По тылам врага
Шрифт:
Утром 7 мая, пройдя по горным перевалам и одетым в зеленый убор долинам не один десяток километров и проведя тщательную разведку системы укреплений, скопления живой силы и боевой техники противника в районе хутора Большой и других местах, разведчики вышли к перевалу Волчьи Ворота. Здесь, выбрав место, откуда были хорошо видны железная и шоссейная дороги, решили задержаться на день.
В это утро доели последние сухари, поделив их по-братски.
— Эх, «хороша кашка, да мала чашка», как мать у меня говаривала, — шутливо заметил Тополов, тщательно собрав в вещевом мешке и отправив в рот сухарные крошки. — Ну да ладно... Нет худа без добра. По крайней мере, он теперь не будет
— Если тебя только это беспокоит, так я готов прийти на помощь, — поддержал шутку мичман Калмыков. — Набивай его снова. Да лучше не сухарями, а сдобными белыми пышками с маком. Так уж и быть, я вместе со своим и твой понесу...
— Нет, зачем же, я не хочу чужой труд эксплуатировать, а лучше, уж поголодаю малость...
— Чтобы у вас было время выяснить, как лучше всего поступить, — прервал друзей Земцов, — понаблюдайте-ка пару часов за железной и шоссейной дорогами. Мы же пока соснем. А то после такого обильного завтрака что-то на сон потянуло. Через два часа вас подменят Дмитриев и Иванов. [129]
Сменяя друг друга, разведчики в течение дня вели наблюдение, тщательно фиксируя количество прошедших составов и обозов противника. А вечером, миновав Волчьи Ворота, спустились в Атакайскую долину, или «щель», как ее называют местные жители, все ближе и ближе подходя к линии фронта, которая давала о себе знать нарастающим артиллерийским гулом. Шли, прячась в кустарнике, вдоль дороги, ведя одновременно и разведку.
Прошли сутки, вторые, третьи... Чем ближе разведчики подходили к передовой, тем больше испытаний выпадало на долю каждого из них, и прежде всего командира группы — мичмана Земцова. Теперь приходилось быть начеку каждую минуту, проявлять немалую изобретательность, чтобы обмануть бдительность вражеских патрулей, все чаще попадавшихся в прифронтовой полосе, скрытно обходить спрятанные в зарослях горного дубняка артиллерийские и минометные позиции, резервные подразделения гитлеровцев. Ко всему этому прибавился еще голод. Совершая длительные переходы, разведчики питались только щавелем да диким луком, который удавалось найти в пути. С тревогой наблюдал Николай Андреевич, как все глубже западают глаза на осунувшихся от усталости и голода лицах его боевых друзей. Но, несмотря на это, все короче делал привалы. Нужно было торопиться, чтобы обогнать голод, быстрее выйти к своим и передать командованию собранные важные сведения о противнике.
В ночь на 11 мая сделали первую попытку перейти линию фронта.
...К вечеру поднялся сильный ветер. По небу неслись, обгоняя друг друга, обрывки облаков. А луна, словно играя в прятки, то скрывалась в них, то заливала все вокруг ярким серебристым светом. В такой момент Земцов, а вслед за ним и растянувшиеся недлинной цепочкой разведчики ложились, плотно прижимаясь к земле, чтобы потом, в тени очередного облака, пробежать еще двадцать — тридцать метров.
Оставалось, быть может, полтора — два километра, и линия фронта была бы уже позади, когда разведчики при переходе одной из троп были замечены и обстреляны гитлеровцами.
Автоматные очереди послужили сигналом тревоги. [130]
Тотчас же со всех сторон в воздух стали взлетать осветительные ракеты.
Не было сомнений в том, что гитлеровцы начнут преследование. И действительно, скоро послышались вражеские голоса. Поднятые по тревоге, солдаты шли, громко переговариваясь, — так, по-видимому, было менее страшно в ночном лесу на чужой земле. Притаившись, разведчики укрылись кто в куче хвороста, кто, слившись с землей, в первой попавшейся яме.
Первая
Скоро, однако, снова послышались лающие фашистские команды, — лес «прочесывал» второй эшелон вражеских солдат.
Какое-то время разведчики так и шли между двумя цепями гитлеровцев. Но вот вдруг первая из них остановилась, ожидая подхода второй. Вражеское кольцо сжималось вокруг разведчиков с каждой минутой...
Неподалеку оказалась глубокая вымоина, куда бурным весенним потоком натащило с гор сучьев и камней... Лучшего места, чтобы попытаться укрыться, трудно было найти.
— Маскироваться, — коротко приказал Земцов. — Вступать в бой только в самом крайнем случае...
Еще в течение двух — трех минут слышался шелест веток, которыми укрывались разведчики. Потом все стихло. Только налетающий порывами ветер озорно посвистывал в верхушках дубняка.
Спустя некоторое время послышался треск кустарника под коваными сапогами.
Обойдя уже немалый район и ничего не встретив, солдаты, как видно, начали сомневаться в обоснованности поднятой тревоги. Не очень-то приятно лазить ночью по чащобе, царапая лицо и руки. И гитлеровцы решили отдохнуть, рассевшись неподалеку от вымоины. Зло, не стесняясь в выражениях, они ругали тех, кто послал их на эту «прогулку».
— Щенки! — хрипло ругался один из солдат, спускаясь в самую вымоину. — Всюду им мерещатся русские...
В это время он наступил тяжелым сапогом на руку [131] одного из разведчиков. Тот не смог сдержать стона. С диким криком «Рус!.. Партизан!..» гитлеровец попытался было вылезти обратно на поляну, но не успел. Земцов в упор скосил врага короткой очередью. Выскочив из вымоины вслед за Земцовым, также в упор стали расстреливать врагов Тополов, Дмитриев, Калмыков и другие разведчики. Охваченные паникой гитлеровцы разбегались во все стороны, паля из автоматов.
Услышав позади себя стрельбу, к этому месту поспешила прошедшая вперед цепь солдат противника. Ничего не видя в темноте, гитлеровцы начали обстреливать друг друга.
Не дожидаясь, пока они разберутся, где свои, а где чужие, Земцов, передав ближайшему из разведчиков, чтобы все шли за ним, искусно вывел группу из боя. Отойдя немного, Николай Андреевич оглянулся.
— Все здесь?..
— Кажется, все, — ответил Тополов. Каждый передавал приказание тому, кто был к нему ближе...
Спустя минут сорок, когда звуки перестрелки, продолжавшейся между гитлеровцами, стали глуше, Николай Андреевич остановился. Стали подходить разведчики. Один, второй, третий... Собралось всего восемь человек. Не было матросов Михеева, Ремешевского, Рубайло и проводника Сапфира. Или там, у вымоины, в шуме перестрелки им не сумели передать приказ об отходе, или уже в пути они отстали от основной группы и ушли куда-то в сторону. Как ни жаль было их, но на Земцове лежала ответственность за судьбу оставшихся восьми разведчиков. И, не выдавая своего волнения, Николай Андреевич повел группу вперед.
Скоро на пути открылась большая поляна. Обходить ее не было времени, нужно было как можно скорее уйти от места, где все еще слышались глухие автоматные очереди. Разберутся же в конце концов гитлеровцы, что они обстреливают друг друга...
— Пойдем прямо через поляну. Только всем разуться и идти тихо...
Восемь босых разведчиков, словно тени, неслышно крались поляной. Вот уже и противоположная опушка леса. Но тут неожиданно прострочила длинная пулеметная очередь; разведчики чуть было не напоролись на тщательно замаскированный вражеский блиндаж. [132]