По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

Он обращался с ней варварски. Заставлял, как многие таборные цыгане-мужчины, с утра до поздней ночи клянчить милостыню на вокзалах, базарах и других людных местах, заставлял воровать (впрочем, этому ремеслу она была обуче­на и прежде), бил, если она приносила ему мало денег.

Рита безропотно сносила издевательства и побои — пос­тоянная, рабски преданная, безответная.

Когда Феофан получил пять лет за участие в преступных делах ротмистра Унарокова, она ждала барона. Наскребла денег, переселилась в Алтайский край, где он

отбывал свой срок.

Здесь, в Дербенте, они обосновались три года назад, и Рита вздохнула свободнее. Барон стал несравненно мягче, чем прежде, а та жизнь, которую они вели, жизнь, по-прежнему несовместимая с требованиями закона, поскольку Феофан снова взялся за прежнее, не умея ничего другого, хоть и отдаленно, но все же походила на добропорядочное существо­вание: они купили домик, Рита завела нехитрое хозяйство — огород, куры, свиньи.

В глубине души Рита, жалкая, неграмотная Рита, у ко­торой не было ничего, кроме ее красоты и терпения, мечта­ла о том времени, когда ей удастся оторвать Феофана от уголовной среды и темных дел, удастся уговорить его жить спокойно и честно. С детства теплилась в ней где-то под спудом эта неосознанная мечта по чистой жизни, которая со временем, с годами, принимала все более ясные, конкретные очертания.

И она видела: самым главным, самым страшным препят­ствием к этому был отвратительный ей старикашка Омар Садык, который, точно паук, впился в Феофана, с каждым днем приобретая над ним все большую власть.

Она многое знала. Поначалу Садык опасался ее, но, вид­но, поняв, как самоотверженно, до гробовой доски, предана цыганка грубоватому и в общем-то бесхарактерному Феофа­ну, перестал стесняться и не обращал внимания на ее при­сутствие.

Теперь все кончилось! Ничего больше не будет! Она зна­ла, она ощущала своим женским чутьем, что старик прине­сет беду в ее непрочное цыганское счастье.

Она брела по усыпанной камнями тропе, обдирая ноги и не чувствуя боли. По лицу ее катились злые слезы обиды и гнева, развязавшиеся во время скачки волосы развевались на ветру, продувавшем теснину, и только одно чувство, одна страсть владела сейчас ее смятенной душой — отомстить!

Отомстить старику любой ценой!

Когда она, обессилевшая, грязная (несколько раз падала по дороге), с опухшим от слез лицом, на котором -по-прежне­му горели яростным мстительным огнем большие черные гла­за, появилась у ворот управления, ее вначале не пустили.

— Куда, куда, красотка! — загородил ей дорогу дежур­ный.— Да ты уж не пьяна ли?

— Пусти, слышь! Мне — к самому главному! Пусти, ну!

— Ни больше, ни меньше, как к самому главному? — дежурный засветил карманный фонарик, разглядывая стран­ную посетительницу. И, видимо, заподозрив неладное, спро­сил уже более серьезным тоном: — А ты кто такая? От­ куда?

— Заявить я... заявить надо!.. Да пошел ты...— далее последовало непечатное, и Рита, обнаружив неожиданную силу, оттолкнула дежурного, потеряв равновесие, тот едва не упал со ступенек, на которых стоял, загораживая перед ней вход.

Хлопнув дверью так, что задребезжали стекла, разъярен­ная цыганка ворвалась в вестибюль. Там стояло несколько сотрудников, взволнованно обсуждавших историю с брилли-антом. Никто из них не знал подробностей — все ждали Шукаева.

Он приехал с Вадимом и Шахтановым, когда Рита уже сидела в комнате для допросов.

— Скорее идите туда, товарищ старший лейтенант,— подскочил дежурный к Анвару.— Там цыганка какая-то. Да­вай, говорит, главного — заявить хочу. Кричит, царапается, как кошка...— он прикрыл рукой подбородок, на котором крас­нела тонкая полоса — след Ритиных ногтей.

Жунид переглянулся с Вадимом.

— Цыганка? Вы позволите взглянуть на нее? — спро­сил он Шахтанова.— Буеверов пока подождет.

— Какой разговор? Пойдемте.

Рита сидела на стуле, возле ее грязных босых ног валя­лись стоптанные сапоги.

— Кто вы? — спросил старший лейтенант, садясь за стол. Шукаев и Дараев сели на стулья, стоявшие у стены.

— Сундунова я... Рита. А ты кто? Начальник?

— Я из угрозыска,— ответил Шахтанов.— Что вы хоте­ли нам сообщить?

Рита скептически на него посмотрела, точно оценивая, чего он стоит, потом перевела взгляд на Жунида и Вадима и, видимо, оставшись недовольной увиденным, коротко вздох­нула.

— Пиши бумагу, тогда говорить буду...

Шукаев тоже с интересом рассматривал цыганку. Видно было, что она проделала немалый путь пешком, прежде чем явилась сюда, была до предела утомлена и расстроена, но крепилась и даже бравировала.

Шахтанов не стал возражать — достал чистый лист для протокола, обмакнул перо в чернильницу

— Итак?,.

После первых же ее слов Шукаев встал со своего места.

Так вот кто эта цыганка!.. Рита Сундунова.

Жунид никогда не видел ее в лицо, но в материалах чох-ракского дела, которое он вел восемь лет тому назад, было упоминание о сожительнице барона. Он повсюду возил ее за собой. Однажды из-за нее Феофан едва не сцепился с ротмистром Асфаром Унароковым, порядочным бабником, не дававшим проходу ни одной юбке.

То, что Рита говорила сейчас, означало, что они как ни­когда близки к ликвидации преступной шайки, в существовании которой оба уже не сомневались.

Омар Садык располосовал ножом физиономию Алексею Буеверову и убил цыганского барона Феофана третьего! Сам Феофан с перерезанным горлом лежит в старинной башне за урочищем Халкол. Одного этого известия было вполне доста­точно, чтобы вознаградить Жунида и Вадима за бессонную ночь! Они теперь так близки к цели!

На свободе остались только трое — Хапито Гумжачев, Паша-Гирей Акбашев (странно, что он до сих пор нигде и ничем себя не обнаружил) и... Омар Садык — самая темная и пока до конца не понятая фигура в этой компании.