По ту сторону грусти
Шрифт:
Алеся задумалась. Сколько лет прошло с той поры? Да года два ведь, не меньше! Вообще у Алеси со временем и датами всегда было плохо, она просто ощутила, что эти знаменательные события тоже относятся к области "вот вроде недавно, а уже...".
– Так что видишь, совпадений нету. Есть у нас, правда, в канцелярии панночка одна, офисный властелин местный - Галя Черненко из Полтавы. Но что уж тут, кроме фамилии?
– улыбнулась Алеся.
– Каштановая, цветущая, как абрикоса, ещё ободки эти с красными розами любит. Колоритная личность. Только зимой "в загул" уходит: на неё, говорит, местный климат плохо действует, так она потом по два месяца кашляет, но уезжать почему-то
Они уже допили медовуху и прогуливались по окрестностям Болотного переулка, совались во дворы, подманивали кошек, украдкой заглядывали в окна. А некоторые местные словно в порядке игры выставляли там что-то диковинное: то растение, то часы или вазу. А у кого-то пол-окна в кухне было заклеено газетой времён графа Чапского. И беседа была такой же медленной, перескакивающей, но непрерывной, как их шаг.
Алеся немного опасалась такой встречи, тем более, случайной. Это про неё было: "с глаз долой - из сердца вон". Её кавалеры всегда удивлялись, что отношения тянутся и тянутся, а она всё так же холодна и дичится. А с какой стати она будет ближе, если они так редко виделись или не виделись вообще? Ну и чёрт с ними, с ухажёрами, это ведь атрибут совершенно опциональный, в отличие от Музы. Или - друга. А бывает, лучший друг, души в нём не чаешь, становится чужим: вроде и не ссоришься, и развилка путей не такая резкая, но отвыкаешь как-то, и уже спокойно без него живёшь, и сердце пустеет, а потом встречаетесь - и выясняется, что толком поговорить не о чем... Грустно.
Но здесь было не то. Было ощущение тепла и бесконечно длящегося вечера: даже закат словно поставили на "стоп".
– Как там Юрий Владимирович?
– спросила Влада.
Непринуждённо так, почти буднично спросила. А Алесю кинуло в жар. И тело отозвалось новым невротическим скулежом - она уже почти не обращала на это внимания, так только...
Она уставилась на Владу с недоверием. Та смущённо приподняла брови и тихо повторила:
– Извини, ну мне же вправду интересно.
Алеся замолчала и растерянно смотрела под ноги, старательно ровняя дыхание, и произнесла не одну неловкую реплику, пока разговорилась.
Влада не полошилась из-за "мракобесия", не подначивала. Она слушала внимательно и интересовалась тоже по-доброму. Только теперь Алеся поняла, как ей этого не хватало. Обсуждения с Лорой были - при всём желании, не то.
И она рассказывала о своих странствиях, хоть и тщательно соблюдала цензуру Делилась наблюдениями, радостями, тревогой, что-то объясняла, о чём-то сама спрашивала, заглядывая Владе в лицо, - и от счастья у неё почти темнело в глазах.
Алеся листала воспоминания, как красочный альбом. И дивилась: какими разнообразными были её визиты, и во всём было значение, и трепет живого чувства - и, характерно ведь, что все свои магические штучки она подключала только на первых порах, ко всем этим токам энергии прислушивалась... Потом она о них попросту забывала. И проносилась кометой крамольная мысль: а не в этом ли сила и чистота? В естественности переживаний. Без всяких, там, вывертов и прочих стимуляторов. Точно такой же вопрос стоит перед тем, кто от горя и радости прибегает к горячительному.
Зачем ей приворот, если она любит... зачем ей прощупывание, если она его чувствует... зачем ей угадывание мыслей, если есть простой человеческий такт...
Хотя для неё это и было всегда непросто, вот и казалось какой-то магией: всё, что подчинялось "науке", было более послушным и адекватным, чем то, что относилось к эмоциям.
