По законам звездной стаи
Шрифт:
Дима носился по квартире, стараясь как можно скорее убрать последствия вчерашней стихийной вечеринки. В голове били в колокола буддийские монахи, похихикивая над его страданиями, руки тряслись, вещи падали на пол. В коленях притаилась ватная слабость, настойчиво зовущая куда-нибудь поближе к горизонтальной поверхности с мягкими подушками и теплым одеялом, грызли кишки гремлины, алчные и злобные…
И зачем он вчера так надрался?
Дима схватил тарелку с недоеденным месивом, помчался с нею на кухню, но не вписался в поворот и врезался в стену. На свежевыкрашенной бежевой поверхности расползлась жирная томатно-кровавая клякса. Тарелка прощально дзынькнула и развалилась на куски. Тьфу, зараза…
Уныло оттирая соус, Дима напрягал лоб, вспоминая, осталось ли в холодильнике пиво? Сегодня ему предстоит встречаться с очередными инвесторами, а у него такой вид, будто на нем всю ночь пахали, боронили, а потом еще и асфальт укладывали. Нет, пора с этим делом завязывать. Люксенштейн и так в последнее время недоволен…
Как это тяжело – становиться звездой! Каждое утро бежать на уроки по вокалу…
Педагогом была рыжеволосая носатая еврейка, однажды представлявшая страну на важном конкурсе, но провалившаяся из-за плохой песни. Надо признать, свое дело она знала и денежки отрабатывала по полной программе. За короткое время она сделала с его голосом что-то невероятное: теперь Дима мог влет брать три октавы, не прерываясь, не уставая и даже не напрягаясь. Педагог ставила ему голос, не обращая внимания на нытье и просьбы передохнуть, орала и устраивала скандалы, когда он пробовал увильнуть от занятий, и сразу же звонила Юрию, не стесняясь пожаловаться на нерадивого ученика. Люксенштейн прилетал на квартиру, злой как черт, орал, однажды даже влепил Димке пощечину.
– Ты чмо, урод неблагодарный, – вопил он. – Знаешь, сколько в тебя денег вбухано? Знаешь, под каких людей мне пришлось прогибаться?
Димка подвывал от боли и унижения и тащил Юрия в койку, надеясь там замолить грехи, хотя это
Огорчало отсутствие денег. Люксенштейн давал своему подопечному не так уж много. С работы Дима уволился сразу, как только подписал контракт, а теперь не знал, как заработать. Впрочем, прежней работы ему было не жаль. Что это за должность – ночной сторож, если он уже без пяти минут звезда?! Выступать по клубам Юрий не разрешал и вообще приказал нигде сильно не светиться. А что значит – «не светиться»?! Никуда не ходить и сидеть дома, как Егор?
Пока они жили вместе, проблем не было. Егор забивал холодильник продуктами, одалживал деньги, никогда не заикаясь о возврате. Дима уходил веселиться в клуб, Егор оставался дома: работал, смотрел телевизор, много читал.
– Неужели тебе не хочется где-нибудь потусить? – недоуменно спрашивал Дима, укладывая гелем непокорные вихры. – Что это за жизнь, если ты не развлекаешься?
Егор отрывался от книги;
– А что там может быть интересного? Я в клубы хожу работать. Если хочется потанцевать и выпить, я там же и остаюсь. Моя профессия предполагает постоянное общение с людьми, большей частью незнакомыми. Всех нужно разговорить, проникнуться, стать лучшим другом, иначе они не скажут тебе ничего интересного… Я, бывает, за вечер так «наотдыхаюсь», сил нет до подушки дойти, а еще статью писать… Нет, Димася, ты уж как-нибудь без меня…
– Но ты все время валяешься и читаешь, – возразил Дима. – Вчера читал, сегодня… Чего в этом может быть интересного? Лучше телик посмотреть. Мне вчера кучу дисков принесли…
– Дим, при хорошей фантазии книга куда лучше кино, потому что у тебя в голове вертятся свои картинки, – ответил Егор, и в голосе его почудилось легкое раздражение. Дима присел рядом и, перевернув книгу, посмотрел на обложку.
