По ту сторону Алой Реки. Потерявшие судьбу

Криптонов Василий Анатольевич

– Вы такой бледный…

– Ах, вот оно что… – засмеялся Санат. – Я сюда не из деревни, парень. Из города.

– Из города? – распахнул глаза Левмир. – Вы там жили? Видели вампиров? Какие они?

– Видел, видел, – вздохнул Санат, падая на лежак. – Понимаешь, Левмир, в городе я сидел в тюрьме. А туда солнце редко заглядывает.

За двенадцать лет жизни Левмир не встречал человека, который сидел бы в тюрьме. Он даже не знал, что нужно такого натворить, чтобы оказаться в тюрьме.

– Как же вы так? – пробормотал он.

Санат рассмеялся, но как-то не весело.

– Какой ты любопытный,

парень. Часом, не староста?

– Нет, – мотнул головой Левмир. – Сын его.

Взгляд Саната задержался на лице мальчика.

– Интересно встретились. Скажи тогда, как твоего папку найти? Мне бы с ним поговорить. Я ведь жить здесь буду.

– А кто вам разрешил? – вырвалось у Левмира.

Санат не стал его одергивать.

– У меня бумага от лорда Эрлота, которому принадлежит деревня, – сказал, оглядываясь по сторонам, будто искал что-то. – Ах, да, я забыл вещи.

Санат вышел на улицу, Левмир сделал шаг следом.

– Лорд Эрлот? – переспросил он. – А разве наш хозяин не герцог Освик?

Санат занес два тюка, бросил их на лежак, видно, избегая пыльного пола. Лицо помрачнело.

– Герцога казнили. Теперь деревня принадлежит Эрлоту.

– Казнили… – прошептал мальчик.

Слово звучало страшно, запредельно, как и слово «вампир». Будто пришло из другого мира, живущего по иным законам.

– За что?

– Какая тебе разница, паренек? – отозвался Санат, занося последний тюк. – Дела вампиров нас с тобой не касаются. Они решают проблемы так, как привыкли. А мы справляемся так, как привыкли мы.

Подойдя к окну, Санат глубоко вздохнул и даже будто застонал.

– Хорошо, что к ночи разразится буря.

– Старики говорят, еще неделю так печь будет, – возразил Левмир.

Санат усмехнулся. Высокий, статный, он совсем не походил на деревенского мужика, который только и знает, как напиться, пока работы нет.

– Много они понимают, эти твои старики. Их мозг умирает и гниет, распространяя зловоние. Я говорю: сегодня будет великолепная буря!

***

Ближе к вечеру Левмир натаскал домой воды. Пришла с поля мать, высокая худая женщина. Несмотря на усталость, смеялась и расспрашивала сына, как прошел день. Тот рассказал о новом соседе, мать заинтересовалась. Выглянув из окна, быстро отметила детали:

– Ишь, ставни все пораскрыл и сидит снаружи. Конечно, там сейчас дух стоит – хоть топор вешай.

– Странный он, – сказал Левмир. – Обещал бурю к вечеру. Только старики ведь…

– Тучки-то ходят, – перебила мать. – Да ладно, давай ужин мастерить. Скоро отец придет.

Принялись за готовку. Левмир чистил картошку, мать резала зелень и низким мелодичным голосом напевала древнюю песню-молитву:

Ярко-алая река

Что течет издалека

Принеси нам к дому счастье

Жизнь людская нелегка

Еще с далекого детства, когда мать пела колыбельные, Левмир полюбил ее голос. Он очаровывал, захватывал, уносил воображение в дальние страны. Вот и сейчас мальчик будто воочию увидел величественный ток Алой Реки, струящейся где-то за границей мира. Только благодаря голосу матери можно ее увидеть, ведь ни один человек не одолеет долгий путь через вымершие земли. Река, которая, по легендам, дала жизнь людям и вампирам, теперь оказалась недосягаемой.

Пусть бурлит твоя волнаНет ни отдыха, ни снаТы уносишь наши жизниНиоткуда в никуда

Закипела вода. Мать положила овощи. Застучала деревянная ложка о стенки чугунка. Из окна задувал прохладный ветерок, приятно освежая вспотевшее лицо Левмира.

Солнце уходило, окрашивая горизонт в пунцовый цвет. Таинственное свечение разлилось по облакам, будто сама Алая Река, ответив на песню, решила явиться людям. Несла ли она с собой счастье? Да и какое оно – счастье? Разве что хороший урожай, да доброе здоровье. Но нет, не об этом пелось в песне. Чувствовалась в словах грусть, тоска по чему-то несказанному, далекому, а то и вовсе небывалому.

Пусть пустынны берегаНет ни друга, ни врагаТы струишься через землиЧерез годы и века

Постепенно кухню заполнял аромат поспевающего варева. Не успел Левмир достать из шкафа три миски, как послышались шаги, отворилась дверь, и в дом ввалился отец. Высокий мускулистый мужчина, всегда напоминавший сыну крепкий молодой дуб, сейчас больше походил на подрубленную березу. Бледное, как у нового соседа, лицо не выражало никаких чувств, кроме смертельной усталости. Плечи поникли, грязные черные волосы, казалось, посерели и свисают на лоб безобразными патлами.

– Лакил! – бросилась к нему мать. Подставила плечо, помогая дойти до лавки. Отец не сел даже, а рухнул. Закрылись глаза, тяжелое дыхание раздавалось в тишине.

– Что случилось? Куда ты ходил? – лепетала сама не своя от волнения мать.

– В город, – слабым голосом произнес отец. – На донацию. Повестка была, а вчера замотался, ну сегодня и пошел…

– А чего ж пешком-то? – всплеснула руками мать. – По жаре такой.

– Вам-то на поля тоже не близко. Не хотел лошадей отнимать. Левмир, подай воды.

Сын сорвался с места, выбежал в сени и, зачерпнув из бадьи, поспешил обратно. Отец в мгновение ока опорожнил ковш. Мать накладывала густой суп в глубокие миски.

– Сколько ж с тебя взяли? – спросила она. – Ты же раньше так не шатался.

– Сколько давал, столько и взяли, – улыбнулся отец. – Не шуми, мать. Выживу.

Он наклонился, и лишь теперь Левмир заметил у него в руке пузатый мешок. Отец распустил тесьму, на столе появились кульки с конфетами, пряниками и печеньями. Следом забренчали бутылки: сливовый сироп, газированная вода, яблочный и грушевый сок.