще и коленка. Комбо черта с два!
– Кику, где ты вечно шляешься, – раздраженно щурясь, бросил мучитель.
– Ричарду звонила, – мрачно проворчала я, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.
Кэри приподнял одну бровь. На лице его отразилось подобие живого удивления, как будто он от меня этого не ожидал.
– Начать бы следовало с того, что я тебе этого не приказывал, а кончить тем, что еще и Ричарда подвергать опасности – низко и эгоистично, – голос ланкмиллерский аж тона на два понизился от боли.
– Ой, срывайся на ком-нибудь другом, пожалуйста, – зло огрызнулась я, на секунду оборачиваясь в его сторону. – Во-первых, просчет был полностью твой, а во-вторых, ты не из тех, кто печется о чужом здравии, когда свое в опасности. Врачебная помощь не нужна, скажешь? Ну тогда истекай себе кровью. Только молча, пожалуйста.
Пару обалденных эпитетов для сочности речи подобрать мне помешала критическая близость Генриха и его уничижающий взгляд.
– Она права, – недовольно поддержала Элен, – вы, хозяин, порой бываете жутким самодуром. Особенно, когда все паршиво.
– Заткнулись вы обе, – он с трудом принял полулежачее положение, стараясь не опираться на простреленную руку, перетянутую выше локтя куском ткани, оторванным от его же рубашки.
Понятия не имею, кто оказывал ему первую медицинскую, но думаю, лишь Генрих мог так добротно перевязать.
Вообще погреб представлял из себя не совсем то, что я от него ожидала, ну то есть: полки с какими-нибудь столетними винами и всяким вареньем. Это было что-то вроде комнаты, но только не в пример темное. У дальней стены стоял кожаный диван, на котором и возлежал мучитель во всем своем раненном величии. На подлокотнике спиной к нему, сгорбившись, сидела Элен, а Генрих бдил у двери.
Я отковыляла в угол, где с ногами забрались в старое кресло, чтоб снять с себя роль привлекателя всеобщего внимания, и тут же наступила нехорошая тишина. Я вообще все чаще и чаще
Минут через пять ко мне осторожно прокралась Эл. Может, чтоб мучителя не потревожить, а то он совсем какой-то бледный стал, будто помирать собрался.
– Слушай, я чего хотела спросить. Вы так общаетесь с Кэри… Знали друг друга раньше? – тихо спросила она, пристраиваясь рядом.
– Что? – я сперва не вникла толком в суть вопроса. – А, не-е-ет, просто… так сложилось. В бордель-кафе не принято обращение «хозяин».
– Он тебя из бордель-кафе вытащил?
Невольно вырвалась невеселая усмешка.
– Эй-эй, нет, он не вселенская добродетель, а я работала официанткой. Не сахар, конечно, но, знаешь, на эскорт бы я не променяла.
– Понимаю, – Эл поджала губы, изучая взглядом пыльный пол. – Так ты… его не любишь?
– А ты любишь?
Она кивнула.
– Люблю, ужасно глупо. И глупо все это вышло теперь. Надо было мне с самого начала не принимать помощь. Я как дура, будто не знала, каким боком все это выйдет и сколько людей будут в опасности, и Кэри…
Кэри. Я вновь подняла глаза на мучителя, которой так ни разу и не пошевелился. А он умеет пугать, что ни говори. Элен заламывала пальцы, и они у нее страшно хрустели.
– Разве это важно? – меланхолично поинтересовалась я, глубже вжимаясь в кресло. – Вы вместе теперь. Все равно помирать лучше, чем быть подстилкой нелюбимому мужику.
– Ты не знаешь, – Элен покачала головой, рассеянно улыбаясь, хотя в глазах блестело что-то вроде слез. – Любимому хуже. Так что я в чем-то даже тебе завидую. Он ведь очень странно, как-то больно любит.
Я молча пожала плечами. В сердечных делах из меня советник тот еще. Зато могу насоветовать тысячу способов, как разозлить Генриха или спровоцировать Ланкмиллера на изнасилование с пристрастием.
Дверь скрипнула под лапищей начальника охраны, пропуская внутрь Ричарда, а вслед за ним и злющего Нейгауза.
Судя по выражению лица Элен, Феликса она боялась нешуточно. Еще бы, учесть какой он устроил разнос, когда в прошлый раз наведывался. Да и сейчас с большой вероятностью повторит, дождется только, чтоб Ланкмиллера в чувство привели.
Ричард сел на край дивана и ножницами сразу вспорол пропитанный кровью рукав и повязку. У него в чемоданчике была такая куча разных щипцов, крючочков и скальпелей, что мне стало даже как-то нехорошо, и пришлось отвернуться, стараясь не слушать ворчливое бормотание доктора об антисанитарии операций в военно-полевых условиях. Помещение наполнили запахи крови и дезинфекции.
– Мелкая, – пока мучитель был несколько оккупирован, внимание Нейгауза обратилось ко мне.
– Феликс, – я поднялась навстречу, чувствуя, что не хватает сил на улыбку, хоть ты тресни. Да и вряд ли бы он оценил вымученную фальш.
– Точно хочешь уехать, не передумала еще? А за ним кто приглядывал будет?
– Не обессудь. Совсем не хочется его видеть, – честно призналась я, пожимая плечами. – Кроме того, это бесполезное занятие. Ты и сам знаешь.
– Да уж, знаю. Теперь, наверное, и поздно.