– Соммерсет Моэм. «Театр»… И что? Это интересно?
– Очень.
– Про что?
– Про актрису. Попробуй сам почитать, тебе должно понравиться.
– Да ну на фиг, – отмахнулся Дима и снова подошел к зеркалу. – Блин, прыщ выскочил… Что делать, блин… на самом видном месте…
– Выдави, – равнодушно посоветовал Егор.
– Да ну, потом красное пятно будет…
– Тогда красиво декорируй синей изолентой.
– Да, – проныл Дима, – хорошо тебе! Вон, с собой ничего не делаешь, помылся, волосы ладонью пригладил – и как с картинки. Вот как тебе это удается?
– Холод, голод и крем «Ромашка» – вот рецепт моей красоты, – буркнул Егор уже с заметным раздражением. – Димка, отстань, дай отдохнуть спокойно.
– Злой ты, – надулся Дима. – Уйду я от тебя.
– Адьёс! – помахал рукой Егор и углубился в чтение.
Дима вздохнул и отправился в ванную. Ликвидировав прыщ, он помахал Егору рукой и удалился на вечеринку.
Беззаботная жизнь затягивала все сильнее. Новые друзья и подруги находились сами собой. Несмотря на просьбы Люксенштейна не рассказывать о новом проекте, Димка болтал языком направо и налево. Новые знакомые охотно попивали за Димкины деньги, кивали головой, но не очень-то верили. Приходилось доказывать свою правоту. Часто вся компания заваливалась в квартиру часов в пять утра. Егор выползал из своей комнаты, невыспавшийся и злой, вяло знакомился с новоприбывшими, сидел с ними часа два, а потом уезжал на работу. Гости, часто такие же лимитчики, как и Дима, не имея своего угла, предпочитали зависать на квартире как минимум до обеда, выжирали холодильник. Потом вся толпа снова неслась на вечеринки…
Егору эта вакханалия быстро надоела. Прожив с Димой в одной квартире чуть больше месяца, он съехал на свою прежнюю квартиру, оставив короткую записку. Поначалу отсутствие приятеля никак не отразилось на жизни. Дима продолжал веселиться, умудряясь при этом ездить на репетиции. Но, черт побери, как это все было долго: запись в студии, фотосессии, танцы по расписанию! А душе хотелось совсем другого. Дима представлял себя на сцене, в лучах прожекторов, продюсер же процесс подготовки к триумфу затягивал до бесконечности. Судя по всему, на сей раз Люксенштейн решил не идти по проторенной дорожке, раскручивая «поющие трусы», а готовил проект, который должен взорваться, как бомба. Дима этого не понимал и, поскуливая, спрашивал: когда же он, наконец, выйдет на сцену?! Люксенштейн отмалчивался или грубо велел подопечному не лезть не в свое дело, запрещал курить, пить и жрать сладкое.
Сладкое Дима и без того не любил, но молодая душа бунтовала, а нерастраченный талант требовал выхода. Не вынося ограничений своей свободы, Дима прогуливал занятия по вокалу и хореографии, иногда случались и более неприятные казусы.
Вот и сегодня он обнаружил, что его новая шикарная дубленка бесследно испарилась вместе с ночными гостями. Пропал кошелек, смартфон и подаренная Юрием золотая цепь. Походив по квартире, Дима убедился, что почти весь его новый гардероб гости вынесли в его же сумке. Он пришел в ужас. Вечером ему предстояло спеть две песни перед спонсорами в закрытом клубе, выступая на разогреве у подзабытой звезды диско восьмидесятых годов из США. Но ехать на ответственное мероприятие было не в чем. Натянув старые джинсы и раскопав в шкафу пакет со старой осенней курткой, Димка полетел к Егору, надеясь, что застанет его дома. Только в метро, где он потратил почти последние деньги, он подумал, что надо было позвонить. Да, смартфон со всеми телефонами украли, но домашний телефон он еще помнил!..
Дверь подъезда была новой, с блестящим кодовым замком, видеокамерой над входом и домофоном. Дима потыкал по кнопкам, надеясь, что сейчас его впустят внутрь, но в квартире Егора никто не отозвался.
