По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России
Шрифт:
Сергию не было еще и сорока лет, когда, вполне сознав значение для России Москвы, он, покинувший родные ростовские пределы, именно вследствие московских притязаний, посетил в 1358 и 1363 году свой родной Ростов, чтобы уговорить князя Константина признать над собой власть великого княжения московского, что и было исполнено. Когда немного позже, а именно — в 1365 году, нижегородский князь Борис вздумал бороться с Москвой и не подчиняться ей, то смирить князя послан был Сергий, который, по данной ему от митрополита власти, не остановился пред тем, чтобы затворит в Нижнем Новгороде все храмы, прекратил богослужение и смирил непокорного князя Бориса. Есть основание полагать, что в 1371 году Сергий много способствовал примирению князей тверского и московского. В 1385 году, по личной просьбе князя Дмитрия, Сергий отправился в Рязань, для умиротворения беспокойного князя Олега, достиг этой цели и скрепил мир и любовь семейным союзом обоих княжеских домов, так как Софья Дмитриевна обвенчалась с сыном Олеговым, Феодором. Все эти великие по своим последствиям странствия в Нижний, в Ростов и Рязань Сергий совершал, по своему обыкновению, пешком.
Но не одно только умиротворение князей под знаменем московским поставил себе задачей Сергий: он действовал
Когда после Успеньева дня 1380 года по вновь проложенной на востоке столбовой дороге, мимо Сергиевой обители, с отборной дружиной, окруженный князьями и боярами, выступил из Москвы великий князь Дмитрий Иоаннович против Мамая, Сергий благословил его и дал ему двух иноков своих, бывших бояр и воинов, Пересвета и Ослябя. Ни кто иной, как Сергий, вполне ясно сознавая значение победы над татарами для возникавшего великого княжения московского, прислал на берега Непрядвы и Мечи старца Нектария с просфорой и собственноручной грамоткой к князю, оканчивавшеюся ободрительным советом: «чтобы ты, господине, таки пошел, а поможет ти Бог и Троица». Прибытие сергиевых посланца, просфоры и грамотки к князю было рассчитано с умилительной сообразительностью: они появились в стане в самое утро боя, и можно представить себе, как своевременно разнеслась тогда по войску весть о преподанном из Троицы Сергиевом благословении? В числе ударов мечей наших, несомненно, участвовала святость этого благословения. Пока гудела сеча Куликовская, ясновидение Сергия, окликнувшего на молитву всю братию, — так сообщает предание, — и прозревавшего, как бы был он очевидцем, все, происходившее на поле битвы, делало свое: преподобный произносил поименные заупокойные молитвы за тех, кто падал в бою, и, наконец, в соответствующий час возвестил о полном поражении Мамая.
Куликовская победа была первым лавровым листком в венке возникшей тогда знаменем единой для русских России — Москвы; особенно тщательно вплетал его Сергий.
В 1389 году, 19 мая, ровно пять столетий тому назад, в полном расцвете жизни и славный своим княжением, умирал Дмитрий Иоаннович Донской. В безмолвии и горести стояли у его смертного ядра бояре, собраны были дети и пришла, слабая от родов после шестого сына, супруга его Евдокия. Сказав несколько вещих слов, умиравший великий князь представил своим боярам семнадцатилетнего Василия, как будущего их государя, простился и сказав: «Бог мира да будет с вами», сложил руки на груди и скончался. Новый порядок княжения, наследование от отца к сыну, установился, потому что еще при жизни Донского подписано было призванными с этой целью десятью главными боярами и двумя игумнами духовное его завещание, отстранявшее навсегда наследование старших в роде я убившее в корне все печали, всю смертельную немощь удельной системы. Под этим важным историческим документом имеется и подпись преподобного Сергия.
