По велению сердца
Шрифт:
После того как покупка была юридически оформлена, хлопот у Хоуп прибавилось. Была уже середина апреля, и Хоуп решила отложить намеченную на май съемку в Нью-Йорке на более позднее время. Она не хотела рисковать ребенком и лететь самолетом в первые месяцы беременности. Она попросила Марка Веббера перенести все заказы на середину июня, но причины пока объяснять не стала, впрочем, о покупке дома он уже знал от банка.
– Ты, стало быть, купила жилье в Ирландии? — поинтересовался Марк. — Надо бы навестить тебя, посмотреть, чем ты там занимаешься. Как у тебя с Финном?
– Все хорошо! — с воодушевлением ответила Хоуп. — Никогда в жизни я не была так счастлива! — Это было слышно и по ее голосу, и Марк за нее порадовался. Хоуп пришлось многое пережить, и она, как никто другой, заслуживала счастья.
– Увидимся в июне. Я все улажу, на этот счет не беспокойся. Наслаждайся своим замком — или что ты там приобрела. — Хоуп вкратце
Следующие два месяца прошли в непрестанных хлопотах. Хоуп наняла рабочих и затеяла ремонт, в котором дом давно нуждался. Пришлось заново перекрывать крышу — траты немалые, но без этого было не обойтись. Были заменены окна, укреплены потолочные балки и внутренние лестницы. Хоуп распорядилась, чтобы стены покрасили, пока они летом будут на Кейп-Коде. А сама она методично обходила антикварные лавки, посещала аукционы в поисках достойной дома мебели. Финн все время видел ее хлопочущей: то она что то прибивает, то отчищает, то разбирает залежи в шкафах и кладовках. Книги из библиотеки Хоуп сложила по коробкам, чтобы можно было заняться полками. Казалось, она никогда не угомонится, и Финн неоднократно устраивал ей выволочку, напоминая о ее положении. Хоуп вела себя так же, как во время первой беременности, когда ждала Мими, и Финну приходилось напоминать Хоуп о том, что ей уже не двадцать два. Иногда она и сама вспоминала об осторожности, но чаще поднимала Финна на смех и говорила, что беременность — это не болезнь. Хоуп давно уже не чувствовала себя так хорошо и не была так счастлива. Это была награда за все, что ей пришлось пережить. Она была уверена, что Финна послал ей Господь, она так и говорила.
Однажды после обеда Хоуп особенно ретиво занялась упаковкой посуды, намереваясь отчистить изнутри буфеты, но вскоре пожаловалась на боль в спине. Она оставила дела и прилегла. Ей стало лучше, но до конца боль не утихла, и Финн, в очередной раз поворчав, стал растирать ей спину.
– Глупенькая моя! — приговаривал он. — А если что случится? Сама будешь виновата, я тебе тогда устрою! Это не шутки, ты пашешь как вол и рискуешь нашим ребенком. — Но его трогало ее рвение, судя по всему, Хоуп полюбила этот дом. Она хотела, чтобы их дом был безупречен и Финн мог бы им гордиться. Это был знак ее любви к нему — как и их малыш.
В ту ночь Хоуп спала беспокойно и утром осталась в постели. Пожаловалась, что боль в спине не прошла, Финн предложил вызвать врача, но она сказала, что не нужно. Он поверил, хотя выглядела Хоуп неважно. Она была бледна и явно страдала от боли. Когда через час он зашел ее проведать, то обнаружил Хоуп на полу в ванной в луже крови, она была так слаба, что не могла сама подняться на ноги. Финн в панике кинулся к телефону. Вызвал врача и попросил, чтобы приехали побыстрее, после чего бросился обратно к Хоуп. Когда прибыли медики, он держал ее в объятиях, и джинсы у него были в крови. У Хоуп произошел выкидыш, она истекала кровью, а когда ее укладывали на носилки, то она потеряла сознание. Финн ни на шаг не отходил от Хоуп и молился об одном — чтобы она осталась жива. Когда Хоуп пришла в себя после чистки, то увидела Финна. Он сидел у ее койки — поникший и измученный, устремив на нее тяжелый взгляд. Хоуп протянула к нему руку, но он поднялся и отошел к окну. Она заплакала, и Финн повернулся к ней. Его глаза покраснели от слез.
– Ты убила нашего ребенка! — безжалостно бросил он. Все его мысли были не о ее потере, а о своей. Хоуп разрыдалась, но Финн не стал ее утешать и даже не подошел к ней. Хоуп попыталась сесть, но она была еще слишком слаба. Чтобы компенсировать кровопотерю, ей два раза делали переливание крови.
– Прости! — только и сумела вымолвить она сквозь слезы.
– Все эти дурацкие хлопоты, ты же не желала меня слушать! Таскала тяжести, и вот, пожалуйста! Тебе наплевать было на ребенка! — Финн не произнес ни слова утешения или сочувствия, и у Хоуп просто разрывалось сердце. — Как ты могла так поступить с ребенком? И со мной? Ты сама убила здорового малыша, Хоуп! — Финну не приходило в голову, что плод, не достигший и трех месяцев, мог быть и не так уж здоров, но этого они уже никогда не узнают. — Ты думала только о себе, ты вела себя как глупая девчонка! — прокричал Финн и вышел, хлопнув дверью.
