По ту сторону Тьмы

Норник настороженно оглянулся, сверкнув здоровенными жёлтыми глазищами. Натужно пискнув, взвалил на плечо волочащийся позади ремень и ловко шмыгнул под камни. Следом, судорожно сжимая в маленьких ладошках многочисленную украденную мелочь, юркнули младшие собратья. Последний, самый мелкий, замешкался и душераздирающе проскрежетал какой-то железякой по камню. На шум мигом выскочил старший. Свирепо фыркнув, закатил неумехе размашистую оплеуху и в сердцах зашвырнул в нору вместе с железкой, вдогонку отвесив хорошего пинка.

Гверн не выдержал и прыснул, поспешно закрывая рот ладонью. Норники как всегда. Явились, не запылились перед самым рассветом. Маленькие, шустрые, и как сороки, тащат всё, что плохо лежит. И если бы и сам словно невзначай не оставил в ладони горсть сладких орешков, то также обнесли бы как и всех остальных. Вон у Форгалла как ловко ремень ухитрились стянуть, он даже и ухом не повёл. Как храпел, так и храпит себе, словно дрыхнет не под старой лошадиной попоной, а дома на перине. Хорошо хоть самого не унесли. Хотя, такого здоровенного кабана и вдвоём не поднять, а уж крошечные норники и подавно…

Нелепо размахивая украденным сапогом, мимо торопливо прошмыгнула запоздавшая серая тень.

– Проклятье! – взревел раскатистый бас. – У меня сапог спёрли! Крысиное племя! Да чтоб вас разорвало! Да чтоб вас…

Кто-то подбросил хворост в тлеющий костерок. Огонь ярко вспыхнул, разгоняя предрассветную хмарь.

Запалив факел, толстяк Онгхус кинулся вдогонку за маленьким воришкой.

– Ага, крысёныш! От меня так просто не уйдёшь! – торжествующе сунул руку под камень и тут же взвыл, баюкая укушенный палец.

– Укусил! Укусил, гадёныш! – в ярости сунул факел в нору. – Ну всё, спалю, гада!

– Эй, Онгхус, хватит там разоряться! – негромко окликнул Тревор. – Давай остынь. Лучше не надо их злить.

– Не надо? – запальчиво вскинулся толстяк. – Как это не надо? И что же этот крысёныш мне сделает? Опять укусит?

– Тебя может и укусит, и пёс с тобой, – спокойно глянул Тревор. – А вот нам всем ещё два дня пути. А они народец мстительный. Мало ли кого ещё накличут, а места здесь какие, сам знаешь…

Соратники по обозу одобрительно загудели.

– В самом деле, Онгхус, – прогудел кто-то из темноты. – Лучше не зли их. Норники твари премерзкие. Я слыхал, они якшаются даже со слипью…

– Заткнись, Кехт, – резко развернулся Тревор. – Думай, что говоришь! Ну давай, ещё и ты накличешь! Смотри вон, кто на ваши вопли уже пожаловал, – кивнул куда-то вбок. – Это ещё хорошо, что скоро рассвет, а то бы…

Тревор вовремя опомнился и обречённо махнул рукой.

– Так ты, Онгхус, дожил до седых волос, а сам как дитё малое…

Гверн невольно поёжился от неожиданного холодка на шее и оглянулся. На границе тщательно посыпанного защитной смесью большого круга колыхались две едва заметные тени. Бесплотных от шага внутрь сдерживала только сила солнечного камня, впитанная солью и песком за день.

Гверн сокрушённо покачал головой.

Ну вот, уже тут как тут. Разорались так, что даже нечисть объявилась. А там и до кого похуже недалеко. Но лучше о плохом не думать, если не хочешь, чтобы оно сбылось. До города ещё два дня пути по безлюдью, и пока всё, тьфу-тьфу, хорошо обошлось. Норники не в счёт, так, мелкие шалуны-проказники. А что мелочь стянули, так не без этого. На то они и норники. По крайней мере, всё ближе к людям, не то, что нежить, от них хотя бы откупиться можно.

– В общем, пока совсем не рассветёт, за круг чтоб никто не ногой, – хмуро буркнул Тревор, закутываясь в попону. – Я ещё чуток покемарю, – кряхтя, полез под телегу.

– А как же по нужде? – возразил вдогонку кто-то из молодых.

– А как хочешь, – сонно зевнул старший, устраиваясь поудобней. – Говорят, прошлым месяцем где-то в этих местах слипь троих подчистую высосала. Всю ночь пировала. Детишек теперь, поди, сколько отложила. То-то они тебе обрадуются…

Не желая больше продолжать бесполезный разговор, сладко причмокнул, повернулся на левый бок и сонно засопел.

Гвен улыбнулся, накрываясь одеялом с головой.

Вот это правильно. Страшилка вышла что надо. Было, не было, но молодняк припугнул здорово. Вечером солнечника на круг пожалели, насыпали чуть ли ни друг другу по головам, вот теперь пускай терпят. Или в штаны ходят, кому совсем невтерпёж. В другой раз не будут жадничать.

Едва рассвело, вокруг закипела привычная утренняя суета. Покрикивая на нерасторопных молодых, Тревор быстро раздал указания. Кому к ручью за водой, кому лошадьми заняться, а кому и солнечник назад в мешки смести, нечего ценному добру зря пропадать.

Принюхиваясь к булькающему в котелке вареву, старшие собрались у костра, снисходительно поглядывая на суетящуюся молодёжь.

Плеснув в лицо пригоршню изрядно остывшей за ночь воды, Гверн вытерся рукавом и уселся чуть в стороне от стражей, стараясь, чтобы в глаза не попал едкий дым.

И всё-таки не зря решил добираться как простолюдин. Никто не задаёт никаких лишних вопросов. Заплатил денег, и едешь себе не торопясь. А кто ты, куда, да почему, никого не интересует. Красота. А ехал бы сейчас в карете, эти расфуфыренные франты уже бы своими светскими беседами всю плешь проели. Бывали ли вы раньше в Серрако, в каком постоялом дворе намерены остановиться, и как вам на вкус игристое ирахское…

– Так, ну и что там у нас? – Тревор помешал половником в котелке и, недовольно морщась от дыма, степенно снял пробу. – Да, кажись, ещё сыровата…

Снизу от ручья донёсся истошный вопль. Тревор невольно дёрнулся и обжёгся, раздражённо отшвырнув половник.

– Твою мать, пожрать с утра спокойно и то не дадут! Кехт, сходи, глянь, кто там орёт так!

Стражник прихватил арбалет и поднялся.

– О, да вон Брайс бежит! Эй, малой, что там у вас стряслось-то?

Оскальзываясь на мокрых камнях, подбежал запыханный паренёк с лицом белее мела.