Она вспомнила, как пришла к председателю на новый год. Конечно же, он работал. Явилась прямо в кабинет, смущённо поглядывала в темнеющее окно: ну езжай же ты, езжай уже домой, тебя же ждут там, ну пожалуйста! Вот тогда она напрягла все свои энергетические ресурсы - лишь бы поселить в нём лёгкое, стремительное новогоднее настроение и вытолкнуть-таки к семье, желательно, поскорее: на следующий день, с учётом того, что сейчас он спит в ночь с тридцатого на тридцать первое и видит её во сне. Её поздравления звучали смущённо, и синий жакетик с орденом она тоже будто зря надела, хотя казалось, что в вечернем платье она будет выглядеть ещё нелепее.
Запомнилось крепкое рукопожатие и товарищеские объятия, Алеся воодушевилась и придала им даже излишнее сакральное значение, подумала, что это опыт инициатический, вот теперь-то она вступит в новый год... Стоп, девчушка, какой там ещё новый год? Недавно же Купалье отмечали.
А ещё был день рождения. Всего один раз пока что. И правильно. Время течёт по-другому, во снах её быстрее, чем в Союзе, вспоминала Алеся, но всё получилось так, как надо.
Стоит отметить, все эти временные несовпадения порой нервировали, но вообще-то наполняли азартом. Без них не было бы приключения.
И вот в один прекрасный вечер Алесю осенило, что у Юрия Владимировича - день рождения. Ничего не подарить - позор, сделать слишком дорогой подарок - ну, тут уж надо сразу совершать сэппуку. Она прибегла к самой банальной и, на её счастье, не самой беспомощной версии: подарить свою картину. Одна из них ей понравилась. Ринулась в "Корону" за рамкой. А рамка, на первый взгляд красивая, - убила всё.
Ничего из имеющихся дома не подходило. Алеся взвыла и со слезами на глазах и чаем под рукой принялась рисовать - новое. Она хорошо знала свой потенциал и хронометраж. К трём у неё будет готовый шедевр. Хорошо ещё, подходящий эскиз нашёлся.
Была заварена уйма аргентинского мате, сожжено много киловатт электричества и потрачено сил. Зато ей - рухнув на кровать не раздеваясь, с уже слипшимися глазами - было не стыдно прийти к нему и протянуть интересно оформленный натюрморт - и выслушать вопросы, и искреннюю, но от удивления неяркую похвалу, и растеряться, додумывая: обнаружится ли её картина в так называемом реальном мире в таком-то году... и куда денется потом... Но главным было: подарила. Более того, понравилось.
Ещё она тогда принесла с собой бутылочку вина "Молоко любимой женщины". Специально заговорила его, чтоб вред по минимуму, налила ему аж две рюмки за всё время, остальное пила (к счастью, не выхлестав всё от волнения) сама.
Потом ещё на восьмое марта было то же. Они тогда очень долго рассуждали о роли и месте женщины. То сходились, то расходились, в итоге она в порыве назвала Андропова "настоящим джентльменом", а он её "настоящей комсомолкой" - оба, в общем, остались довольны.
– Здорово, - с тёплой мечтательностью улыбнулась Влада.
Она ещё не знала, какое себе составить мнение, уж очень всё было непросто - но она была тронута. Причём не только тем, что Стамбровская, такая всегда скрытная, только что поведала, чем жила последние месяцы.
И непохоже было на то, что она сочиняет или утаивает что-то. Влада, мысленно извинившись, воспользовалась её взволнованностью - и деликатно просканировала ауру.
Точно. Горячее, прозрачное трепетание. И главное, что поразило Владу в этом видении - отсутствие какого-либо цвета, но то, что ощущалось, язык не поворачивался назвать "никаким" или "нейтральным". Влада была озадачена и отложила подбор определений до лучших времён.
Но ещё там было уплотнение, сначала напомнившее комок - а оказалось, что это эластичное, но очень плотное силовое поле.