Дима злобно выругался. Ну да, Егор же теперь работает на телевидении, пропадает там днями и ночами, недавно вел новогоднюю дискотеку, куда так хотел попасть и он, Димка, уже в качестве артиста…
Что теперь делать?
Поехать больше не к кому, да и денег нет. Наизусть телефон продюсера он не знал, впрочем, обращаться к Люксенштейну было страшно: убьет, когда узнает, что Димку обокрали его же дружки. Ребята из «Тротила» на гастролях не то в Ижевске, не то в Череповце… впрочем, это неважно. Их номера тоже остались в украденном смартфоне. В горле предательски запершило. Дима часто задышал, стараясь справиться с волнением. Коленки тряслись от злости и страха. Если он сегодня не появится в клубе, Люксенштейн выбросит его на улицу, как оплешивевшего щенка, не оправдавшего ни вложенных в него средств, ни ветвистой родословной…
– Привет, – послышался за спиной удивленный голос. – Чего это ты тут делаешь?
«Только этого мне не хватало», – подумал Димка и обернулся.
Позади, нагруженная какими-то пакетами, стояла Марина. Она оглядела Диму с ног до головы, и на ее круглой физиономии явственно отразилось злорадство. Линялые штаны, куртка, которую он покупал еще в прошлом году и по недоразумению не выбросил… О да, она помнила эту куртку! Марина наверняка решила, что продюсер избавился от Димки и он вернулся туда, где его никто не ждет.
– Привет, – по возможности беззаботно сказал он. – У вас тут новая дверь, я смотрю. А я к Егору пришел.
– А его нет, – весело сказала Марина.
– Откуда ты знаешь?
Вместо ответа она ткнула пальцем в асфальтированный пятачок у дома, где ровным рядком стояли авто разных мастей и цветов.
– Его машины нет. Ну, как там поживает наш российский шоу-бизнес? Когда мы уже наконец услышим твои золотые хиты?
– Скоро, – буркнул Дима. – Ты телефон Егора знаешь?
– Знаю, – хохотнула Марина. – А что?
– Одолжи телефон, мне надо срочно с ним связаться.
– А я по пятницам не подаю, – хихикнула она, но глаза были злыми.
Марина придвинулась ближе и подергала рукав Димкиной куртки:
– А чего это ты так странно одет? Ба, какое ретро… Кажись, мы этой куртейкой еще на старой хате укрывались. Золотые были денечки, да, Димася? Жили вместе, спали вместе, последним куском делились. А потом Димочка нашел себе продюсера, а меня, бедную-несчастную, бросил в квартире, за которую по нелепой случайности, разумеется, забыл даже заплатить…
– Марин, дай телефон, – вежливо попросил Дима, хотя внутри уже бурлила смешанная с гневом кровь.
Но Марина его не слушала.
– И дружок его хорош. Вместе с ним съехал… Правда, он вернулся быстро, зато с новой кралей, дылдой патлатой. Теперь на телевидении пропадает, в гости не зовет, совсем зазнался… А как что случись – мы к Мариночке бежим, да, Дима?
– Я не к тебе пришел, а к Егору, – разозлился Дима. – К тебе бы я никогда не пошел. Вспомни, как ты меня из дома гнала, хотя эту квартиру я нашел, как я на лестнице ночевал, на холодном полу, пока ты с хачиками трахалась!
– А тебе от этих хачиков ничего не перепадало? – заорала Марина и швырнула пакеты на землю. В целлофане что-то хрустнуло, но она не обратила на это внимания. – Кто потом по холодильнику шарил? Да ты за все время поесть ни разу не купил!
– Зато я за квартиру платил! – завопил Димка, не видя, что на них уже оборачиваются прохожие, с любопытством придвигаются поближе к скандалу местные старушки, опасливо останавливаются дети. – Ты частенько «забывала» в баночку денежку положить!
Струя воздуха попала не в то горло. Димка закашлялся и согнулся пополам. Марина злобно фыркнула, подняла пакет и пошла к дверям. Из пакета текла какая-то мутная струйка, но девушка этого не замечала.
