По таёжным тропам. Записки геолога
Шрифт:
Вверх по Аян-Уряху
Привязавшись к астропункту, мы далее пошли уже со съемкой, время от времени беря пробы из галечных отложений. На мой вопрос, как перевести Аян-Урях, Семен растолковал мне, что по-якутски «аяныр» значит — далекий, т. е. «дальняя река».
Наше продвижение по долине Аян-Уряха, несмотря на наличие многочисленных заболоченных участков, проходило, в общем, вполне сносно. Вокруг расстилались роскошные пастбища с густой великолепной травой, и наши отощавшие коняшки смачно жевали ее на ходу и в часы отдыха. Даже комара как-то стало меньше, особенно после того, как 13 июля ударил морозец, посеребривший
Опробование Аян-Уряха давало пылевидные знаки золота — по одному-двум на лоток. Чувствовалось, что золото выносится откуда-то выше, так как боковые притоки ничего не давали.
14 июля мы добрались до Эмтегея — крупного левого притока Аян-Уряха. Около его устья находилось небольшое якутское урочище, состоявшее из нескольких юрт, в которых обитали две семьи — Алексея Сивцева и Николая Ляглева.
В небольшом бараке типа кладовки Гавриловым было оставлено на хранение несколько мешков муки, сахар, масло, консервы и другие продукты, что оказалось весьма кстати, так как наши продовольственные ресурсы подошли к концу. Последнее время мы почти исключительно питались «дарами природы» — в основном рыбой, которую ловили Петр и Семен, пока мы с Алексеем Николаевичем брали очередную пробу.
Оставив в кладовке перечень взятых нами продуктов, мы устроили настоящее пиршество. Поручив Петру и Семену произвести перегруппировку наших вьюков, я с Успенским отправился вверх по Эмтегею с опробованием. Русло его в устьевой части разбивается на ряд многочисленных проток, легко проходимых вброд на перекатах. Обращало на себя внимание наличие разнообразной гальки. Здесь были и сланцы, и порфиры, и граниты, и кварц, и туфы, и какие-то странные шлаковидные породы разных расцветок. На косах и отмелях встречались многочисленные знаки золота. В общем мы с Успенским единогласно включили Эмтегей в «резерв первой очереди».
По словам Алексея Сивцева, протяженность Эмтегея свыше 100 километров, и он принимает в себя много крупных притоков. Вообще же ни Сивцев, ни Ляглев не жалуют почему-то Эмтегея и почти не бывают в его бассейне. Они предпочитают охотиться по самому Аян-Уряху и расположенному напротив юрт его притоку — Чиняке.
15 июля поздно вечером мы добрались до устья Эелика — крупного правого притока Аян-Уряха, где находилась основная база Гаврилова. Его мы не застали. Он пару дней тому назад со всем составом партии покинул базу. Сам Гаврилов отправился вверх по Аян-Уряху, а его помощник Филиппов — вверх по Эелику.
Эти сведения сообщил нам житель здешних мест, глубокий старик якут Николай Сивцев. Он с незапамятных времен, вдвоем с женой-старушкой, живет на устье Зелика типичным натуральным хозяйством, занимаясь охотой и рыболовством, имея в придачу пару десятков коров, дающих молока меньше, чем паршивая коза в центральных частях Союза. Одеты они оба очень живописно. Все на них, начиная от обуви и кончая головными уборами, сделано ими самими из сыромятной кожи.
Мы пригласили Сивцева и его жену поужинать с нами. Для нее это приглашение было, по-видимому, большой неожиданной радостью. Она даже взвизгнула от восторга и время от времени смеялась счастливым детским смехом, сидя в нашей компании. Ни она, ни ее муж почти ни слова не говорили по-русски, и переговаривались мы при помощи нашего переводчика-универсала Семена, который прекрасно разбирается в тонкостях якутского диалекта, значительно отличающегося у якутов, живущих в разных районах Колымы.
Я подробно расспрашивал Сивцева о характере рельефа и гидросети в верховьях Аян-Уряха,
Утром мы осмотрели лабаз нашей партии, расположенный недалеко от жилья Сивцева. Количество продуктов показалось мне вполне удовлетворительным, но способ хранения совершенно недопустимым. Лабаз был устроен около торной конной тропы, так что всякий проходящий имел полную возможность заглянуть в него и взять все, что понравится. Около лабаза в живописном беспорядке лежали приготовленные к отправке мешки, ящики и кульки. Рядом белела палатка, но людей не было видно.
Пока мы осматривали лабаз и возмущались царившим вокруг беспорядком, подъехали два якута, присланные Гавриловым за приготовленным грузом. От них мы узнали, что лагерь его находится километрах в 20 от устья Эелика. С ними мы и отправились в путь.
В лагере Гаврилова
17 июля, после 38-дневного пути, мы добрались, наконец, до лагеря Гаврилова, расположенного в устье ручья Кону-Урях. К сожалению, Гаврилова мы не застали — он ушел в трехдневный маршрут. Его помощник — прораб Дронов проводил шлиховое опробование очередного притока Аян-Уряха и должен был вернуться вечером. Ждал я его с большим нетерпением, рассчитывая получить первые надежные сведения о перспективности района, который, судя по моим беглым — наблюдениям, в золотоносном отношении не представлял ничего интересного.
Разбив рядом свою палатку, я стал знакомиться с общим характером организации быта в партии, которую мне предстояло возглавить. Эта организация мне пришлась явно не по душе. Начальство находилось на работе, а в палатках сидело трое толстомордых здоровых парней, которые целый день ничего не делали, развлекаясь борьбой, рассказыванием похабных анекдотов и уничтожением продуктов.
Публика эта встретила наше появление явным неодобрением. К вечеру прибыл Дронов — молодой парень, теоретически хорошо подкованный. По сравнению с ним Алексей Николаевич, несмотря на свой почтенный возраст, казался приготовишкой.
У Дронова имелась схематическая карта верховьев Аян-Уряха, составленная им по расспросным данным, полученным от местных жителей. Я показал ему свою аналогичную карту, после чего мы пришли к заключению, что такими картами можно пользоваться только в случае крайней необходимости.
В части геологического строения района Дронов не мог мне сказать ничего определенного, поскольку эту работу проводил Гаврилов. Что касается шлихового опробования, то в отношении золота дело обстояло неважно, но зато имелись признаки оловоносности во многих притоках Эелика и Аян-Уряха.
Маршрут на Курбелях
В ожидании Гаврилова я решил провести маршрут в сторону большого ручья Курбелях, находящегося километрах в 5 выше Кону-Уряха и впадающего в Аян-Урях — так гласила наша карта-схема. Успенский вместе с промывальщиком Кулешом должен был направиться туда с утра и, поставив палатку, приступить к опробованию.
Семен Кривошапкин завьючил трех наших коняг, и маленький отряд отправился в путь.
Мне пришлось задержаться на базе для более обстоятельного ознакомления с материалами Дронова, чтобы составить себе более или менее отчетливое представление о положении дел, в партии. Освободился я довольно поздно и бодро зашагал по направлению к Курбеляху.