По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России
Шрифт:
Вот дословно содержание основное грамоты Петра I:
«Через сие верному нашему рыцарству и земству в Лифляндии и их наследникам все их напредь сего благоприобретенные привилегии, с которыми нам уже поддались, а особливо привилегию Сигизмунда-Августа, данную в Вильне 1561 года, статуты, рыцарские права вольности, принадлежности (елико оные к нынешнему правительству и времени приливаются), праведные владения и особенности, как те, которыми они действительно владеют и пользуются, так и те, которые они от своих предков по своим правам и принадлежностям притязание имеют; за нас, и за наших законных наследников, сим и силой сего милостивейше подтверждаем и укрепляем и обещаем, что они и их наследники как прямо и справедливо есть при всем том совершенно и непрестанно содержаны и охранны будут, однакож наше и наших государств Высочество и права предоставляя без предосуждения
Смысл этой грамоты, во внимание к оговоркам, начинающимся словами «велико» и «однакож», совершенно ясен: привилегии дворянству были даны условно и на время. Никакими силлогизмами, никакой схоластикой из этой грамоты «вечности» привилегий не вывести и признать ее за «договор» между двух сторон нельзя. Лучшим доказательством этому служит то, что, совершенно основательно сомневаясь в непоколебимости своих привилегий, прибалтийское дворянство, при каждом новом царствовании, всегда испрашивало их подтверждения. Права эти действительно подтверждались, чем не устранялось «елико» и «однакож» грамоты. При Петре II, Елисавете Петровне, Екатерине II сделаны прямые ссылки на конфирмацию Петра I, а в позднейших грамотах, начиная от Александра I, при Императорах Николае I и Александре II, говорится о подтверждении привилегий «елихо они сообразны с общими государства нашего постановлениями и законами».
Нельзя не заметить, говоря об этом любопытном предмете, что одна из ссылок, которые делаются защитниками «неизменности» привилегий, а именно ссылка на ништадтский мир 1721 года, якобы подтвердивший их, — совершенно неверна: мир этот заключен был не с дворянскими обществами, уже находившимися в подданстве России, а со шведским правительством. Любопытно и то, что впоследствии постоянно просило о подтверждении своих прав эзельское дворянство, не имевшее ничего общего ни с жалованной грамотой Петра, ни с подтверждениями. Еще любопытнее отношение к этим подтверждениям курляндского дворянства: отрекшись от ленной зависимости от Польши, на ландтагах 6-го и 16-го марта 1795 года, дворянство это решило подчиниться России безусловно и непосредственно, что не помешало ему впоследствии также ходатайствовать о подтверждении прав, которых оно не получало, что и исполнялось, но всегда с оговоркой «елико», и т. д. Вот основные причины, вследствие которых, можно думать, на митавской культурно-исторической выставке грамота Петра I, на которой немецкое дворянство основывает гораздо больше прав, чем следует, отсутствовала.
Рига.
Собор. Кем и как он посещается. Вольная пожарная команда. Печальная судьба преосвященного Иринарха. Первое движение в православие в сороковых годах. Исторические его причины. Вечерняя прогулка по Двине. Несколько исторических картинок. Воспоминание о «редукциях». Облик Риги по сравнению с Ревелем. Домкирхе и Петрикирхе. Риттергауз. Дом Черноголовых. Городская ратуша. Замок и его история. Здания большой и малой гильдий. «Литераты» и их значение. Александровская и Ломоносовская гимназии. Политехническое училище, его особенности, права и корпорации. Рижско-русские общественные учреждения. Садовниковская богадельня. Мариинский приют и Александровское училище. Общества «Баян» и «Ладо». «Улей». Общество отставных воинских чинов. Латышское общество. Дом моряков. Памятник 1812 года.
Ровно в десять часов утра, 22-го июня, поезд подходил к Риге. Пройдя мост чрез Двину, он двигался по высокой насыпи, и далеко внизу, в городских улицах, подходящих к вокзалу самыми людными частями своими, виднелись толпы народа. День был воскресный, и путешественники отправились прямо в православный собор. Роскошный солнечный свет и толпы народа придавали зрелищу яркие краски жизни. Отрадно было подъезжать к величавому православному храму, вполне достойному представителю русской церкви в космополитической Риге; отрадно именно потому, что путники нагляделись вволю на маленькие и утлые русские церковки в крае, с их алтариками, ветхими ризами духовенства и певчими, взятыми с бору да с сосенки.