– Дай телефон, – попросил Дима. – Пожалуйста.
– Ты же к Егору шел? – округлила брови Марина в деланом удивлении. – Вот к нему и пи…уй. Давай! К Останкино прямо и направо. К утру будешь на месте.
Марина приложила к замку электронный ключ. Замок по-журавлиному закурлыкал, дверь открылась. Девушка сделала шаг внутрь.
– Марин, погоди, – заныл Дима. – Ну, прости меня, я не хотел тебя обидеть! Я в дурацкую историю попал. Мне помощь нужна…
Марина, приостановившаяся было на пороге, сделала шаг внутрь и начала закрывать дверь, чуть медленнее, чем требовалось.
– Хочешь, я тебе устрою встречу с Люксенштейном прямо сегодня? – крикнул Дима.
Дверь замерла. Марина высунулась наружу, как мышь, готовая в любой момент юркнуть в норку.
– А разве ты сейчас можешь? – недоверчиво спросила она. – Он же тебя выгнал…
– С чего ты взяла?!
– Ну… – Марина неопределенно махнула рукой в сторону Димки. Тот оглядел себя с ног до головы и чертыхнулся.
– Ай, да меня обокрали просто… тут такое дело…
Дима вкратце объяснил, как проснулся сегодня дома без денег, вещей и телефона. Марина слушала, хмурясь и кусая губы.
– Я сегодня должен быть на встрече в загородном клубе, – пояснил Дима. – Времени мало. Я должен петь для потенциальных спонсоров. Попрошу Юру, может, он разрешит и тебе спеть. Но даже если не разрешит, хоть познакомишься с ним, кассету дашь ему, или что там у тебя… диск… Только скорее решай, часики тикают…
– Егор-то тебе зачем? – подозрительно спросила девушка.
– Денег занять. Не поеду же я туда в таком виде.
Марина ненадолго задумалась, а потом снова потянула на себя дверь.
– Ладно, жди тут, я сейчас.
– Дай телефон, я хоть ему позвоню, – взмолился Дима.
– Погоди пять минут, я отнесу продукты, возьму гитару, и поедем вместе…
– Да какая гитара! – заорал Димка, уже не беспокоясь, что его могут услышать прохожие. – Тут время на секунды идет. Это же за городом, туда ехать надо часа два! А еще к Егору пилить через всю Москву! Тебя что, карьера заботит или продукты?
Марина с сомнением посмотрела на пакет, а потом, недолго думая, засунула его в урну. Димка перевел дух. Девушка вытащила из кармана недорогой сотовый и набрала номер Егора.
– Да, Марин, – послышался в трубке его недовольный голос. – Говори быстрее, я занят…
– Это я, – заорал Дима и вырвал телефон у Марины. – Гош, долго рассказывать, меня обнесли, а сегодня встреча. Я тебя умоляю, займи мне денег… Много, Гош, мне…
Марина многозначительно кашлянула.
– … Нам надо сменить одежду. Да, выступить. Буквально до утра, завтра я тебе все верну… Да, да, хватит. А куда? Хорошо, мы едем.
Дима повернулся к нервно гарцующей на месте Марине.
– Он не может к нам подъехать, программу снимают в Лужниках. Поехали, он нас подберет по дороге.
– Димочка, только мне обязательно еще надо в салон красоты, – запричитала Марина. – Мы успеем?
– Егор нас подвезет немного, – рассеянно сказал Димка. – А там видно будет. Успеем, хорошо, не успеем – переночуешь у меня, все равно после выступления Люксенштейн в мою квартиру поедет…
Вспомнив, в каком состоянии находится его квартира, Дима вздохнул. Все-таки, когда Егор жил с ним, и о продуктах не надо было заботиться, и пыль вытирать. Егор беспорядка не выносил и всегда прибирался после гостей, пусть даже незваных.
Схватив Марину за руку, Дима побежал к метро. Девушка с трудом успевала за ним, задыхаясь и скользя на мерзлом обледенелом асфальте.
