По слову Блистательного Дома
Шрифт:
Добытое Сергей Индонгович аккуратно складывал на вьючных коней, забраковав лишь крысу.
Правда, охотник один раз едва сам не стал добычей. Малыш еле успел избегнуть зубов волчака и спасся у меня в седле, а агрессор с разрубленным черепом пал жертвой своего аппетита. Сразу из ниоткуда материализовался папа, одобрил мои действия рявком, отодрал от волчака половину и, похрустывая костяными пластинами, умчался вперед.
Один раз мы остановились, когда прямо перед собой увидели двух комоней, дружелюбно порыкивающих друг на друга. Наш рявкнул погромче. С седла соскочил малыш и помчался к беседующей парочке. Чужой поразглядывал его, потом облизнул,
А вечером мы закатили пир. Сергей Идонгович изощрился в кулинарной фантазии и из добытых малышом зверей и собранных собою лично травушек-муравушек потрясающие блюда соорудил. Мы ели, пили вино и хохотали. Малыш обожрался деликатесов, раздулся, как шар, и (любопытство детское!) полакал из моей баклаги вина. После чего улегся мне на колени, выставив в небо раздутое брюшко и, почесываемый, уснул.
— Сегодня последний спокойный день, Ильхан. Так что веселись. Завтра начнутся Хушшар. И там не называй меня Сергеем Идонговичем. Там я Маг и Колдун. Великий Тивас. — И в нетрезвых глазах его шевельнулась грусть. — А ты, Саин, сын Фаразонда, и никак иначе. Вот так.
Он вдруг опустил голову, завесив лицо белоснежными космами. Чуткий комонь, тоже хорошо отхлебнувший, ткнул загрустившего приятеля головой в плечо. Тот отбросил назад водопад волос резким движением.
— А сегодня пить будем и веселиться будем, — встал и ушел к коням.
Вернулся с неким подобием лютни в руках. Уселся. Отхлебнул. Комонь тут же последовал его примеру.
А Тивас запел. Совсем неплохо он пел. И играл хорошо. И я очень был удивлен. Ведь хотя и было между нами не одно поколение, пел он о дружбе, о любви, о верности и чести.
Потом вместе пели. Хотя мой ор пением назвать можно с большой натяжкой. Но было хорошо. Ведь важно не как ты поешь, а с какой душой ты поешь. А орал я душевно. И комонь поддерживал наш концерт своим звенящим визгом. Думается мне, что местная живность еще долго будет обходить это место как дурное, а человеческая составляющая местной фауны, скорее всего, соорудит здесь капище и будет приносить туда кровавые жертвы, лишь бы никогда больше не услышать таких жутких песнопений.
ГЛАВА 12
Поутру мы прощались. Комонь по очереди облизал сынка, меня, Тиваса. Осмотрел нас так грустновато и остался стоять мрачноватым черным изваянием на вершине кургана. И мне было грустно. Не потому, что оставила нас эта надежнейшая охрана, а потому, что расставался с другом.
Но день был прекрасным, кони легко несли нас вперед, впереди в траве шнырял малыш, и я озаботился текущими проблемами. Например, какое имя дать этой маленькой бестии. Сначала я решил его назвать Александром Васильевичем. В честь великого миротворца, генералиссимуса Суворова. Потому как маленький, деятельный и воюет всегда на чужой территории. Но ведь Александр Васильевич был блондином, а мой жгучий брюнет. На том же основании не подходил и другой человек, пожелавший обнять весь мир, — Александр Филиппович Македонский. И мне подумалось, что выдвигаемым мной требованиям отвечает еще один герой — глобалист Наполеон Буонапарте. Какое-то время я раздумывал, которым из имен назвать сопровождающего меня героя. Первое плохо сокращалось, а называть малыша Напиком мне не хотелось. Сильно ассоциировалось с оправлением легких физиологических потребностей у ребенка. А вот второе вроде подходило. Буонапарте. Бонапарт. Бонни. Бонька. Конечно, немного похоже на баньку, однако это древнее помывочное развлечение вызывало самые приятные воспоминания.
— Бонька! — заголосил я.
И очень скоро маленький проказник запрыгнул ко мне на колено. Как он удерживался на гладкой коже, за которую даже пыль не могла зацепиться, не знаю.
— Я тебе имя придумал, — порадовал. Детеныш вопросительно мявкнул. — Бонапарт. Нравится?
Поименованный перебрался на руку и лизнул крестного папу в забрало.
— Но поскольку ты у нас еще подросток, то буду звать тебя Бонька, — проинформировал я.
За что был опять облизан. А благодарный имяносец легко слетел с высоты седла и растворился в высокой траве.
Подъехал Тивас, отъезжавший к одному из курганов, чтобы осмотреть с его вершины окрестности.
— Поговорим?
— С превеликим нашим удовольствием. Как говорят арабы, беседа с хорошим спутником вдвое сокращает дорогу.
— Умны эти твои арабы.
— Вглядываясь в твои черты, я прихожу к выводу, что они скорее твои, чем мои.
— Что, так похож?
— Да. Причем на весьма породистого араба.
— Спасибо. А отдельная благодарность за породистого.
— Всегда к вашим услугам, дорогой друг.
Он какое-то время молчал.
— Ты для меня становишься все большей загадкой. Каждый день даришь неожиданности.
— Какие же?
— Да накопилось уже. Видишь ли, я не совсем понимаю, как ты вообще здесь оказался.
— Постой, но ты ведь вроде мне уже все объяснил.
— Тогда мне все показалось ясным. А вот теперь нет. Когда на мой вызов явилось тело Саина, а в нем ты, я все списал на поврежденный блок. А вот потом начались странности. Во-первых, тебя признал меч.
— И что с того?
— Этот меч делал вагиг. И делал его для Саина.
— Да? Может, перепутал? Мы ведь похожи.
— Как две капли воды. Но дело не во внешности. Меч признал суть Саина.
— Ну значит, я — Саин. Просто у него шизофрения или раздвоение личности.
— Нет, ты не Саин. Я очень хорошо знаю этого человека. Прекрасный воин с рациональным интеллектом. А ты, когда попал сюда, на воина был не похож совершенно. Разве что духом, но вот умения у тебя не было ни на грош. Как ты не погиб от своей собственной руки, я даже не представляю. Но прошло три дня, и твое мастерство выросло безмерно. Ты бился в Игре. И победил. Зала Непобедимый продержался против тебя столько же, сколько новобранец против него. Ты умудрился удивить вагига и получил его Дар.
— Постой, — прервал я его. — А меч Саин тоже получил в дар?
— Да нет. Он купил его. Но не за деньги. Отслужил вагигу. А отслужить им трудно, — усмехнулся он. — И еще. Саин никогда бы не побежал спасать комоня. Он признает только оправданный риск. При этом хорошо оплаченный.
— Слушай, ну что ты переживаешь. Видишь, какой я хороший. Радуйся. Видишь, зверя нам какого в воспитание отдали. Вырастет, так ему вообще цены не будет. Кстати, куда он делся? — привстал я на стременах.
А Бонька уже мчался к нам. В два прыжка взлетел на руки и что-то встревоженно заверещал. Я посмотрел вперед. Наш дальнейший путь пролегал в нешироком распадке между двумя избитыми эрозией холмами.