Все перечисленные исторические факты являются, так сказать, целым ожерельем сознательных, яркой системой проступающих деяний, в политическом смысле чрезвычайно веских, которым может быть украшена историческая деятельность Сергия. Удивительно, что тогда же, на конце земной жизни его, народное предание уже облюбовало художественный облик Сергия и заставляет его действовать в том же смысле и в последующие века. Так, сто тридцать лет спустя после битвы с Мамаем, когда Москва уже собралась, уже сказала во многом свое веское слово, ей предстояло довершать начатое, и царь Иоанн Грозный должен был идти на Казань, ключом ко взятию Казани основан был в 1551 году город Свияжск. Предание весьма определительно говорит, что основание Свияжска и самое место будущего города предварено многократными явлениями на этом месте преподобного Сергия. Предание говорит также, что в часы решительной битвы под Казанью, в шатер царя прибыл с благословением опять-таки от Сергиевой обители, а не от какой-либо другой, инок Адриан. Чрезвычайно красиво и художественно другое современное тем дням предание, касающееся опять-таки Москвы. Много уже лет почивал в гробу своем святитель Сергий, когда, в 1521 году, нечестие Москвы подняло его из гроба. Дело в том, что в некий таинственный час, как раз в год нашествия на Россию Махмет-Гирея, истосковавшись нечестием Москвы, целый сонм её святителей встал из гробов своих и думал удалиться из города. Необыкновенный шум сопровождал это таинственное, лучезарное шествие почивших, двигавшихся неслышной поступью в своих великолепных священнических одеяниях из Кремля во Флоровские (Спасские) ворота. восставшие из гробов святые митрополиты: Петр, Алексий, Иона, Леонтий Ростовский в многие другие уносили с собой также чудотворный образ Божией Матери; они уже покинули Кремль и направились по Ильинской улице, когда неожиданно повстречали св. Сергия и Варлаама Хутынского. Сонм усопших остановился. Спросив святителей, почему они уходят, и, получив ответ, что уходят они из Москвы за её нечестие и по воле Божией, Сергий и Варлаам уговорили их остаться, сохранить городу его святыню и умилостивить Бога. Тут же совершено было всем сонмом почивших молитвословие, и восставшие возвратились во свои гробы, полегли в них и вновь стерегут нашу православную матушку Москву. Спаслись тогда от погрома татарского как Москва, так и обитель святого Сергия.
Если в нашем былом историческая деятельность св. Сергия высится вполне определительно и своеобразно, то и в длинном ряду наших святых помечена она тоже несколькими исключительными, только ей принадлежащими, особенностями. Уже самый факт открытия мощей его только тридцать лет спустя после смерти, когда еще живы были тысячи людей лично видевших, слышавших и знавших Сергия, является чуть-ли не единичным, свидетельствующим с поразительной наглядностью о том исключительном благоговении, каким окружена была в народе память преподобного Сергия. Но и, кроме того, в земном бытии его имеется много черт вполне самостоятельных, другим преподобным не принадлежащих. Так, передано жизнеописателем его Епифанием, что ему, как это видели другие, при священнодействии литургии сослужили ангелы, и что это, по словам Сергия, бывало «не теперь только, а и всегда»; видели другие, что на Святые Тайны, при службе Сергия, сходил огонь небесный, двигался по престолу, обвивался вокруг трапезы, сходил внутрь хранящегося в ризнице лавры и теперь деревянного потира, и Сергий причащался этого огня «невольно, как древле купина неопально
Это случилось в глубокую ночь, после молитвы преподобного к Богоматери о сохранении и преуспеянии обители. Усталый сел он на скамью и, как бы предощущая приближение необыкновенного явления, предупредил о нем находившегося тут же келейного ученика своего Михея. Явление это действительно не только совершилось, причем Богородицу сопровождали апостолы Петр и Иоанн Богослов, но Богоматерь даже прикоснулась к Сергию Своей небесной рукой, когда, ослепленный лучезарностью явления, он пал пред Ней ниц. Небесная Пришелица объявила ему, что явилась посетить его именно потому, что Она всегда останется при обители и будет покрывать ее Своей всемогущей защитой. Михей, находившийся тут же, не удостоился видеть Богоматерь, не слышал её голоса и, будто низвергнутый наземь великим ужасом, заметил только свет небесный...
Видеть наяву Богородицу, слышать её голос и даже испытать её прикосновение, этого не было дано никому из святых; видеть наяву довелось, кажется, только преподобному Афанасию Афонскому. Лаврский образ этого Сергиева видения, складной, устроен в монастырском соборном храме Троицы над южной дверью; надпись на задней стороне его свидетельствует о том, что доска, на которой он писан, взята от гроба Сергиева. Это одна из наиболее почитаемых икон наших и вполне единственная тем, что довелось ей самой видеть. Так, в 1654 году царь Алексей Михайлович брал ее с собой в польский поход; в 1703 году царь Петр послал ее в стан графа Шереметева во время войны с Карлом XII; в 1812 году митрополит Платон вручил ее Александру I, передавшему ее московскому ополчению; в 1855 году митрополит Филарет передал ее Александру II и образ находился при армия в Крыму; наконец, в 1877 г. Александр II принял икону от митрополита Иннокентия и она находилась в Турции при наших войсках до заключения мира. В настоящую минуту снова высится этот образ на заветном месте: над южной дверью собора, и ожидает дальнейших судеб Провидения: где быть ему снова и откуда возвратиться? Могущественный «печальник земли Русской» Сергий безмолвно следить за судьбами дорогой ему России, для возрастания которой сделал он так исключительно много. «Время общественных бедствий, — говорит Муравьев, — есть его, Сергиево, время; когда все уже кажется гибнущим, тогда воздвигается Сергий!»