Вот оно как бывает…
Не думала не гадала, а судьба повернулась лицом, да еще и улыбнулась, как известный шоумен, знаменитый не столько ролями, сколько лошадиными зубами. Конечно, плохо, что она такая растрепанная, непричесанная и не накрашенная, но хорошее платье все скроет, а волосы можно просто распустить… естественность нынче в моде. Расталкивая людей на эскалаторе, Марина неслась за Димой, прокручивая в голове тексты собственных песен. Да, пожалуй, она споет «Песок времен», «Колыбельную» – душевные и печальные песни, хорошо раскрывающие ее данные. А если попросят что-нибудь повеселее, можно «Весну» и «Любовь под луной»…
На платформе Димка как-то растерялся и заметался на месте. Он странно оглядывался по сторонам, точно не зная, в какую сторону им ехать. Марина потащила его влево.
– В Лужники туда! – крикнула она.
Из тоннеля донесся приглушенный рев. Толпа приготовилась к штурму. Электричка остановилась на краю, выплюнув из чрева суетливый рой пассажиров. Ожидавшие на станции бросились в бой. Марину внесло потоком внутрь и затолкали в дальний угол. Придавленная тучной бабулькой со стойким запахом чеснока из беззубой пасти, Марина морщилась и вертела головой, разыскивая Димку.
– Что ты вертишься, как вошь на гребешке, – разозлилась старуха.
– Отъ… сь, калоша старая, – грубо ответила Марина, вытягивая шею, вглядываясь в глубь вагона. За стойкими рядами пассажиров Димки не было видно. Он что, нашел свободное место и сел?..
– Нет, вы смотрите какая хамка! – возмутилась бабка. – Ишь, проститутки, понаехали тут, дыхнуть от вас невозможно!..
– Осторожно, двери закрываются, – бесстрастно объявил анонимный женский голос. – Следующая станция Кропоткинская…
Двери зашипели и закрылись. Марина переступила, отдавила бабке ногу, но прежде чем та зашлась в визгливой, похожей на лай простуженной собаки брани, посмотрела в окно.
Димка стоял на платформе, наполовину скрытый колонной, и смотрел прямо ей в глаза. Когда он понял, что девушка его заметила, усмехнулся и издевательски помахал ей. Марина охнула и сунула руку в карман, но тут же вспомнила, что мобильный остался у Димы и позвонить Егору, чтобы узнать о месте их встречи, она не сможет.
Поезд влетел в черный зев тоннеля.
Марина прислонилась к щуплому, покрытому побитым молью сукном, плечу старухи и расплакалась.Стоя в темном зале перед стойкой микрофона, Дима умирал со страха.
Народу в клубе было немного. Людей с улицы сюда не пускали. Здесь, в зале с классическим интерьером, собирались известные политики, кремлевские чиновники, которым нужно было обсудить важные вопросы с предпринимателями, совсем недавно отучившимися говорить «чисто конкретно», носить спортивные костюмы на важные встречи и стричься наголо. Теперь за низкими лбами бизнесменов копошились пауки-мысли, что не все в Москве можно решить силой, пальбой и поножовщиной… Неприметный серый человечишка в деловом костюме, с портфельчиком, набитым важными бумагами, теперь был куда опаснее громилы с пистолетом, потому как за спиной серого клерка стоял мощный бюрократический клан взяточников, поддерживаемых силовыми структурами. На смену медлительным чиновникам старой закваски с барскими замашками, вальяжными манерами и привычкой прогибаться перед вышестоящими приходило поколение молодых крокодилов – алчных, хватких, с холодными глазами рептилий. Старые чиновники боялись генсеков, молодые плевать хотели даже на президента и его тень в виде премьера. Старые вкладывали деньги в особняки и бриллианты, молодые открывали фирмы и счета в офшорных зонах…
За столиком с Люксенштейном расположились двое: здоровый кавказец, на котором костюм сидел как на корове седло, и бледный мужчина лет сорока с нервным лицом и прозрачными пальцами. Кавказец лучился здоровьем, бледный мужчина выглядел так, словно готовился вот-вот отдать концы.