Собор в Риге красуется на широкой площади, которую город домогался не раз застроить, но всегда терпел неудачу, так как имеется «Высочайше утвержденный план», по которому частные постройки на этой площади допускаемы быть не могут; собор поражает красотой пестрой кладки и правильностью линий. Постройка начата в мае 1876 года и сдана в духовное ведомство в апреле 1884 года. Стоимость, по первоначальной смете, предполагалась в 240.000 рублей, а обошлась в действительности в 531.745 рублей 11 копеек; трудно сказать, что именно из роскоши отделки
Великолепный храм во имя Рождества Христа Спасителя о пяти полукруглых куполах, в византийско-русском стиле, пестрой кладки. Внутрь церкви светит только главный купол, под прочими просветов нет; он покоится на четырех круглых арках; храм в два света, причем в окнах круглые стекла, глядящие множеством светлых глаз; в нем три придела, средний, главный, расположен глубже других; с боков и сзади хоры на отдельных столбах, причем певчие располагаются не у алтаря, а над входом в церковь, против него; над алтарем крашеный в голубое свод со звездами, и световое впечатление писанных по стенам внутри храма орнаментов чрезвычайно удачно; иконы все безусловно новые, хорошие, колерами своими совершенно согласованы с общим тоном светового впечатления. Вход в церковь через пристройку; иконостас трехъярусный, под тремя арочками. Есть снаружи храма невысокая звонница; говорят, что она в основной проект не входила, а пристроена позже, во внимание к размерам одного из колоколов, пожертвованных храму императором Александром II.
Много любопытного по истории русской церкви в западной России заключает в себе жилище преосвященного Доната, епископа рижского и митавского. Множество воспоминаний вызывалось целым рядом собранных здесь портретов предшественников его по рижской кафедре. В святительских одеяниях, с панагиями и светскими орденскими знаками на груди, каждый с тем выражением лица, которое хорошо мог объяснить себе всякий, знакомый с историей епископской кафедры в Риге, глядели со стены один подле другого: Иринарх, Филарет, Платон, Вениамин, Серафим, Филарет. Кафедра эта устроена в Риге в 1836 году, как викариат псковской епархии для борьбы с федосеевским толком, и Иринарх был первым, занявшим ее. Известно, как, в начале сороковых годов, тягость положения местных крестьян, которая только в то время обратила на себя доброе внимание таких сердечных местных людей, как Гиммельштерн и Фелькерзам, неурожай и голод 1839-1840 годов и запрещение вступать в гернгутерские братства, которого добилось дворянство в 1839 году. все это, вместе взятое, обусловило первое движение к православию, задержанное так печально вслед за командировками князя Урусова и Бутурлина. В другом месте придется припомнить с большей определенностью все это движение, одним из фазисов которого в шестидесятых годах была командировка графа Бобринского, назвавшего второе движение народа в православие «официальным обманом»! В тихом обиталище преосвященного с особенной ясностью воскресали в памяти самые тяжкие дни православия,когда, во что бы то ни стало, его хотели «изубожить»...
Рига. Лютеранская церковь св. Петра
Генерал-губернатор Пален серьезно ходатайствовал о том, чтобы в Венден, где тогда движение сосредоточивалось, был вызван сам преосвященный Иринарх, «чтобы разъяснить крестьянам, в присутствии члена губернского правления, их заблуждение». Это ходатайство исполнено не было, но зато в 1841 году преосвященный Иринарх сам отозван из Риги и увезен в Псков под присмотром особого чиновника, командированного обер-прокурором Святейшего Синода, смотревшего в те дни совсем иначе, чем теперь. И сегодня, почти полвека спустя, глядят из грузной золоченой рамы, как бы желая говорить, сосредоточенные черты лица почтенного святителя, в лице которого православная церковь понесла в те дни глубочайшее, нелегко забываемое оскорбление.
Рига. Православный кафедральный собор
Мрачные воспоминания эти вызваны, конечно, не с целью пробуждать какое-либо чувство отместки. Что главные причины тогдашнего первого движения в православие не были делом агитации нашего духовенства, в которой его обвиняли, а явились последствием веками сложившегося невыносимого быта крестьян, достаточно привести следующие два свидетельства двух коронованных лиц. В 1586 году король польский Стефан Баторий, предлагая ландтагу темы для занятий, выразил, что «утеснения, которым подвергаются лифляндские крестьяне со стороны помещиков, столь жестоки и бесчеловечны, что во всем мире, даже между язычниками и варварами, не встречается ничего подобного».