По слову Блистательного Дома
Шрифт:
Помолчали.
— Не бери в голову, — успокоил Фандаг.
А я не стал развращать средневекового человека неприличным продолжением этой фразы. Зачем?
— Пойдем, выпьем, братча, — придавил мне плечо тяжелой рукой атаман.
— Неохота, — ответил я, необидно опустив плечо, отчего мощная конечность соскользнула. — Ты мне лучше о бешмете расскажи.
— Погоди, вина принесу.
С каждым днем я все больше убеждался в сугубой скудности своих познаний об этом мире, и многие пробелы не мог заполнить даже всезнающий Тивас. Собственно, ничего удивительного в этом, конечно же, не было. Дома меня абсолютно не интересовала процедура свадьбы у тех же якутов, например. Вернее, мне,
Вернулся Фандаг, приволок приятных размеров бурдюк и пару кожаных кубков.
— Давай сначала глотки промочим.
Промочили, помолчали. А потом меня начали просвещать.
Оказывается, Хушшар поклоняются Вечно Синему Небу, и цвет его для них священен. Поэтому подавляющее большинство народов, граничащих с этими деятельными смельчаками, одежду сине-голубой гаммы предпочитают не использовать, дабы ненароком не обидеть усатых гордецов с гипертрофированным чувством собственного достоинства. Хушшар носят синее сами.
Мальчишки и девчонки щеголяют в белоснежном холсте. Детки растут, по хозяйству помогают, на охоту бегают. А вещички их сначала голубеют, а потом и синеть начинают. Меняется качество ткани, грубый холст сменяется тяжелой прохладой шелка, безрукавка прячется под роскошную рубашку с сапфировыми пуговицами, которую перехватывает широкий серебряный пояс. На плечи ложился бешмет с богатым серебряным шитьем, по которому знающий человек может рассказать всю биографию владельца, его геройства и победы. Голову юнца после первого геройствования покрывают синим платком, а голову зрелого мужчины — уже чалмой.
— А женщины?
— Что, женщины? Когда за мужа выходят, полевать перестают. Раньше Большую погоню объявляли — все бились. Да только давно это было. И ценнее женщина мужчины. Он-то хоть сколько покроет, а она за девять месяцев лишь одного выносит, а потом еще кормить, вынянчивать. Так вот. Мужчины — сила Хушшар, а женщины — сердце наше.
— Так что, раз человека в синем увидел, значит, это Хушшар?
— Ха. Не сможет народ Хушшар все краски в мире под себя собрать, — коротко хохотнул собеседник. Он поднял руку, широкий рукав с мягким шелестом упал на вздувшийся бицепс, обнажив вросший в жилистое запястье широкий браслет ярко-синего металла. — И так мы отличаем друг дружку. Чужанин может и наряд наш надеть, и язык познать, но обмануть людей Хушшар не сможет. Этот браслет наши умельцы сажают на руку в раннем отрочестве. Они не столь мудры, как твой спутник. Однако не помню, чтобы обманул их кто-нибудь. Неможно это. Да и есть то, что знать может лишь Хушшар, с пеленок в наших землях выросший. А изменников у нас не водится.
Вот такой закрытый орден. А как их по-другому назвать? Только долго нам поболтать не дали. С хохотом высыпали из пиршественного зала, наполнив ночь ароматами выпитого вина, жареного мяса, лютых приправ и крепким настоем разогретых, скажем так, мужских тел. И поволокли нас рубить чего-то там на спор.
Я, в общем-то, недолго украшал своим присутствием высокое обществе и скоро убег в отведенное мне помещение.
Утром меня разбудило рассерженное шипение. Я вышел и в прямом совершенно смысле слова застыл с открытым ртом.
Посреди починка торчащие из-под земли толстые сегментные шланги шевелились сытыми змеями, наполняя газом необъятное чрево воздушного шара, который уже рвался в небо, пытаясь утянуть с собой немалых размеров гондолу.
— Вот с этой штуковины вас вчера и углядели. Здорово, а? — просветил меня один из давешних собутыльников. По длинным усам его скатывались капельки воды. Утренний туалет — дело святое.
Около основательного, покрытого приятной резьбой сруба колодца еще несколько усачей поливали друг друга из ведер. Массы ржали аки кони. От восторга, надо полагать.
Я распихал поборников гигиены и ухватил одно из ведер. Вода люто холодным потоком обрушилась на расслабившийся организм, немедленно приводя его в тонус. Очень была прохладная водичка. И сразу какой-то доброжелатель повторил процедуру обливания. Когда вода стекла, я обнаружил, что полил меня атаман, очень довольный произведенным эффектом.
Я аккуратно заглянул в стоящие на срубе ведра. Они, к сожалению, уже были пусты. Встревоженный моими приготовлениями, Фандаг скромно отошел в сторону, очевидно, посчитав свои обязанности выполненными.
Мудрый Тивас участия в гигиенической развлекухе не принял, решив сосредоточить свои усилия на оценке кулинарных достоинств уже поданного завтрака. В чем ему активнейшим образом содействовал отоспавшийся Бонька, уже даже на начальном этапе дегустации больше похожий на черный шар с ножками.
Трапеза надолго не затянулась. Хотя наши радушные хозяева активнейшим образом настаивали на продолжении банкета. Чтобы не допустить плавного перетекания рекреационных мероприятий в продолжение пьянки, я решил слегка шокировать казачество и в качестве дара за чудесное спасение преподнес им шкуру поверженного гиршу, которая, по чести сказать, еще со вчерашнего дня украшала стену места столования. Эффект был достигнут мощный, потому как волна народного ликования нас едва не затопила, а множество предметов воинского обихода, которыми бросились отдариваться аборигены, мы вынуждены были оставить у Фандага, так как для их транспортировки было бы необходимо формировать солидное дополнение к нашему скромному каравану.
Однако некоторые подарки мы все же были вынуждены взять ввиду их абсолютно неоспоримой полезности. Во-первых, нам были выделены кони с гораздо более удобными седлами, чем те, на которых мы путешествовали. А во-вторых, Фандаг настоял, чтобы мы взяли с собой по трофейному копью, которые, в общем-то, были с метр длиной, но легкий поворот одного из рубчатых колец, украшавших древко, увеличивал их метров до трех. Мне стала понятна вчерашняя радость Хушшар по поводу их неожиданного приобретения. Удобнейшая штуковина.
А потом мы все же, залитые народной любовью и обожанием, уехали.
ГЛАВА 15
Полдня мы неторопливо скакали по совершенно буколическим территориям, среди полей каких-то злаков, цветов, пастбищ (так и подмывало добавить «тучных»), на которых какой только живности не паслось.
— Слушай, Тивас, — встревожил меня вопрос экономического характера. — А как же им земли хватает? У них что, ограничение рождаемости?
— Зачем, — удивился тот, — рождаемость ограничивать? Чем Хушшар больше, тем Империи лучше. Тем дольше степным до ее земель идти. Слышал ведь, за десять миль от Разлома Хушшар землю своей считают. А когда степных оттуда выживут совсем, так чтобы им и в голову не приходило туда соваться, да зверье опасное выбьют, тогда бросят нанятые Маги еще один Разлом, прежнего не стирая. И уж туда-то и переселются младшие семьи Хушшар.