Кроме них, в зале никого не было.
– Юра, дарагой, – пробасил кавказец, – ты знаешь, я для тебя все сдэлаю, но зачем тебе эта бледная немощь? Опять малчишку подобрал. Собери дэвочек, блондинку, брунетку и рыжую – будет успех, глядышь, кагда-никагда и старика Ашота ласками порадуют… По очэреди, да?
Кавказец захохотал и стукнул Люксенштейна по плечу. «Бледная немощь» на сцене сглотнула и приготовилась упасть в обморок.
– Юрий Маратович, – мягко вмешался бледный мужчина, – я надеюсь, что ваш новый проект будет успешнее предыдущего. Мы уважаем ваши чувства, но Голицын – это же просто насмешка! Пора создавать артистов, за которых не будет стыдно, это и вам, и нам полезно. Откаты будут больше, объяснений меньше. Публика ведь не совсем идиотка сейчас. Сколько бы мы ни вкладывали денег в Голицына, залов он не собирал никогда. Это вам не Алмазов. Ашот где-то прав, возможно, вам следовало создать женский коллектив, это же проверенный вариант…
– За девчонками глаз да глаз нужен, – мягко возразил Люксенштейн. – Они толстеют, худеют, залетают, выходят замуж, состав приходится обновлять… Я решил создать звезду, которая будет моей вечной собственностью, будет заглядывать мне в рот и благодарить за все, что я для него сделал. И этот мальчик может стать таким. Конечно, он еще сырой, не умеет держаться перед камерами, кривляется не по делу, но я выбью из него дурь. Главное, у него есть потенциал затмить многих состоявшихся звезд! Молодой, привлекательный, талантливый – вот три составляющих успеха, плюс капиталы спонсоров. Мы уже заключили соглашение с Боталовым, а это многого стоит…
– С Боталовым? – нервно дернулся болезненный. – Только не говорите, что…
– Ну да, – отмахнулся Юрий. – Права на проект мы поделили поровну.
– Балшой риск, – предупредил Ашот. – Это сирёзный товарищ, такому палец дай, он всю руку откусит. Но чем черт нэ шутит… От нас чего хочишь?
– Мне нужны будут ротации в хит-парадах, – медленно начал Юрий. – Но сперва – лидирующее место в музыкальном конкурсе, не обязательно первое, но не ниже четвертого. Нужно чтобы песню крутили на радио каждый час, чтобы она в зубах застряла у всех, клипы по телевизору на каждом музыкальном канале, ну и участие его в различных развлекательных шоу-программах, где звезда танцует, дерется на ринге или кривляется в цирке…
– Сделаем, – спокойно кивнул болезненный и, написав на салфетке некую заоблачную цифру, передал ее Люксенштейну. Тот посмотрел на нее, скривился и зачеркнул один ноль.
Болезненный покачал головой.
– Поверьте мне, сильно стараться не придется, – веско сказал Юрий. – Этот мальчик – не Голицын. Его будут любить даже даром.
– Так пусть споет уже, – махнул рукой кавказец и зычным голосом приказал куда-то в темноту: – Начинайтэ!
Невидимый за небольшой сценой диджей нажал на пару кнопок, и в зал полилась музыка – обычный легковесный мотив попсовой песенки, без особого смысла и подтекста.
Со лба Димки градом тек пот.
«К черту всех! Я – лучший!» – подумал он и запел.Два последующих месяца Дима был очень занят – пропадал на студии, где записывал дебютный альбом. Люксенштейн был серьезен, но благодушен. Димку похваливал, но спуску не давал. За найденные сигареты ругал чуть ли не час, топал ногами, но быстро отошел. Глядя на успехи своего подопечного, Юрий понимал, что поставил на «правильную лошадку», которая скоро, галопируя, принесет ему главный приз.
Дима старался: репетировал до хрипоты, старательно выпевая ноты так, как требовала рыжеволосая бестия-преподаватель, не однажды лупившая ему по рукам линейкой. Больше времени ни на что не оставалось. Призрак сцены маячил прямо перед носом – оставалось лишь чуть-чуть поднажать…