Несправедливость упреков Финна окончательно добила Хоуп, у нее началась истерика, и в конце концов сестре пришлось сделать ей успокоительный укол. Когда же через несколько часов она проснулась, то снова увидела рядом Финна. Он был все так же мрачен, но теперь держал ее за руку.
— Прости меня, — пробурчал он. — Я был просто убит. Я так ждал этого ребенка! — Хоуп снова расплакалась, но на этот раз Финн нежно обнял ее и стал утешать. — Ничего, ничего… Все будет хорошо, — говорил он. — Может, в следующий раз нам повезет… Сделаем
Глава 13
Через две недели, в начале июня, Хоуп вылетела в Нью-Йорк. Она сильно похудела и словно потухла. Финн тоже еще не пришел в себя. Он целиком винил в этом выкидыше ее, твердя, что причиной случившегося была ее беспечность. Он и слышать не желал, что дело могло быть в ее возрасте или что выкидыш мог случиться безо всяких на то причин. Такое часто бывает. Но Финн при каждом удобном случае напоминал Хоуп, что она виновата. Без конца повторял, что они придут в себя только тогда, когда она вновь забеременеет, но в следующий раз он уже не позволит ей вытворять всякие глупости! Одним словом, он просто терзал Хоуп, усугубляя ее собственные страдания и угрызения совести. Хоуп уже тысячу раз просила у Финна прощения. А он вел себя так, словно она предала его и погубила их малыша. Всякий раз при взгляде на Финна она чувствовала себя преступницей и не знала, простит ли он ее когда нибудь. У Финна на уме теперь было одно — повторить попытку. Поэтому сесть в самолет и на время расстаться с Финном было для Хоуп облегчением. И уж во всяком случае, она не была готова к повторной попытке, тем более что врачи сказали ей подождать полгода-год, пока она не восстановится. Финн же вел себя так, будто она была обязана компенсировать потерю ребенка. Хоуп, потеряв и этого нерожденного ребенка, неожиданно для самой себя погрузилась в глубокую тоску. И еще она была сильно задета отношением Финна, перед ней словно предстал другой человек, отчего сердце у нее прямо таки разрывалось.
Когда она выполнила все намеченное в Нью-Йорке, то поняла, что у нее осталось одно неотложное дело — Пол. Они не виделись очень давно — целых полгода, и Хоуп остро захотелось поговорить с ним. Она набрала ему на мобильный. Пол, оказывается, находился в Германии, где испытывали какую то новую методику лечения паркинсонизма, и собирался пробыть там еще некоторое время. Хоуп пожалела, что им не удастся увидеться, но они договорились встретиться осенью.
Она встретилась с Марком Веббером, и тот сразу заметил, какой у нее измученный вид. В телефонных разговорах Хоуп уверяла Марка, что она абсолютно счастлива, а он только этого ей и желал. Но при личной встрече Хоуп не показалась ему счастливым человеком — во всяком случае, не настолько, как она пыталась его уверить. Безжалостность, с какой Финн набросился на нее после выкидыша, не прошла для нее даром. Ей и без того было тяжело — и физически, и морально, — а жестокость любимого человека лишала ее всяческой опоры. За те полгода, что они вместе, Финн впервые позволил себе такое обращение, и в их отношениях в первый раз возникла трещина.
Марк устроил ей несколько заказов на осень, но Хоуп не могла решить, браться ей за них или нет. Финн вряд ли позволит ей снова лететь в Нью-Йорк. После случившегося Финн, одержимый своим страстным желанием стать отцом, не даст ей возможности распоряжаться собой. И Хоуп впервые почувствовала себя неуверенно, она не знала, как ей поступить. Она одновременно и чувствовала себя виноватой, и в то же время страшилась еще одной неудачи.
В Нью-Йорке Хоуп сходила к своему гинекологу, и ей снова было сказано, что надо выждать, прежде чем предпринимать новую попытку. Врач ей также сказала, что выкидыш мог произойти независимо ни от чего, даже в том случае, если бы она вообще не вставала с постели. Но после всего, что ей наговорил Финн, Хоуп все равно чувствовала за собой вину и была в депрессии. Она уже решила отложить свадьбу до декабря, поскольку необходимость спешить с бракосочетанием отпала. В таком подавленном состоянии она не могла готовиться к свадьбе.
Хоуп только успела закончить работу, как в Нью-Йорк прилетел Финн, что явилось для Хоуп полной неожиданностью. Теперь настроение у него было получше, он был с ней трогательно нежен. Хоуп старалась избегать разговоров о выкидыше, но Финн несколько раз заговаривал о том, что надо на обратном пути показаться той докторше в Лондоне, которая их консультировала в прошлый раз. Он был решителен и настойчив, а Хоуп еще слишком слаба и подавлена, чтобы спорить и сопротивляться, так что в конце концов она согласилась. Легче было сказать «да», чем спорить. Июль и август они собирались провести на Кейп-Коде, пока рабочие приводят Блэкстон-хаус в порядок. Хоуп надеялась, что к концу лета она окрепнет и оживет, а значит, все будет не так мрачно и безнадежно. Пока же ее организм еще не оправился от гормональных перемен после трех месяцев беременности и от большой кровопотери. А реакция Финна, его обвинения и нескончаемые упреки заметно повлияли на ее эмоциональное состояние. То, как Финн повел себя, разительно отличалось от его неизменно нежного к ней отношения, к которому Хоуп привыкла за эти шесть месяцев. Она терпеливо ждала, когда Финн успокоится, и верила, что это произойдет скоро.