По ту сторону ночи
Шрифт:
Минут десять после этого Николай лежал, не решаясь двинуться. Лишь после долгих уговоров, едва не столкнув Эрну, он смог сползти обратно в ложбину. Именно тогда они и задели непрочный камень, который полетел ко мне, дробясь о скалы…
Томительное напряжение внезапно сменяется во мне мрачным злорадством: «Не послушались меня, теперь расплачивайтесь».
В эту минуту я почти забываю о том, что расплачиваться придется и мне. Николай и Эрна чувствуют мое настроение. От их самоуверенности не осталось и следа.
Зато ответственность опять ложится на мои плечи. Что же делать дальше? Скоро
Отбросив папиросы, мы молча начинаем спускаться. На этот раз, как в кинокартине, которую смотришь с конца, все повторяется в обратном порядке. Первым на животе сползаю я, за мной Эрна, за ней Николай…
Нестерпимо медленно, шаг за шагом мы движемся вниз. К счастью, от промоины некуда отклониться. Она сама направляет наш путь. В наиболее опасных местах — на крутых перепадах и скользких гранитных скатах — Николай или Эрна, укрепившись на месте, держат меня за руку, а я осторожно соскальзываю, нащупываю ногами точку опоры. Когда длины рук не хватает, я держусь за рукоятку молотка или ремень Николая. Утвердившись на новой, невидимой в темноте опоре, я поддерживаю сползающую на меня Эрну.
Это удивительно, но ночной фантастический спуск показался менее страшным, чем подъем. Мы думали только о том, куда поставить ногу и за что ухватиться рукой. Призрачная полутьма скрывала от глаз пропасть, а безвыходность положения, к нашему счастью, выключала мысль об опасности.
Вскоре на небе затеплились звезды. Внизу, там, где днем было море, сейчас темнела ритмично вздыхающая пустота. То справа, то слева от нас спросонья вскрикивали птицы.
В начале двенадцатого после бесконечно долгого спуска мы доползли до последнего двухметрового обрыва, которым заканчивалась ложбина. Дальше была каменная осыпь, подходившая почти к самой воде. Я облегченно вздохнул. Судьба благоволит к безумцам! Мы отделались испугом. Наше страшное путешествие к небесам закончено.
— Теперь вот что, — обращаюсь я к спутникам, — советую пока дальше не спускаться. Дров мы в темноте не разыщем, а у воды будет холоднее, чем здесь. Посидим, покурим, а потом часа через два сойдем к непропуску.
Тесно прижавшись друг к другу, чтобы не растерять тепла, мы устраиваемся у подножия порога. Вспыхнула спичка. В темноте светлячками затлели две папиросы.
Внизу шумел прибой. Волны с мягким шелестом набегали на берег и, увлекая за собой мелкие камешки, откатывались назад.
Около двух часов ночи мы уже огибали непропуск. Отошедшее море обнажило узкую полоску мокрой гальки. Местами пришлось все-таки пробираться по скале, а в конце непропуска пройти с десяток метров по колени в воде.
Измученные и продрогшие, мы спешим к лагерю. Издали видно высоко вздымающееся пламя большого костра, еще с вечера зажженного для нас обеспокоенными товаг рищами. На рассвете они уже собирались идти на розыски. Мы подходим к костру, над которым висит кипящий чайник.
— Вот видите, до чего доводит неосторожность! — говорю я, наевшись и благодушно закуривая от уголька папиросу. — Впредь слушайтесь старших!
— А вы не увлекайтесь редкими минералами
Она ведь всегда права!
Шквал
В удивительно прозрачной воде бесшумно колышутся водоросли — дремучий лес бурых, зеленых, розовых водорослей. Вот извиваются, как змеи, ламинарии, а под ними кустятся унизанные воздушными пузырьками фукусы.
Шлюпка быстро скользит над странным подводным ландшафтом. Яркие лучи солнца выхватывают из густой тени то колючий шар морского ежа, то пятиконечную звезду, то однобокую камбалу. Серебристыми молниями сверкают в густых зарослях остроперые рыбки.
Наполненный легким ветром парус увлекает нас вдоль скалистого берега. В это ясное утро Охотское море гладко, как горное озеро. Зато пласты сланцев и песчаников вздыбились в береговых обрывах крутыми складками. Местами они рассекаются трещинами сбросов, и тогда складки громоздятся одна на другую окаменевшими волнами. На темном фоне обрыва белеют позолоченные руд- ной охрой кварцевые жилы.
Я сижу на корме и вглядываюсь в бегущую под шлюпкой изумрудную глубину. Вдоль бортов журчат и сливаются за кормой две пенистые струи.
Под самым дном шлюпки проплывает изъеденная морем скала. С ее вершины свесились длинные пряди синей водоросли. На выступах камня укрепилась тесная колония морских желудей и сиреневых двустворчатых мидий.
В шлюпке девять человек. Шестеро на веслах; по одному у руля, у паруса и на носу. Я держу руль, а впереди пристроилась вихрастая Эрна с пикетажной книжкой в руках. Она рисует береговые обнажения и часто обращается то к компасу, то к резинке.
Мы ведем геологическую съемку полуострова Кони. Это врезанная в Охотское море и совершенно необитаемая каменистая гряда. Вдоль полуострова тянется узкий хребет с заоблачными вершинами и. утонувшим в непролазной тайге подножием. Громадные обрывы надежно охраняют его с моря. Только от устьев некоторых рек можно проникнуть в глубь недоступной и загадочной земли. На севере Кони омывается тихими водами Тауйской губы; южные его берега обращены к открытому морю. Здесь всегда грохочет и пенится прибой.
Сегодня мы вышли на рассвете из уютной бухты, чтобы обогнуть полуостров и перенести свой лагерь на подветренную, южную сторону.
Пользуясь попутным ветерком, гребцы сложили тяжелые весла и, покуривая, подставляют солнцу загорелые плечи. Шлюпка, в которой все наше имущество, от провианта и железных печей до палаток и ящиков с образцами, глубоко сидит в воде. Но сейчас она легко скользит вдоль берега. Съемная мачта с надутым парусом и красным флажком слегка поскрипывает в своем гнезде.