По следам Карабаира Кольцо старого шейха

Кешоков Рашид Пшемахович

Говорила она по-русски довольно чисто, с небольшим акцентом.

Манаф потоптался перед дверью.

Дараев взял гирю и еще трижды ударил ею по обшивке.

— Цитадель,— пробормотал он.

Звякнул ключ, и дверь отворилась.

По ту сторону ее стоял человек огромного роста, с мас­сивной лохматой головой, порядком уже поседевшей, с ши­роченными плечищами, сутулый, похожий на гориллу. Сход­ство это усугублялось тяжелым лбом и нависающими над ма­ленькими беспокойными глазками надбровными дугами.

—

Хорош,— прошептал Вадим Акимович.— Питекант­роп.

Манаф был в стеганом среднеазиатском халате, на но­гах — шлепанцы из войлока, обшитые по носкам зеленой тесьмой.

— Ы-ы? — промычал он.

Бахор сделала ему знак рукой — пропусти, мол. Он попятился.

— Вы — с нами,— сказал Дараев, увидев, что домопра­вительница Омара Садыка сделала движение, как бы собира­ясь уйти.

Шукаев достал удостоверение и, раскрыв его, поднес к глазам Манафа. Тот долго, медленно читал, шевеля губами.

— Вы сказали, он глухонемой от рождения? — с сомне­нием спросил Дараев.

— Сказала.

— Вы солгали,— строго посмотрев на нее, отрезал Шу­каев.— Он читает. И губы при этом у него двигаются, как у человека, который когда-то мог говорить.

Бахор сверкнула глазами и ничего не ответила.

Манаф сделал приглашающий жест. Видимо, на него про­извело впечатление служебное удостоверение Шукаева. Глу­хонемой буквально преобразился — мрачное, грубое, словно вытесанное топором из твердой породы лицо его вдруг стало угодливым, толстые губы растянулись в неприятной подобо­страстной улыбке.

Мастерская сейчас была освещена одной-единственной электрической лампочкой без плафона, висевшей под сводча­тым потолком.

Вдоль наружной стены (наверху были три небольших за­решеченных окошка) — длинный узкий стол, обитый зеленым сукном с латунным бортиком по краю. Три круглых вертя­щихся стула с мягкими сидениями, похожих на те, которы­ми пользуются пианисты. Возле каждого стула на столе — хромированные тисочки, полированные коробки с разновесками и точные весы под стеклянными колпаками. На стене — три подвесных сейфа. В углу — большой высокий сейф из трех отделений, расположенных одно над другим.

— Все — по науке,— с интересом рассматривая мастер­скую, сказал Шукаев и, заметив тень, мелькнувшую на сте­не (Манаф на мгновение оказался сзади них), отпрыгнул в сторону, точно подброшенный пружиной. Короткий стальной прут в два пальца шириной, загремел со звоном на цемент­ный пол, а гигантское туловище Манафа изогнулось — он от размаха потерял равновесие. Жунид не стал ждать, пока глу­хонемой снова бросится на него и, воспользовавшись тем, что Манаф, балансируя, стоял к нему боком, опять прыгнул, с силой швырнув обе ноги вперед.

Бахор рванулась к выходу, но ее настиг у двери Дараев и после короткой борьбы защелкнул на ее запястьях наруч­ники.

— Держись, Жунид! — оставив женщину, крикнул Ва­дим и бросился на помощь другу.

От страшного удара ногами в бедро Манаф рухнул всей своей громадой на пол, свалив при падении один из стульев, но тут же вскочил и замахнулся, намереваясь обрушить по­хожий на кувалду кулак на голову встававшего с пола Жу-нида. Подоспевший сзади Дараев схватил занесенную для удара руку Манафа, повис на ней и заломил к себе, через плечо. Глухонемой застонал, упав на колени. Этой секундной передышки Жуниду хватило, чтобы подняться и, выхватив из кармана пистолет, ударить Манафа рукояткой по голове.

— Ах ты, гад! — бросая обмякшее тело гиганта, сказал Вадим Акимович, отдуваясь.— И мы с тобой хороши: рты пораззинули... связать его?

— Не надо,— морщась и потирая локоть, сказал Шука­ев.— Он понадобится нам со свободными руками. Сейчас очухается и поговорим...— Он снял пистолет с предохрани­теля.— А если опять вздумает дурить, продырявлю за милую душу...

Дараев обернулся к Бахор, молча стоявшей в углу мас­терской.

— Сейчас вы это ему скажете. Вас он поймет.

Бахор резко мотнула головой.

— Нет! Ничего не скажу.

— Тогда мы как-нибудь сами,— пожал плечами Дараев.— Если он не поймет и все-таки опять кинется, на вас падет его кровь...

Видимо, это подействовало. Когда мастер пришел в себя и мутным бессмысленным взглядом уставился на Жунида, Бахор сказала несколько слов на неизвестном им языке.

Побагровевшее лицо Манафа приняло осмысленное вы­ражение. Он сел на полу, внимательно глядя на губы Бахор и, кивнув ей, потрогал ладонью шишку на затылке.

— Табасаранский, по-моему,— шепнул Шукаев Вадиму.

И — к Бахор: — П реведите, что вы сказали?

— Он вас не тронет...— Бахор поджала тонкие губы и отвернулась.

Манаф встал, покосившись на пистолет, который Жунид держал в руке. Замычал что-то.

— Что он говорит? — повелительно спросил Дараев.— Перестаньте упорствовать, Бахор. Помогите нам, вам же бу­дет лучше...

— Имейте в виду — ваш хозяин обвиняется в пособни­честве убийцам,— добавил Жунид.— Не говоря уже о тор­говле фальшивыми драгоценностями...

— Нет!

— Как хотите,— Шукаев сделал шаг по направлению к Манафу и показал ему дулом пистолета на сейфы.— Откры­вай!

Глухонемой не заставил его повторять. Повиновался он теперь быстро и беспрекословно, если понимал сразу, чего от него хотят. Если же не понимал, вопросительно смотрел на Жунида, слегка наклонив кудлатую голову, как это дела­ют дворовые псы, пытаясь сообразить, чего требует от них хозяин.

Сейфы были пусты.

Ни одной побрякушки, ни одной пылинки золота.