По законам ненависти
Шрифт:
Это слово словно было кодовым, едва оно прозвучало, представление закончилось.
– Для контраста нам надо с русскими пообщаться, – заявил таксисту Сергей.
Он намеренно не сказал: «С российскими миротворцами», знал, что такое словосочетание резанёт слух албанца не хуже, чем скрип несмазанных дверных петель.
– Зачем? – удивился таксист. – Разве вы недостаточно видели?
– Как «зачем»? – Комов сделал вид, что удивлён таким вопросом. – Я-то всё превосходно видел, теперь надо, чтобы увидели наши зрители. Вы не пускаете русских в свой город. Плакаты в руках албанцев мы сняли, теперь надо снять и тех, к кому эти плакаты обращены.
Его немного раздражало то, что он должен кому-то объяснять, что намеревается сделать, но ведь албанец не из праздного любопытства лез с расспросами. Сергей с удовольствием послал бы этого таксиста куда подальше, вот только возможность такая появится, когда они пересекут речку, разделяющую албанский и сербский сектора Косовска-Митровицы.
Таксист, судя по его физиономии, не понял большую часть сказанного, но сказал:
– Хорошо.
– Вы в машине оставайтесь, – сказал ему Комов. – Мы свою работу закончим и вернёмся.
Оглянувшись, Сергей увидел, что водитель смотрит им вслед. Он явно нервничал, как бандит, приставленный следить за Шараповым, когда тот купил билет в кинотеатр и на несколько минут освободился от слежки.
Написанные в спешке, когда миротворцы только ещё получили приказ выступать из Боснии, буквы на бортах машин нарисовали почётче, время-то было. Солдаты отдыхали, они вообще не обратили бы никакого внимания на съёмочную группу, если бы Комов не сказал им правду.
– Русские!.. – восторженно выдохнул один из миротворцев.
Он бросился к журналистам обниматься.
– Осторожнее, ребята, а то водила подсматривает, а нам ещё обратно возвращаться по территории, которую албанцы контролируют, – попросил Сергей.
Несколько месяцев назад он заехал в один из полков 201-й дивизии, расквартированной по всему Таджикистану. Возвращаться пришлось под вечер, когда уже стемнело. До Душанбе было километров сто, не меньше.
– Опасно на дорогах, – сказал командир полка Комову. – Мало ли кто напасть может. Район здесь неспокойный. Может, останетесь?
– Не могу, – развёл руками Сергей.
Его самолёт ночью должен был улетать в Москву.
– Ладно, – сказал командир полка. – Сейчас что-нибудь придумаем.
И действительно придумал. Всю дорогу позади машины Сергея двигался БТР, на броне которого сидело отделение солдат, выглядевших очень колоритно: в руках автоматы, на головах – чёрные банданы, как у пиратов.
Внезапно из темноты возник опущенный шлагбаум и несколько таджикских милиционеров возле него. Вряд ли они замышляли что-то плохое, останавливая машину Комова. Максимум – планировали оштрафовать, ведь не каждый день по этой дороге ездят иностранные журналисты.
– Посмотри, что позади меня едет, – сказал Сергей милиционеру, показывая рукой в темноту.
Милиционер различил очертания приближающегося броневика, увидел солдат, сидевших на нём, и тут же открыл шлагбаум.
Никто больше не останавливал машину Сергея на той таджикской дороге. Потом Комов записал интервью с этими солдатами и сфотографировался с ними на фоне БТРа…
Но миротворцы не могли дать им в сопровождение ни одной из своих машин. Единственное, что могли предложить – остаться до тех пор, пока кто-то из них не поедет в Сербию, или хотя бы в Косовска-Митровицу, но прежде чем это произойдет могли пройти недели. Комова это никак не устраивало. Значит, придётся возвращаться с любопытным таксистом-албанцем.
Россияне стояли на отшибе местной цивилизации, и Сергей подумал, что, возможно, где-то неподалеку здешний мир заканчивается, и тонны воды, наполняющей русла рек, устремляются в бездну, где ворочаются три кита, на спинах которых едва держится плоская, а не круглая Земля. Вот только киты эти – человеческие зависть, жадность и подлость – рано или поздно Землю всё равно развалят на куски. Потом эти куски зацепятся за панцири черепах, которых тоже зовут Подлость, Жадность и Зависть, снова разломятся… Кончится всё тем, что Земля окажется размолотой в песок, а сумевших выжить в бесконечной грызне людей поглотит водоворот, спасения из которого не будет.
Комов закурил, протянул пачку миротворцам, окружившим его, она пошла по кругу и быстро опустела. По тому, как жадно затягивались солдаты, Сергей понял, что у них проблемы с куревом.
– Сигарет мало, – подтвердил один из миротворцев. – Приходится экономить. Мы же сидим тут, на точке, и никуда отойти не можем. В город – нельзя, а магазинов поблизости никаких нет.
Комов представил, что будет, если кто-то из солдат пойдёт в город. Нападут на него. Он порылся в сумке, там нашлась ещё одна нераспечатанная пачка сигарет, а у Игоря оставалось всего несколько штук. Они протянули свои запасы миротворцам.
– Вот. Больше нет ничего, – сказал Сергей.
– Спасибо! Вы-то как без курева обойдётесь?
– До Косовска-Митровицы потерпим. У нас там водитель-серб остался. У него есть сигареты, – пояснил Игорь.
– Может, вы есть хотите? Можем быстро кашу организовать.
– Каша, это хорошо! – улыбнулся Комов.
Когда сидишь с котелком в руках и поскрёбываешь алюминиевой ложкой по донышку, счищая остатки каши, почему-то всегда приходят воспоминания о доме…
Албанский таксист, раньше такой словоохотливый, теперь молчал, насупившись. Он украдкой поглядывал на своих пассажиров – наверняка, догадался, что его оставили в дураках, и теперь придумывал, как отомстить.
Его косые взгляды Комова раздражали. Было такое ощущение, что в салоне «мерседеса» сгущается недобрая атмосфера. Несколько раз таксист тормозил, останавливал проезжающие мимо машины, о чём-то разговаривал с их водителями. Что уж он там говорил, было непонятно, но люди, с которыми общался албанец, начинали недобро коситься на журналистов.
– Не нравится мне всё это… – прошептал Игорь во время очередной остановки. – А у нас даже оружия нет. Нож и тот в моей сумке. Может, достать?
– Достань, – серьёзно ответил Сергей, наблюдая за переговорами таксиста.