По волчьему следу
Шрифт:
– Ну…
– С огорода сбегчи, - подсказал Панька. – А то вечно тут поли, и там поли, и еще воды натаскай…
– Скотину опять же напоить надо. Курам сыпануть. Курятник почистить…
– Ага, в коровнике…
– Это у вас коровник…
– Мальчики? – на голоса в коридор выглянула женщина, и Бекшеев даже не удивился этой встрече. Точно, Елена. Мазаева Елена.
Та, у которой брат пропал. И увидев Бекшеева она смутилась. Сейчас, в строгом костюме, пусть тоже старом, полинявшем, с волосами, зачесанными
И болезненней.
– Доброго дня, - сказал Бекшеев. – Извините за беспокойство, но, кажется, мне нужна ваша помощь. Мне сказали, что в школе есть карты. И планы города.
– Есть… здесь, в библиотеке.
Она посторонилась и, чуть нахмурившись, сказала:
– Идите домой. Вам еще домашнее задание делать. Они хорошие мальчики. Только совсем не об учебе думают. Дети их возраста, к сожалению, совсем о ней не думают… они как бы… не знаю, старше? Те, которые в школу пошли, да… а они…
– Они не выглядят такими уж взрослыми.
– Не выглядят, - согласилась Елена. – Панасу четырнадцать. Гансу – пятнадцать.
– Ганс?
– Он не любит свое имя. Его родители давно переселились в Бешицк, задолго до войны… жили… община была большой. Культуру сберегали, память.
А потом случилась война. И стало не до культуры и памяти.
– Их расстреляли, - закончила Елена. – Как предателей. Родители успели отдать Ганса соседям. И те приняли, как своего. Он их и считает отцом с матерью, хотя знает, что не родной по крови… хотя да, когда пришли, то…
Тем, кто жил в городе и был своим, пусть и чужой крови, пришлось нелегко.
– Они не выглядят на свой возраст.
– Многие не выглядят на свой возраст, - Елена грустно улыбнулась. – Война… и еды не хватало. Сильно. Вот и не росли. И сейчас тоже. Будто внутри что-то остановилось… но это так… карты… карты вам какие?
– А какие есть?
Бекшеев осмотрелся.
Библиотека? Громко сказано. Скорее уж кабинет с одним узким и длинным окном да полками. На полках – книги. Большие и маленькие, толстые, тонкие, все как одна – старые. Явно клееные и переклееные…
– Разные есть, - Елена спрятала руки в подмышки. – Есть кое-что из старых. Планы города… с прошлого века начиная и до войны. Тут окраины пострадали. Горели дома, потом бомбежки тоже… уже на отступлении. Церковь в центре взорвали, и потом решили уже не восстанавливать, а перенести, построить большой собор. Так что от современных они отличаются. Я думала сделать с детьми проект. Большой. Рассказать, какой город был раньше. Фотографии собрать. Музей бы… но помещения нет. Тут и под библиотеку с трудом нашли… вы не думайте, есть еще комната. Здесь читальный зал, а книги – там…
– Несите, - сказал Бекшеев. – Все, что есть… если я вас не задерживаю.
– Нисколько. Я живу здесь, рядышком… квартира. Я ведь говорила, да? А вы… ничего… не узнали?
Она сжала кулачки.
И выдохнула.
– К сожалению, пока нет. Но… возможно вы встречали этого человека?
Бекшеев выложил рисунок.
– Да, - с некоторым удивлением произнесла Елена. – Это… знакомый брата. Кажется. Он к нам заходил пару раз. Наверное… тогда, правда, он был без бороды. Но… да, определенно. У него еще такая привычка, щуриться, как будто солнце ему в глаза светит… да. И голос простуженный.
Интересно.
Весьма интересно.
Глава 31 Высворка
Глава 31 Высворка
«Умение правильно разделать добытую дичь – одно из важнейших для охотника. Первым делом следует избавить тело от излишка крови, которая, застаиваясь в мышцах, окрашивает их в темный цвет и изрядно затем портит вкус дичины. Для этой цели опытный охотник вскроет крупные сосуды на шее зверя, однако не широкими надрезами, что испортят шкуру, но аккуратными небольшими проколами»
«Свежевание и разделка», статья в «Русском охотнике» за авторством некого Барановицкого Г.К., мещанина
Михеич ждал меня.
Я пришла затемно. Светало нынче рано. Да и рассветы весенние – скорые. Оглянуться не успеешь, как сизая зыбь истает под солнечным светом.
Пахло городом.
И навозом.
Людьми. Животные. Лесом – самую малость. И лес этот гляделся далеким, сказочным почти.
– Пришла, - Михеич выступил из тени.
Он был, как и вчера, космат и страшен, и разве что без тулупа своего, но в просторной куртке с гербовыми нашивками.
Широкие штаны.
Сапоги высокие. Через плечо – ружьишко…
– Пришла, - ответила я. И Девочка тоже тявкнула, вспугнув в кустах птицу. – Если не передумал.
– Передумаешь тут… всю ночь промаялся, - Михеич свистнул, и с другой стороны из зарослей высунулась косматая звериная харя. – И так гадал, и этак…
Он махнул в сторону леса и спиной повернулся. Мол, сама догоняй, если надо.
Надо.
Наверное.
И иду. Лес тут одичавший, если еще по самому краю хоженый-перехоженный, с вытоптанными тропками, к землянике ли, к грибным местам, то чем дальше, тем гуще он становился.
И темнее.
Но Михеичу темнота не помеха. Да и мне тоже. Ступаю мягко. И ноздри щекочет запах прелой прошлогодней листвы…
– И до чего додумался? – задаю вопрос.
– Ни до чего… тут же ж… я искал. Когда вернулся. Хоть кого найти надеялся. Все думал, не могли ж они всех вот… чтоб совсем всех не могли. Может, детишек пожалели… передали куда. Или спрятали.