По следам легенды
Шрифт:
– Нам ее отдадут, Бращак, - спокойно ответил Волошин.
– Сейчас не восемнадцатый год, когда Антанта в нас не поверила, подарила наш край Массарику. Антанта теперь кончилась, и поднялась над Европой новая сила немецкий национал-социализм во главе со своим великим фюрером Гитлером.
Волошин фразы произносил торжественно, значительно, будто проповедь читал в соборе. Сухой, аскетичный, с нервным румянцем на щеках, он странно выделялся среди своих раскормленных гостей.
– Не зевай, Августин, а то пока ждать будешь, Бродий к власти прорвется, - серьезно сказал ему Бращак.
– То пустое, - отмахнулся от него Волошин. Он встал: - Дозвольте, панове, поднять эту чарку за колыбель земель украинских, за нашу подкарпатскую Русь!
Выпили дружно, с усердием.
В уголке большой парадной "залы" девушка в строгом темном костюме и расшитой шелком блузке записывала "высказывания" Волошина, который время от времени поглядывал на нее с явной теплотой.
– Кто такая?
– спросил у Бращака сосед.
– Пан Волошин новой стенографисткой обзавелся, - ухмыльнулся многозначительно Бращак.
– Еще одной? А София куда подевалась?
– Любит наш Августин... свежих людей. Докладывал мне Будяк, что София, красавица наша, отправилась в батюшкин приход попрощаться, ждет ее дальняя дорога...
– Бращак заговорил совсем тихо.
– Не может того быть!
– удивился сосед.
– Еще как может. Эта бывшая учительница давно уже служит двум господам. Причем неизвестно еще, какому старательнее.
– Волошину про то известно?
– Не сомневаюсь - знает. Но так нашему дорогому Августину удобнее. Бращак рассмеялся,
– Панове!
– истово обратился ко всем Августин Волошин.
– Собирайте, накапливайте силы, гуртуйте вокруг себя всех, кто ненавидит большевизм, кому дороги наша вера и идея! Мы должны с оружием в руках встретить заветный светлый час. А он грядет!
– Светлый час...
– прокомментировал Бращак.
– Власть он хочет урвать, вот чего он хочет, какие сны видит!
Гости поднялись из-за стола, разбились на чинные группки. Дельцы потели в своих суконных костюмах-тройках "под Европу", сверкали драгоценности на крестах у священников. В передней комнате дремали мордатые хлопцы - волошинская охрана.
Волошин расспрашивал Бращака:
– В последнее время мне все чаще говорят о каком-то "товарище Олексе". Кто такой, узнавали?
Бращак почтительно доложил:
– Олекса - сын лесоруба из Ясиней. Отец умер, старший брат коммунист, в комсомол вступил в двадцать четвертом году, через год - в партию, участвовал в коммунистических демонстрациях, агитировал среди рабочих и лесорубов.
– Из убежденных, - неопределенно протянул Волошин.
– Говорят, из самых идейных, - подтвердил Бращак.
– Из края исчезал на три года, - продолжал он.
– В полицейском досье...
– Кто его смотрел?
– Будяк... Так вот там эти три года никак не обозначены. А мы установили, что он через Германию и Польшу нелегально уезжал в Советский Союз, учился в Харькове. Возвратился в край тоже по чужим документам.
– Высокого полета птица, - протянул Волошин.
– Полет тот можно и оборвать...
– сказал многозначительно Бращак.
– Все можно, - согласился Волошин.
Бращак ехидно спросил:
– А ваша любимица хоть попрощалась с вами?
– Кто?
– сделал вид, что не понял, Волошин.
– София, - с удовольствием объяснил Бращак.
– Укатила на днях в Берлин. Точно знаю это.
– Пусть посмотрит Европу, - уклончиво прокомментировал Волошин.
"Трудящиеся должны бороться против всякого
национализма. Буржуазному национализму следует
противопоставить интернациональное, революционное
единство".
Начальник полиции докладывал губернатору края:
– Получено сообщение, что к нам направляются известный коммунистический публицист Юлиус Фучик и группа коммунистов из Чехии и Словакии,
– Зачем они жалуют?
– удивился губернатор. Он внешне скучающе слушал полицейского.
– Цель поездки - знакомство с положением в Закарпатье.
– Можно представить, что напишет в своей коммунистической газете Фучик!
– Губернатор уже не скрывал раздражения.
– Статьи его нам славу не умножат, - подтвердил начальник полиции. Какие будут распоряжения?
– Ума не приложу, - с досадой ответил губернатор.
– С одной стороны едут открыто, с другой - явно антиправительственная акция.
– А может, турнуть их отсюда, чтоб и следов не осталось?
– решительно предложил полицейский.
Губернатор отрицательно покачал головой:
– Скандал разразится колоссальный. Запросы, интерпелляция в парламенте... Нет, что-то другое надо придумывать...
...Олекса, Мирослава, Сирена, несколько активистов крайкома встречали на вокзале Фучика и делегатов от рабочих.
– Смотри, Олекса, - тронула за плечо Олексу Сирена. Впрочем, он и сам уже обратил внимание на то, что перрон вокзала заполнялся суетливыми людьми, одетыми разномастно, но в одном стиле - под "простых" украинцев. Кое-где мелькнули желто-голубые флажки с трезубцем. Было немало и крепко выпивших. Среди толпы сновали Будяк и несколько его подручных.
Олекса посмотрел на часы, подозвал Мирославу.
– Мирослава, времени нет, но вдруг... Быстро пошли хлопцев на заводы, пусть поднимают рабочих.
– Не успеем, - отчаянно сказала Мирослава, - а эти вас затопчут. Напоили, подкупили всю городскую шваль...
Поезд из Праги шел точно по расписанию. В одном из вагонов у окон стояли, смотрели на плавно проплывавшие горы Юлиус Фучик и его товарищи.
– Люблю Карпаты, - сказал один из рабочих.
– При взгляде на них начинаешь понимать, что такое вечность.