«Полюби святого Сергия, — повторяет Муравьев в другом месте, — он был русский в душе!» И это действительно так, и неудивительно, что все великие князья московские, все цари наши с царицами, все императоры и их венценосные супруги, все лица Царствующего Дома, почившие и живые, побывали с свое время у святого Сергия и поклонились ему. Особенно сильно, если можно так выразиться, с какою-то страстностью чтил его память Иоанн IV Васильевич; имеется сведение о том, что новорожденный, будущий Грозный, был положен в раку святителя; это еще вопрос далеко не решенный: не была ли насущной необходимостью тех дней жестокость Иоаннова, направленная на крамольных бояр, а что в этой жестокости, выродившейся, в силу многих условий, в болезненное неистовство, что в основании её лежала благая мысль объединения России, заповедная мысль Сергиева, в этом нет, и не может быть никакого сомнения, и это никогда и никем не отрицалось.
Великую трудность представляет исследование деятельности крупнейших представителей святоотеческой жизни нашей православной церкви! Причина кроется в том, что за ними, за этими деятелями, если можно так выразиться, поличного, документального осталось, и должно было остаться, очень мало. Они прошли над родиной своей незримым, благотворным веянием, остающимся и поныне какою-то светлой весной, не единожды только в году, призывающей к жизни, но пробуждающей ее молчаливо, но настоятельно и постоянно. Молитва, совет, наставление, когда-либо сказанные ими, не поличное, не документ, а между тем, в свое время, эти люди имели громадное, вершительное значение. Как раз крупнейшие, самостоятельнейшие святители церкви нашей, высящиеся в далеком былом, оставили за собой очень немного вещественных доказательств своих воззрений. Оно и понятно:монашество должно быть скромно и молчаливо. Нам положительно известны почти только те моменты деятельности святителей, в которые они соприкасались с деятельностью светских представителей власти; в этих случаях принимался за привычное дело дьяк или летописец, оставлял какой-либо след в хартии, или на пергаменте, или, наконец, на лоскутке, длиной с небольшим в вершок, шириной около двух, как та грамотка, одна из древнейших, сохраняемых в монастырском архиве, которая дана одним из князей на владение озером преподобному Никону, преемнику св. Сергия. Деятельности наших былых святителей, подобно тому, как читается деятельность властителей светских, в буквенных знаках, полностью не прочесть: их надо угадывать, воссоздавать, достраивать собственной мыслью. Не подлежат никакому сомнению, что если церковная живопись усвоила за изображением святых не только особенности черт лица, краски волос, но даже особые колера одеяний каждого из них, то и в очертаниях их духовно-этических типов есть не менее особые, только тому или другому принадлежащие черты. Как бесконечно разнятся один от другого, при полном сходстве в исповедании православия, Нил Сорский, Иосиф Волоколамский, Зосима Соловецкий, митрополит Филипп, Кирилл Белозерский, Сергий Радонежский? Не заметить этих несходств нельзя, — на них сложились целые циклы исторических развитий.
Если, как сказано выше, еще при жизни Сергиевой ученики его основали 25 монастырей, а от Троице-Сергиева монастыря образовалось их около 70, то, ознакомившись с земным бытием Сергия, нельзя не ознакомиться и с судьбами самого монастыря. Наиболее цельной, касающейся монастыря работой, остается и поныне описание, сделанное еще в 1841 году покойным ректором московской духовной академии Горским, профессором церковной истории, автором многих ученых исследований и открытий в древней словесности русской; книга эта исправлена митрополитом Филаретом и дополнена архимандритом Леонидом. Очень важны также: «Путеводитель из Москвы в Троице-Сергиевскую Лавру» Снегирева, «Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь» Шевырева, «Путешествия по святым местам русским» Муравьева, «Исторические воспоминания и замечания на пути в Троицу» Карамзина. Но все эти труды, сами по себе очень хорошие, в значительной степени устарели; следует ожидать более полного описания, потому что состоявшееся обнародование многих документов в наших исторических изданиях и исследование новейших историков бросили новый свет на некоторые страницы бытия Лавры.