По ту сторону зимы
Шрифт:
После рождения Биби Анита еще три раза беременела, но каждый раз дело кончалось выкидышем. Она мечтала о большой семье, как та, в которой выросла сама; она была одной из младших дочерей среди одиннадцати родных братьев и сестер и бесконечного количества двоюродных, и, конечно, у нее было множество племянников. С каждым выкидышем она все больше впадала в отчаяние. Она вбила себе в голову, что это посланное Богом испытание или наказание за какую-то неведомую вину, и мало-помалу жизненные силы и веселый нрав оставляли ее.
Утратив эти качества, по ее мнению самые главные, Анита потеряла интерес к танцам и продала свою знаменитую академию. Женская часть семьи Фаринья — бабушка, мать, сестры, тетки и кузины — сплотили ряды вокруг нее и по очереди опекали, не оставляя
42
Семейное поместье.
Она вернулась в город, прибавив четыре килограмма и сожалея о продаже академии, потому что ей вновь захотелось танцевать.
Они снова занимались любовью, как в те времена, когда не делали ничего другого. Ходили слушать музыку и танцевать. Преодолевая свою природную неуклюжесть, Ричард проделывал с ней на танцполе пару фигур и, как только замечал, что все только и смотрят на его жену: одни — потому что знали ее королевой Академии Аниты Фариньи, другие просто с восхищением или желанием, — он галантно уступал ее мужчинам, более легким на ногу, а сам в это время пил, сидя за столиком, с нежностью глядя на жену и рассеянно думая о том, как складывается его жизнь.
Возраст у него был вполне достаточный для того, чтобы подумать о будущем, однако со стаканом в руке было легко и просто избавить себя от подобного беспокойства. Он защитил диссертацию более двух лет назад, но не получил от этого никакой выгоды, разве что написал пару статей, которые поместил в университетских изданиях в Соединенных Штатах: одну о праве на землю туземных племен, согласно Конституции 1988 года, и другую о гендерном насилии в Бразилии. Он зарабатывал на жизнь, давая уроки английского языка. Больше из любопытства, чем из-за амбиций, он иногда предоставлял свои данные, когда открывалась вакансия на какую-либо должность в American Political Review [43] . Он рассматривал свою жизнь в Рио-де-Жанейро как приятную паузу в судьбе, как затянувшийся отпуск; скоро он возьмется за профессиональную карьеру, впрочем, это может еще немного подождать. Город располагал к удовольствиям и праздности. У Аниты был маленький домик на берегу океана, за ее бизнес выручили какие-то деньги, плюс плата за уроки английского, так что на жизнь, в общем, хватало.
43
Ежеквартальный научный журнал, издаваемый с 1906 года Американской ассоциацией политических наук.
Биби вот-вот должно было исполниться три года, когда богини наконец услыхали молитвы Аниты и прочих женщин семьи. «Это благодаря Йемайе», — сказала Анита, объявив мужу, что она беременна. «Надо же, а я думал, это благодаря мне», — засмеялся он, стиснув ее в объятиях. Беременность протекала без осложнений и разрешилась в положенное время, однако роды проходили тяжело, и в конце концов пришлось делать кесарево сечение. Врач предупредил Аниту, что ей не стоит больше рожать, по крайней мере несколько лет, но это не произвело на нее особого впечатления, поскольку она держала на руках Пабло, здоровенького, ненасытного младенца,
Через месяц, на рассвете, Ричард склонился над колыбелью, чтобы достать оттуда ребенка и передать Аните, удивляясь, почему тот не плачет от голода, как обычно, через каждые три-четыре часа. Он спал так спокойно, что Ричард заколебался, надо ли его будить. Волна нежности захлестнула его, глаза защипало, и горло сдавил сладкий комок, как это всегда бывало, когда он смотрел на Биби. Анита расстегнула блузку и даже поднесла малыша к груди, прежде чем до нее дошло, что тот не дышит. Утробный крик раненого зверя потряс дом, улицу, весь мир.
Необходимо было сделать аутопсию. Ричард хотел скрыть это от Аниты, поскольку сама мысль о том, что малыша Пабло будут методично разрезать ножом, была слишком жестокой, но ведь нужно было узнать причину смерти. В отчете патологоанатома она была указана как синдром неожиданной смерти, или младенческая смерть, и далее большими буквами было написано: «НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ, КОТОРЫЙ НЕВОЗМОЖНО ПРЕДВИДЕТЬ». Анита погрузилась во мрак глубокого страдания, в непроницаемую пещеру, куда мужу вход был заказан. Ричард был отвергнут женой и задвинут, как ненужная помеха, в самый дальний угол домашнего очага остальными членами семьи Фаринья, наводнившими его жилище; они заботились об Аните, занимались Биби и принимали решения, не спрашивая Ричарда. Родственники завладели его маленькой семьей, полагая, что он не способен понять масштабы трагедии, поскольку не так чувствителен, как они. В глубине души Ричард испытывал облегчение, он и в самом деле был чужой на этой территории страдания. Он увеличил количество уроков, выходил из дома рано и возвращался поздно под разными предлогами. Он стал больше пить. В определенном количестве алкоголь представлял собой необходимую разрядку.
Путешественники находились всего в нескольких километрах от проселочной дороги, как вдруг послышалась сирена и появились полицейские, которые ждали в машине, скрытой в кустах. Лусия увидела, как крутится мигалка между «лексусом» и «субару». Она всерьез подумала о том, чтобы нажать на газ и бросить вызов судьбе, однако крик Ричарда заставил ее изменить планы. Она проехала несколько метров и наконец прижалась к обочине. «На этот раз нам конец», — сказал Ричард вслух, выпрямляясь. Лусия опустила окошко и ждала, боясь дышать, пока патрульная машина пристраивалась позади. Мимо на малой скорости проехала «субару», и она сделала знак Эвелин, чтобы та продолжала путь, не останавливаясь. Через минуту к ней подошел полицейский.
— Ваши документы, — потребовал он.
— Я что-то нарушила, офицер?
— Ваши документы.
Лусия поискала в бардачке и подала ему документы на «лексус» и свои международные права, подумав, что этот номер может не пройти, поскольку она сама не помнила, когда получала их в Чили. Офицер долго изучал права, потом оглядел Ричарда, который полулежал на заднем сиденье, пытаясь привести в порядок свою одежду.
— Выйдите из машины, — сказал офицер Лусии.
Та подчинилась. Коленки дрожали так сильно, что она едва держалась на ногах. Она мельком подумала, что так, должно быть, чувствует себя афроамериканец, когда его останавливает полиция, и что, если бы Ричард сидел за рулем, отношение к водителю было бы другим. В этот момент Ричард открыл дверцу и, согнувшись, вылез из машины.
— Сеньор, ждите в машине! — крикнул ему офицер, положив правую руку на кобуру.
Ричард, сотрясаясь от рвотных позывов, изрыгнул остатки овсянки под ноги офицеру, который с отвращением попятился.
— Он болен, у него язва, — сказала Лусия.
— Кем вы ему приходитесь?
— Я… я… — пробормотала Лусия.
— Это моя экономка. Она работает на меня, — удалось произнести Ричарду между двумя позывами.
Полицейский автоматически расставил стереотипные факты по местам: прислуга, латиноамериканка, везет хозяина, видимо, в больницу. Этот тип и впрямь выглядел больным. Любопытно, что права у женщины получены за границей; он не в первый раз видел международные права. Чили? И где это находится?