По соседству с герцогом
Шрифт:
Дейдре пришла в себя и обнаружила, что лежит горизонтально, ее голова покоится на коленях у Баскина, а его рука на ее волосах, поглаживая, отводя пряди с лица. Его прикосновение было дрожащим, судорожным. Она открыла глаза, чтобы заглянуть в его побелевшее лицо.
– Я убил тебя. О Боже, я все разрушил. Я убил тебя, и теперь Брукхейвен убьет меня, и будет прав. Я заслуживаю того, чтобы умереть.
Девушка смутно разглядела, как он поднимает пистолет.
Нет. Она хотела закричать. Но она
Вспышка ослепила Дейдре. Горячий пепел осыпал ее лицо, а от взрыва в ушах зазвенело.
О Боже. Ее голова закружилась. Слабость разливалась по мышцам. Заставляя себя двигаться, она смогла только откатиться от неподвижного тела Баскина до тех пор, пока не уткнулась лицом в холодные влажные листья на земле.
Чистый запах влажного грунта, наконец-то, заменил вонь от пороха, пока девушка считала свои вдохи. При счете десять, она оттолкнулась руками, не обращая внимания на то, что холодная земля обожгла ее содранные ладони.
Она не смотрела на Баскина. Ей не хотелось видеть то, чего она добилась своими манипуляциями. Она была здесь не единственной, с кем поступили несправедливо. Дейдре была не так чиста, чтобы волноваться по этому поводу – но все же не могла избавиться от нелегкого чувства сожаления, заполнившего ее изнутри.
Баскин был возбужденным, одиноким и не слишком разумным. Она использовала его обожание как подачку своему задетому тщеславию. Он не был ни добрым, ни благородным человеком, но все же, для кого-то он значил гораздо больше.
Конечно же, существовал и тот факт, что Баскин полагал их одновременную смерть каким-то видом поэтического, романтического конца.
Он на самом деле был идиотом. Или, возможно, он просто был так погружен в свои фантазии, что ожидал того, что в последнюю очередь магическим образом его кто-нибудь спасет. Сейчас бедный, введенный в заблуждение парень был мертв, и никто никогда не узнает об этом.
Ты не можешь вернуться назад.
Ты можешь двигаться только вперед.
Да. Она должна найти путь из этого леса, обратно на дорогу, где кто-то сможет найти ее – рано или поздно.
Дейдре заставила себя встать на колени, затем поднялась на ноги, для устойчивости держась за ствол дерева. Темнота была абсолютной. Фонарь Баскина погас, когда прозвучал выстрел.
К тому же он разбился, так как девушка ощущала запах керосина. Другой ночью она могла бы позволить своим глазам привыкнуть к свету луны или звезд, но сегодня не было ничего, кроме темноты и моросящего дождя.
Ее одежда намокла. Дейдре вздрогнула, ее колени подогнулись. Господи, она надеялась, что ее одежда намокла всего лишь от воды.
Глава 48
Колдер шагал вдоль дороги, посадив Мэгги на плечи. Он пытался бежать, но тогда девочка не могла держаться за него. Лучшее, что он мог сделать – это идти как можно быстрее, его несущиеся мысли пришпоривали маркиза, как шипы.
Он потерял Дейдре, потому что судил ее слишком строго. Брукхейвен был так уверен в себе, так убежден, что всем остальным людям в мире не хватает его собственных моральных качеств, что был готов стать судьей, присяжным и палачом. Все люди порочны. Его отец порочен. Его брат порочен.
Но сам Колдер превзошел их обоих. Он счел своего брата недостойным мисс Фебы Милбери и выступил вперед, чтобы самому предъявить на нее права, несмотря на то, что прекрасно знал о чувствах брата. Он изолировал Мэгги, потому что она не соответствовала его требовательным стандартам. Он заключил в тюрьму свою новобрачную через несколько часов после свадьбы, потому что она не получила его абсолютного одобрения.
И все же именно Дейдре была тем человеком, который никогда не предавал его, который никогда не предаст его. Сейчас маркиз знал это – сейчас, когда, может быть, было уже слишком поздно!
Господи Боже, не позволяй, чтобы это было слишком поздно!
Отчаяние разлилось внутри него. Колдер жаждал переделать, повторить, перевести назад стрелки часов, стать другим человеком, который сможет выбрать другое направление развития событий…
Чудесным образом он услышал стук колес приближающегося к ним экипажа. Он опустил Мэгги вниз, а затем вышел на дорогу, чтобы помахать карете рукой.
Она, скрипя, остановилась перед ним, так близко, что он мог ощущать горячее, прерывистое дыхание лошадей.
Кучер приподнял свою шляпу.
– Заблудился, папаша?
До того, как Колдер смог ответить, изнутри экипажа донесся вопль.
– Хамберт, как ты смеешь останавливаться! Он может оказаться разбойником! Задави этого негодяя, если нужно!
Колдер развел руки в стороны и приблизился сбоку к экипажу.
– Нет, пожалуйста! Вы должны помочь нам! Мою жену похитили. Если вы позволите нам воспользоваться экипажем, мы еще сможем догнать их!
Круглое, злое лицо, обрамленное шелковым тюрбаном, показалось в окне.
– Мы не сделаем ничего подобного! – Женщина погрозила ему пальцем. – Мы не хотим иметь ничего общего с подобными делами, не так ли, Гарольд?
Колдер попытался успокоить незнакомцев.
– Пожалуйста, сэр, мадам! Они всего лишь на несколько мгновений впереди, но если мы задержимся…
– Хамберт, поехали!
Кучер поднял руки, чтобы щелкнуть поводьями, но затем остановился, его расширенные глаза остановились на Колдере. Или, скорее, на том, что Колдер сжимал в руках – черном, блестящем и смертоносном. Это был разряженный пистолет Баскина, который он засунул за рубашку и о котором почти забыл. Колдер сам изучал его с некоторым удивлением. Совершить все это оказалось слишком легко.